Рекс Стаут - И трижды был опущен занавес

– Насколько я помню, – сухо заметил Хефферан, – в протоколе указано, что я видел именно Киза.

– Забудьте об этом! – взмолился я. – Вычеркните из памяти. Очистите свое сознание, превратите его в пустышку, что не составит… – Посчитав конец фразы недипломатичным, я прикусил язык и взглянул на часы на запястье. – Уже девять минут восьмого. В то утро вы были верхом или на своих двоих?

– Верхом.

– Тогда вам пора в седло, чтобы соблюсти чистоту эксперимента. Проявим внимание к деталям… Скорее! Вон он едет!

Готов признать, этот казак знал, с какой стороны подойти к коню, и пулей взлетел в седло. Лично я за это время не успел бы даже вставить ногу в стремя, и теперь внимательно смотрел туда, где вот-вот должен был появиться всадник. Да и в лошадях, надо отдать ему должное, Хефферан тоже знал толк. Не зря полицейский восхищался конем покойного Киза: этот каурый конь и впрямь был очень хорош – стройный, но не костлявый, с горделивой посадкой головы, он двигался великолепным пружинящим аллюром. Я тщательно вглядывался, пытаясь различить лицо седока, но с такого расстояния это было невозможно. Я видел лишь синий жакет, желтые бриджи и сгорбленные плечи, но не более того.

Хефферан не издал ни звука. Когда всадник подъехал к концу открытого отрезка дорожки, я снова напряг зрение в надежде, что сейчас произойдет нечто важное, поскольку знал, что за поворотом он столкнется с четырьмя конными копами.

Однако все произошло очень быстро и неожиданно: среди тех вариантов, которые я проигрывал в уме, ничего подобного не значилось. Каурый скрылся из виду за поворотом, но не прошло и секунды, как он появился вновь, и на этот раз горделивой осанки у него не было и в помине. Проскакав галопом шагов десять, конь резко развернулся – видать, наезднику порядком поднадоела дорожка для верховой езды – и, совершив великолепный прыжок, свернул налево, на лужайку, и понесся дальше на восток, в сторону Пятой авеню. Одновременно в поле зрения появился квартет конных копов. Ну прямо бравые кавалеристы, совершающие марш-бросок! Когда они увидели, что сделал каурый, ноги их лошадей внезапно напряглись, проскользили футов десять по грязи, а затем изготовилась совершить тот же маневр и броситься в погоню по траве.

Из леска, мешавшего нам с Хеффераном видеть сарай, выбежала небольшая толпа, огласившая окрестности воплями разочарования. После этого мой спутник меня покинул. Сорвавшись с места, его лошадь скользнула бедром по моему плечу, из-под копыт полетели куски дерна – и Хефферан устремился вниз по склону, чтобы принять участие в погоне. С востока донеслись звуки выстрелов, и это подстегнуло меня. В тот момент я был готов отдать свое годовое жалованье – да что там жалованье, целое королевство! – за быстрого коня, однако за неимением такового пришлось бежать на своих двоих.

Я показал неплохие результаты по пути вниз с холма и до самой дорожки для верховой езды, но по другую сторону ее начался подъем, и мне, помимо всего прочего, пришлось огибать деревья и кусты, а также перепрыгивать через ограждения. Я бежал напрямик, не отклоняясь от намеченной цели в поисках попутных дорожек, поскольку с востока продолжал доноситься шум, в котором снова отчетливо прозвучали выстрелы. Забавно, но даже во время своего спринтерского забега я переживал за судьбу великолепного каурого коня и от души надеялся, что тот останется целым и невредимым. Наконец впереди показалась ограда парка, но я не увидел никакого движения, хотя с каждым новым шагом шум становился все громче и ближе. Прямо по курсу высилась окружавшая парк каменная стена, и я, не зная, с какой стороны находятся ближайшие ворота, подбежал к этой стене, взобрался на нее и замер, оглядываясь вокруг и пытаясь отдышаться.

Я оказался на углу Шестьдесят пятой улицы и Пятой авеню. В квартале от меня, у ворот парка, Пятая авеню была настолько забита, что движение замерло вовсе. Автомобили, в основном такси, накапливались по обе стороны перекрестка, и пешеходы подтягивались со всех направлений. Пассажиры вставшего автобуса спешили туда же. Над толпой возвышались лошади. Поначалу мне сгоряча показалось, будто их там чертова прорва, но на самом деле было всего шесть или семь, не больше. Все как на подбор гнедые, за исключением уже известного вам каурого жеребца. Я искренне обрадовался, увидев, что с ним все благополучно. Седло на кауром коне пустовало.

Я пробивал себе дорогу в эпицентр событий, когда меня схватил за руку некий субъект в полицейской форме, и провалиться мне на месте, если офицер Хефферан не пропел во все горло:

– Пропустите его, это Гудвин, помощник Ниро Вулфа!

Я с удовольствием поблагодарил бы Хефферана, но по-прежнему еще с трудом дышал после пробежки, так что воздуха на разговоры мне не хватало. Поэтому я просто двинулся дальше и вскоре удовлетворил свое любопытство, не тратя дыхание на расспросы.

Виктор Талботт, в синем жакете и желтых бриджах, по-видимому, также ничуть не пострадал во время бешеной скачки. Он стоял, даже не пытаясь сопротивляться, в окружении державших его за руки служителей закона. На чумазом лице Талботта застыло выражение крайней усталости.

– Вы будете рады услышать, – сообщил я Вулфу вечером того же дня, – что ни один из тех счетов, которые мы рассылаем своим клиентам, не придется направлять в окружную тюрьму. А то, согласитесь, могло получиться неловко.

Было начало седьмого, и Вулф как раз спустился из оранжереи. Перед ним уже стояло пиво. Я же сидел за пишущей машинкой, готовил счета к отправке.

– Бродик, – продолжил я, – заявил, что попросту купил эскизы, которые ему предложили, не зная, откуда те взялись, и, скорее всего, будет стоять на своем. Дороти пришла к соглашению с Полем и не собирается выдвигать обвинения. Что до нее самой, то, как вы и говорили, деньги теперь принадлежат ей, а потому Дональдсон решил не связываться с полицией. Саффорда и Одри нельзя судить только за то, что они отправились верхом прогуляться по парку и, не желая запутать следствие, не стали сообщать об этом в своих показаниях. Кстати говоря, если вам интересно, почему наши клиенты решили принять в свою компанию простого конюха, имейте в виду: Уэйн Саффорд вовсе даже не простой конюх. Он – кто бы мог подумать – владелец Академии верховой езды, так что Одри не прогадала… Возможно, они сыграют свадьбу сидя верхом.

– А потом, все так же в седле, разведутся, – хмыкнул Вулф.

– У вас сложилось стойкое предубеждение насчет брака, – упрекнул я его. – Между прочим, я и сам подумываю однажды рискнуть. Поглядите на Сола – человек стянут по рукам и ногам, наподобие палатки на колышках, и при этом совершенно счастлив. Да, кстати, о Соле. С чего это вы выбросили деньги на ветер, усадив их с Орри обзванивать нью-йоркских портных?