Рекс Стаут - Игра в пятнашки

Между присутствующими пробежал ропот, но он не обратил на это внимания.

– Мне было известно, что многих преступников выводят на чистую воду с помощью лабораторного исследования улик. И я принял самые тщательные меры предосторожности. Так, мне требовался кусок веревки, и я не один час размышлял, как безопаснее всего его раздобыть. У меня имелся дом в Скарсдейле, с двориком и гаражом. И конечно, там нашлось бы много всяких веревок, вполне пригодных для такого дела, но требовалась абсолютно неидентифицируемая. Думаю, я разрешил проблему весьма изобретательно. Я проехал по Бродвейской линии подземки до конца и отправился на прогулку. За полчаса я обнаружил две или три веревки, которые вполне подошли бы, но я был привередлив. Та, что в итоге устроила меня, нашлась на границе свободного участка, недалеко от тротуара… Кусок бельевой веревки длиной около трех футов. Никого не наблюдалось и в ста шагах, но я все равно проявил осторожность. Наклонился, как будто хотел завязать шнурок на ботинке, а когда выпрямился, в руке у меня уже была туго скрученная веревка.

Виола Дадей не выдержала:

– Берни, ты ведь сочиняешь на ходу?

– Нет, Ви, все это происходило на самом деле. Я тут же запихал веревку в карман и не доставал ее, пока не оказался один в своей спальне за запертой дверью. Я внимательно осмотрел веревку и с удовлетворением обнаружил, что она, хотя и грязная и кое-где потерлась, все же достаточно крепкая. Я прошел в ванную, хорошенько постирал ее в мыльной воде и отполоскал, но затем столкнулся с проблемой. Где же оставить ее сушиться? Конечно, не там, где ее могут обнаружить двое моих слуг или же кто-нибудь из гостей, ожидавшихся к обеду. Запирать мокрую веревку в ящике я не хотел. Да и вообще, эта мысль мне совершенно не понравилась. Поэтому, приняв душ, я обмотал веревку вокруг талии, после чего оделся к обеду. Мне было очень неприятно чувствовать ее на теле, но, оставь я веревку в любом другом месте, было бы еще неприятнее. Позже, когда гости разошлись, я, раздеваясь перед сном, размышлял еще над одной проблемой, причем не в первый раз. Надо ли чем-нибудь оглушить жертву, прежде чем набросить веревку ей на шею? Я считал весьма желательным применить только одно орудие – веревку, раз уж избрал такой способ. Сняв веревку с пояса, я стал набрасывать ее на различные предметы – ножку стула, книгу, подушку – и туго затягивать, но не сумел ничего выяснить таким образом. А мне необходимо было знать, насколько туго нужно затянуть веревку, чтобы жертва не могла дышать и кричать и быстро стала беспомощной. Поэтому я обвязал веревку вокруг собственной шеи, покрепче ухватился за концы и начал тянуть.

Слушатели не сводили с него глаз, когда он поднял кулаки к горлу и принялся медленно разводить их в стороны.

– Бог мой! – произнес кто-то.

– Да, – кивнул Квест, – но этим-то все и разрешилось. Никто не подоспел ко мне на помощь. Я просто пришел в себя, после того как упал на пол и пролежал голым несколько минут… не знаю, сколько именно. Не знаю я и того, что вызвало обморок: одно только психологическое напряжение или же затянутая на шее веревка. Но я твердо знаю: то был единственный раз в моей жизни, когда у меня в мозгу мелькнула мысль о самоубийстве. Нет, не когда я обвязал веревку вокруг шеи и затянул ее – тогда я точно об этом не думал, – а после того, как пришел в себя. Какую-то минуту в голове у меня было совершенно пусто. Я сидел на полу и таращился на веревку в руке – и вдруг все это обрушилось на меня, словно прорвало плотину. Я совершенно серьезно и осознанно планировал убийство – вот и веревка в доказательство! Или это был всего лишь кошмар? Я кое-как встал на ноги и доковылял до зеркала. На шее оставалась синяя борозда. Если бы в этот самый момент под рукой у меня оказалось какое-нибудь быстрое средство, скажем заряженный пистолет, думаю, я бы покончил с собой. Но ничего такого не нашлось, и я не свел счеты с жизнью. Позднее, ближе к утру, кажется, мне даже удалось заснуть… На этом все и закончилось. – Квест развел руками. – Десять лет поднос с этой веревкой, аккуратно скрученной, простоял у меня на комоде, где я видел ее по утрам и вечерам. Меня часто спрашивали, зачем она там лежит, но до сегодняшнего дня я не отвечал. Насколько я…

– Она все еще там? – спросил Вулф.

Квест удивился:

– Конечно!

– Она оставалась там постоянно?

Тут Квест всполошился. Челюсть его отвисла, и он сразу стал выглядеть лет на десять старше. Когда же он снова заговорил, интонация сделалась другой.

– Я не знаю, – пролепетал он, едва ли не потрясенно. – Я не был дома с утра понедельника, жил у сына в городе… Мне надо позвонить. – Он встал. – Мне надо позвонить!

– Вот, – сказал я, пододвинул к нему телефон и уступил свое место.

Он сел в мое кресло, набрал номер и после долгого ожидания сказал:

– Делла?.. Нет-нет, это мистер Квест. Прости, что вытащил тебя из постели… Нет-нет, со мной все в порядке. Всего лишь хочу кое о чем тебя попросить. Ты ведь помнишь тот кусок старой бельевой веревки у меня на комоде? Я хочу, чтобы ты сходила и проверила, лежит ли она там, как и обычно, как всегда лежала. Я подожду у телефона. Сходи проверь и скажи мне… Нет, ничего не трогай, просто посмотри, на месте ли она.

Он подпер лоб свободной рукой и стал ждать. На него никто не смотрел, так как все уставились на Вулфа, который снял трубку своего телефона и слушал. Прошло целых две минуты, когда Квест наконец поднял голову и произнес:

– Да, Делла?.. Вот как? Ты уверена?.. Нет, мне просто надо было знать… Нет-нет, я в порядке, все в полном порядке… Спокойной ночи. – Он аккуратно и твердо положил трубку и повернулся к Вулфу. – Я мог воспользоваться ею, мистер Вулф, вы правы, но вернуть ее на место у меня возможности не было, потому как я туда не возвращался. – Он встал, извлек из кармана кошелек с мелочью, достал два десятицентовика и один пятицентовик и положил мне на стол. – Звонок на четверть доллара с налогом. Благодарю. – Он вернулся к своему креслу и сел. – Думаю, мне лучше воздержаться от ответов на дальнейшие вопросы.

– Вы предвидели их, сэр, – пробурчал Вулф. – Неплохо задумано и великолепно исполнено, вздор это или же нет. Вам нечего добавить?

– Нет.

– Значит, вы еще и знаете, где остановиться. – Вулф повернулся направо. – А вы, мистер Питкин? Вас, часом, не осчастливил катарсис много лет назад?

Оливер Питкин в сотый раз шмыгнул носом. Почти два часа назад ему приготовили ржаной виски с имбирной газировкой, и он все еще мучил стакан.

Я ошибся в нем во вторник, когда подумал, что он всегда был и будет пятидесятилетним. Он уже прибавил по меньшей мере лет пять и как-то весь съежился. И теперь вместо аккуратного невзрачного коротышки стал в моих глазах неким подобием гигантского жука. Очевидно, Питкин где-то слышал, что, если желаешь произвести впечатление на собеседника, надо наклонить голову вперед, подбородком к груди, и смотреть на него из-под бровей, как это делает борец, принявший боевую стойку. Может, оно и было так, но не в его исполнении.