Рекс Стаут - Игра в пятнашки

– Кто это сказал? – тут же отреагировал Эрик Хаг; он проскочил между Питкином и мисс Дадей и встал перед ними. Его голубые глаза прочесывали софтдаунский квинтет, пока он повторял свой вызов: – Кто это сказал?

Вулф велел ему сесть, но призыв остался без внимания. Я встал и двинулся к Хагу, его адвокат Ирби что-то ему кричал. Наверное, сам того не сознавая, я все-таки был на взводе из-за всего этого собрания, которое, казалось, никогда не закончится и никуда не приведет. И должно быть, на моем лице отразилось желание хорошенько двинуть кому-нибудь, хотя бы и Эрику Хагу, так как Вулф резко меня одернул:

– Арчи!

Его окрик привел меня в чувство. Я подошел к Хагу почти вплотную и велел:

– Давай назад! Мы договорились, ты не станешь вылезать, пока не получишь приглашение, если вообще получишь.

– Меня обвинили в убийстве!

– Ну и что с того? Чем ты лучше всех остальных? Если тебе здесь не нравится, возвращайся туда, откуда пришел. Садись, слушай и начинай подумывать о защите.

К нему подскочил Ирби, взял его за плечо, и статный, крупный бывший муж-мошенник позволил увести себя обратно на свое место.

Вулф снова взялся за Брукера:

– Вы сказали, что мистеру Хагу даже не надо было приезжать в Нью-Йорк, поскольку он мог нанять кого-нибудь для убийства бывшей жены. Какую важность вы придавали предположению, будто преступление совершено наемным убийцей?

– Даже не знаю. – Брукер нахмурился. – А это важно?

– Думаю, могло бы быть важно. Как бы то ни было, меня впечатлило ваше стремление заполучить подозреваемого в Венесуэле, в то время как в них не было недостатка и под рукой. Однако возникает вопрос: а зачем это понадобилось мистеру Хагу? Зачем ему потребовалось убивать?

– Не знаю.

– Кто-то должен бы знать. Мисс Дадей предложила мистеру Гудвину единственное объяснение: мисс Идз отрицала, что подписывала документ, или же мистер Хаг пришел к выводу, что жена собирается это отрицать, и потому решился ее убить. Объяснение наивное вдвойне. Во-первых, мисс Идз призналась, что подписала документ. Во-вторых, всего лишь на прошлой неделе предлагала через мистера Ирби выплатить мужу сто тысяч долларов в обмен на отказ от притязаний. И сразу же после этого мистер Хаг, чье самолюбие больно уязвлено, бросается в аэропорт, садится на самолет до Нью-Йорка и, прилетев сюда, убивает бывшую супругу, предварительно прикончив ее горничную, чтобы раздобыть ключ, а потом улетает обратно. Правдоподобно звучит?

– Нет.

– Тогда предложите что-нибудь более правдоподобное. Зачем мистер Хаг убил бывшую жену?

– Понятия не имею.

– Очень жаль, поскольку для вас простейший способ оправдаться – это предложить приемлемую замену. Есть у вас таковая?

– Нет.

– Еще что-нибудь сказать можете?

– Нет.

– Желаете как-либо прокомментировать сказанное о мисс О’Нил?

– Не желаю.

Взгляд Вулфа переместился влево.

– Мистер Квест?

За пятьдесят с лишним часов, прошедших с моего визита в корпорацию «Софтдаун» на Коллинз-стрит, у меня выдавались свободные промежутки, чтобы кое-что выяснить. И одно из моих открытий относилось к возрасту Бернарда Квеста: ему шел восемьдесят второй год.

Тем не менее это вовсе не означало, как в случае с Виолой Дадей, что если он и причастен к убийству Присциллы Идз, то, скорее всего, как заказчик, а не исполнитель. Несмотря на его седины и сморщенную кожу, я готов был поспорить, что он все еще способен подтянуться раз пять-шесть. Об этом свидетельствовали его взгляд, движения и осанка.

