Филлис Джеймс - Неподходящее занятие для женщины [= Неженское дело] [litres]

Но у беглеца было преимущество. Выскочив за калитку, она обнаружила, что он оставил свой фургон всего ярдах в пятидесяти и с включенным мотором. Она продолжила погоню, уже зная, что не добьется успеха. Помочь ей могла лишь ее собственная машина. Она устремилась к ней, шаря на бегу в сумке в поисках ключа. Ни молитвенника, ни тетрадки на месте не оказалось, зато ключ его не заинтересовал. Она отперла дверцу, рухнула на сиденье и лихо вырулила на дорогу. Задние габаритные огни фургона мелькали в сотне ярдах впереди. Она не знала, на какую скорость способен фургон, но сомневалась, что ее крошке удастся с ним сравняться. Она нажала на педаль акселератора. На дороге с твердым покрытием расстояние между ними оставалось прежним. Потом дорога вильнула в сторону, и на какое-то время фургон исчез из виду. До пересечения с шоссе, ведущим к Кембриджу, оставались считанные метры.

Однако, еще не доехав до перекрестка, она услышала удар. Звук был так силен, что задрожали стекла ее машины. Руки Корделии вцепились в рулевое колесо, носок туфли впился в педаль тормоза. Она выскочила из машины и бросилась бегом к повороту. Ее взору предстало сияющее в свете фонарей шоссе. По нему уже метались фигурки людей. Проезжую часть перегораживал тяжелый трейлер, полностью заслонивший горизонт, подобно внезапно выросшей на пути баррикаде. Из-под его передних колес виднелся фургон, смятый, как детская игрушка. В нос ударил запах бензина, послышались женский крик и визг тормозов. Корделия медленно побрела к трейлеру. Водитель все еще сидел в кабине, глядя прямо перед собой с выражением полного отчаяния. Люди вокруг что-то кричали ему и размахивали руками. Водитель оставался недвижим. Некто в тяжелом кожаном плаще и защитных очках сказал:

– Это шок. Надо вытащить его оттуда.

Трое мужчин дружно выволокли водителя из кабины. Он появился на их вытянутых руках с согнутыми коленями, сведенными судорогой, как манекен, с руками, будто еще сжимающими громадный руль. Спасатели склонились над ним, как заговорщики.

Вокруг раздавленного фургона тоже сновали люди. Корделия просунула голову в центр. Время от времени в свете сигареты становились видны дрожащие руки и расширенные от ужаса глаза.

– Погиб? – спросила она.

– А вы как думаете? – лаконично произнесла личность в защитных очках.

Неуверенный девичий голос, перехваченный спазмом, спросил:

– Кто-нибудь вызвал «скорую помощь»?

– Да, да! Парень в «кортине» поехал к телефону.

Группа застыла в нерешительности. Молодой человек и девушка, жмущаяся к нему от страха, стали выбираться из толпы. Рядом притормозила еще одна машина. Сквозь толпу протискивался высокий господин. До Корделии донесся властный фальцет:

– Я врач. «Скорую» вызвали?

– Да, сэр, – прозвучал почтительный ответ. Люди посторонились, пропуская вперед профессионала. Он обернулся к Корделии, стоявшей рядом:

– Если вы не были свидетельницей аварии, юная леди, лучше уезжайте подобру-поздорову. Остальных прошу расступиться. Вы все равно ничего не сможете сделать. И потушите сигареты!

Корделия медленно пошла назад к машине, осторожно переставляя ноги, как пациентка, делающая первые шаги после долгой болезни. Она медленно объехала место аварии, прошелестев шинами по траве на обочине. Ее оглушили приближающиеся сирены. Когда она сворачивала с главной дороги, в зеркальце заднего вида взметнулся огненный фонтан, раздался женский крик, потом мужской возглас, потом общий вопль. Поперек дороги полыхнула стена огня. Врач опоздал со своим предупреждением. Фургон охватило пламя. У Ланна не осталось надежды выжить. Хотя он всегда был безнадежен.