Квест заговорил тихим, но твердым голосом:

– За всю долгую жизнь мне довелось проглотить лишь две по-настоящему горькие пилюли. И это дело – одна из них. Я имею в виду не убийство, не насильственную смерть Присциллы Идз, хотя все это ужасно и достойно сожаления. Я имею в виду саму мысль, будто я, Бернард Квест, к нему причастен. И самое прискорбное, что ее допускаете не только вы – до вас-то мне как раз дела нет, – но и официальное следствие. – Он взглянул направо, на Питкина и мисс Дадей, затем налево, на Брукера и Хелмара, и, наконец, снова уставился на Вулфа. – Эти остальные – дети по сравнению со мной. Я в бизнесе вот уже шестьдесят два года. Из них тридцать четыре на посту руководителя отдела сбыта и двадцать девять – вице-президента. Мной и под моим руководством нашей продукции продано на четыре миллиарда долларов. В тысяча девятьсот двадцать третьем году Натан Идз назначил меня вице-президентом и пообещал, что однажды передаст мне солидный пакет акций корпорации. В последующие годы это обещание повторялось несколько раз, но так и не было выполнено. В тысяча девятьсот тридцать восьмом Натан Идз уведомил меня, что оговорил это в своем завещании. Я протестовал и к тому времени был уже достаточно обижен, чтобы перейти от слов к делу, вот только упустил время. Мой возраст приближался к семидесяти, и конкуренты больше не пытались меня переманить щедрыми посулами. Конечно, мне стало ясно: доверять обещаниям Натана Идза ни в коем случае нельзя, но я слишком долго выжидал, чтобы настоять на своем единственно действенным способом. Четыре годя спустя, в сорок втором, Натан Идз умер. Когда огласили его завещание, я понял: он вновь нарушил свое обещание. Я сказал, что проглотил две по-настоящему горькие пилюли. Так вот это и была первая. Вы можете, конечно, спросить, какая мне была разница – в мои-то годы? Я разменял уже восьмой десяток. Мои дети выросли, обрели свое место в жизни, свое счастье и находились на пути к успеху. Моя жена умерла. Я получал большое жалованье, даже выше своих потребностей. Ну и какая была бы мне польза от акций корпорации стоимостью три миллиона? Никакой. Совсем никакой. Возможно, вреда они принесли бы даже больше, чем пользы, не только мне, но и моей семье. Однако я решил прикончить эту девчонку, Присциллу Идз, тогда пятнадцатилетнюю, чтобы получить хотя бы часть из них.

– Берни! – ахнула мисс Дадей.

– Да, Ви. – Квест посмотрел на нее, кивнул и вновь повернулся к Вулфу. – Я не рассказал этого полиции. Не потому, что счел необходимым утаить, а просто потому, что не посчитал полицейских публикой, достойной подобных откровений. И вот час назад я осознал, что это было бы… Удовольствием? Нет, не удовольствием, но превосходной возможностью облегчить бремя. Ведь после восьмидесяти самое главное – облегчить свое бремя. – Вдруг он улыбнулся, но вовсе не кому-то из нас – он улыбался сам себе. – Мое чувство справедливости было оскорблено. Я знал, Натан Идз, получивший свой бизнес в наследство, очень мало способствовал его исключительному росту в ту четверть века, когда номинально являлся его главой. В основном этот рост был плодом трудов двоих человек – Артура Гиллиама, гения производства, и меня. Идзу пришлось отдать Гиллиаму десять процентов акций корпорации, чтобы удержать его, и теперь этим пакетом владеет дочь Гиллиама, миссис Сара Джаффи. Поскольку мне недоставало твердости Гиллиама, я ничего и не получил. И это финальное вероломство Натана Идза в отношении его завещания оказалось для меня последней каплей. Я решил убить Присциллу не ради выгоды. Подобное побуждение являлось бы рациональным, а мои мотивы были далеки от разумных. Я просто потерял всякую власть над собой. Должно быть, в самом деле обезумел. – Квест взмахом руки отмел эту мысль и продолжил: – Я решил ее задушить.