Корделия сознавала, что ведет машину из рук вон плохо. Встречные машины пытались привести ее в чувство гудками и светом фар, а один водитель сбавил ход и разразился сердитой тирадой. Она съехала на обочину и заглушила мотор. Воцарилась тишина. Ее влажные руки ходили ходуном. Она обтерла их платком и положила на колени, чувствуя, что они живут отдельной от остального тела жизнью. Она не обратила внимания на шум тормозов. В окне появилось чье-то лицо. До нее донесся невнятный голос, старающийся звучать обворожительно:

– Что-то случилось, мисс?

Она ощутила запах спиртного.

– Ничего. Просто остановилась передохнуть.

– Разве такой хорошенькой девушке, можно оставаться одной?

Он взялся за дверную ручку. Корделия вынула из сумки пистолет и направила дуло ему в лицо.

– Заряжено. Уходите сейчас же, иначе я стану стрелять.

Прозвучавшая в ее голосе угроза испугала даже ее. Бледное мокрое лицо отшатнулось, челюсть отвисла. Доброхот попятился.

– Простите, мисс. Ошибка. Я не хотел вас оскорбить.

Корделия дождалась, пока машина скроется из виду, и включила зажигание. Нет, ехать она не сможет. Она вынула ключ из замка. На нее накатила волна усталости, ласковая, как благословение, которой не смогли противиться ни ее измученный рассудок, ни избитое тело. Она уткнулась лбом в руль и забылась.

Корделия спала крепко, но недолго. Она не знала, что заставило ее очнуться – то ли ослепительный свет фар проезжающего автомобиля, то ли подсознательный толчок, напомнивший ей, что отдых придется ограничить получасом, ибо этого минимума ей хватит, чтобы выполнить необходимое, после чего она сможет выспаться как следует. Она выпрямилась, с трудом превозмогая боль в натруженных мышцах и ощущая на спине засохшую кровь. Ночной воздух оставался таким же жарким и пахучим, как днем; даже вьющаяся впереди дорога казалась клейкой в лучах фар. Однако Корделию по-прежнему трясло, и измученное тело благодарно впитывало тепло от свитера Марка. В первый раз с тех пор, как она натянула его на себя, она разглядела, что он темно-зеленого цвета. Как странно, она не обращала внимания на цвет раньше!

Остаток пути она проделала, как новичок, впервые севший за руль, – оцепенев в кресле, пристально вглядываясь в дорогу и одеревенело двигая руками и ногами. Наконец впереди показались ворота Гарфорд-Ха-уса. В свете фар они виделись куда более высокими и пышными, нежели в первый раз. Ворота были закрыты. Она выскочила из машины, моля Бога, чтобы они не оказались запертыми на замок. Однако тяжелая задвижка поддалась под ее напором. Ворота бесшумно распахнулись.

В саду не оказалось других машин, и она оставила свою «мини» недалеко от дома. В окнах не было света, только во входной двери мерцал манящий огонек. Зажав в руке пистолет, Корделия, не постучавшись, вошла в холл. Несмотря на усталость, несравнимую с ее состоянием в тот день, когда она впервые увидела Гарфорд-Хаус, она воспринимала его сейчас гораздо отчетливее, не упуская ни единой детали. Холл был пуст, но в воздухе словно разлито ожидание, будто дому не хватало именно ее. В ноздри ей ударил все тот же аромат роз и лаванды, только на этот раз она поняла, что лавандовый аромат исходит от цветов в огромной китайской вазе на столике в углу. Ей с первого раза запомнилось громкое тиканье часов, теперь же она обратила внимание на их изысканный резной корпус. Она стояла посередине холла, слегка покачиваясь, с зажатым в опущенной правой руке пистолетом, и смотрела себе под ноги. Ковер был расписан геометрическим узором оливково-зеленого, бледно-голубого и малинового цвета, его мотивы отдаленно напоминали тени коленопреклоненных фигур. Стоя на таком ковре, трудно было самой не опуститься на колени. А вдруг это восточный молитвенный коврик?