Филлис Джеймс - Неподходящее занятие для женщины [= Неженское дело] [litres]

Мисс Лиминг отсутствовала всего несколько секунд.

Вернувшись, она услышала:

– Теперь мы должны действовать безупречно. Вы встречаете меня, когда я выхожу из кабинета. Я пробыла у сэра Рональда минуты две. Вы ставите рюмку с виски на столик и провожаете меня к выходу. Вы говорите… Что бы вы сказали?

– Он вам заплатил?

– Нет, за деньгами я приду утром. Жаль, что ничего не вышло. Я сказала сэру Рональду, что не хочу дальше раскручивать это дело.

– Это ваша забота, мисс Грей. С самого начала это было глупой затеей.

Они стояли в дверях. Внезапно мисс Лиминг повернулась к Корделии и, перестав притворяться, с жаром произнесла:

– Вам надо знать еще об одном. Это я первой нашла Марка и разыграла самоубийство. Он позвонил мне в тот день несколькими часами раньше и попросил приехать. Я не смогла выбраться до девяти из-за Ланна. Мне не хотелось возбуждать у него подозрений.

– Вам не пришло в голову, когда вы нашли Марка, что с его смертью не все чисто? Дверь оставалась незапертой, хотя шторы были задернуты. И куда подевалась помада?

– Я ничего не подозревала до сегодняшнего вечера, когда спряталась в тени и подслушала ваш разговор. Все связанное с сексом в наши дни уже не выглядит удивительным. Я не могла не поверить своим глазам. Но это был такой ужас, что я тут же поняла, как надо поступить. Я действовала быстро, боясь, что кто-нибудь застанет меня за этим занятием. Обмыла его лицо собственным носовым платком, смоченным водой из-под крана. Помада никак не хотела сходить… Я раздела его и натянула на него джинсы, висевшие на спинке стула. Я решила не обувать его – разве это так важно?.. Труднее всего пришлось с предсмертной запиской. Я знала: где-то в коттедже есть томик Блейка и отрывок, который мне предстояло выбрать, должен звучать более убедительно, чем обычное предсмертное послание. Стук клавиш звучал в тишине необычно громко; я умирала от страха, что кто-нибудь может услышать. Он вел что-то вроде дневника; времени на чтение не оставалось, и я сожгла странички в камине. Напоследок собрала всю одежду и фотографии и привезла сюда, чтобы сжечь в лабораторной печи.

– Вы обронили одну из фотографий в саду. И вам не удалось до конца оттереть с лица помаду.

– Поэтому вы и догадались?

Корделия помедлила с ответом. Что бы ни случилось, ей не хотелось впутывать в это дело Изабелль де Ластери.

– У меня не было уверенности, что у Марка побывали именно вы, но я догадывалась. Мне помогли четыре обстоятельства: вы не хотели, чтобы я занималась расследованием смерти Марка; вы учились в Кембридже по курсу «английская литература», поэтому для вас не составило бы труда отыскать у Блейка подходящую цитату; вы – опытная машинистка, и я ни минуты не обманывалась, что записка могла бы быть работой любителя, хотя и носила следы попытки выдать ее за дело рук Марка; в мой первый визит в Гарфорд-Хаус в ответ на вопрос о предсмертной записке вы процитировали цитату из Блейка целиком; в записке оказалось на десять слов меньше. Я подметила это, побывав в полицейском участке и прочитав там записку. Все это указывало именно на вас. Это было самое надежное мое доказательство.

Подойдя к машине, обе женщины застыли на месте.

– Нельзя терять больше времени, – сказала Корделия. – Пора звонить в полицию. Кто-нибудь мог услышать выстрел.

– Вряд ли. Отсюда довольно далеко до деревни. Слышите? Кажется, выстрел.

– Да, выстрел. – Выдержав секундную паузу, Корделия спросила:

– Что это было? Не выстрел ли?

– Не может быть! Скорее детонация двигателя у кого-то на дороге.

Мисс Лиминг была неважной актрисой, ее слова прозвучали неестественно и совершенно неубедительно. Но, произнеся их, она уже не ошибется, когда придется их повторить.

– Мимо никто не проезжал. Да и звук донесся из дома.

Они посмотрели друг на друга и побежали к дверям. В холле мисс Лиминг остановилась и, прежде чем взяться за ручку двери в кабинет, взглянула в лицо Корделии и крикнула:

– В него стреляли! Я лучше вызову полицию!

– Вы не стали бы так говорить! – возразила Корделия. – Даже не думайте об этом! Сперва подбегите к телу, а потом скажите: «Он застрелился! Я вызову полицию!»

Мисс Лиминг бесстрастно взглянула на труп своего любовника и стала озираться по сторонам. Забыв про роль, она спросила:

– Что вы тут натворили? А как же отпечатки?

– Не беспокойтесь, я позаботилась об этом. Вам следует помнить одно – вы не знали, что у меня есть пистолет, когда я впервые появилась в Гарфорд-Хаусе, и что сэр Рональд забрал его у меня. Пистолет вы впервые увидели только сейчас. Встретив меня сегодня вечером, вы провели в кабинет и спустя две минуты увидели снова, когда я выходила оттуда. Мы вместе пошли к машине, беседуя на ходу. Забудьте обо всем остальном. Когда вас станут спрашивать, ничего не расписывайте, не изобретайте, не бойтесь сказать, что чего-то не помните. А теперь звоните в кембриджскую полицию.

Спустя три минуты они стояли вдвоем в распахнутых дверях, дожидаясь полиции. Мисс Лиминг сказала:

– После их прибытия нам не нужно разговаривать. Потом нам нельзя будет встречаться и проявлять друг к другу особенный интерес. Они будут знать, что тут не может быть речи об убийстве, если только в нем не замешаны мы обе. Но к чему нам составлять заговор, если это всего лишь вторая встреча и мы не питаем друг к другу сильной симпатии?

Она права, подумала Корделия. О симпатии речи не было. Ее не очень трогало, что Элизабет Лиминг может сесть в тюрьму; но ей не хотелось, чтобы там оказалась мать Марка. Кроме того, она стремилась навсегда утаить правду о его смерти. Она жаждала этого до того сильно, что сама удивилась своему пылу. Все это не имело теперь для него никакого значения, да он и не мальчик, для которого важнее всего то, что подумают о нем другие. Но Рональд Келлендер осквернил его труп, собираясь превратить его всего-навсего в объект: в худшем случае – для насмешек, в лучшем – для жалости. Она встала Рональду Келлендеру поперек дороги. Она не желала ему смерти, не смогла бы сама спустить курок. Однако он был мертв, и она не испытывала по этому поводу сожаления и не собиралась становиться орудием мести человеку, предавшему его смерти. Мисс Лиминг должна была избежать наказания – этого требовала простая целесообразность, не более того. Глядя в летнюю ночь и прислушиваясь, не зашумит ли полицейская машина, Корделия раз и навсегда приняла как должное громадность и оправданность всего, что она уже совершила и что ей еще предстояло совершить. Никогда больше ее не постигнут угрызения совести или малейшее сожаление.

Мисс Лиминг прервала ее размышления:

– Есть вещи, о которых вы, может, захотите меня спросить, ибо вправе о них знать. Давайте встретимся в часовне Королевского колледжа после вечерней службы в первое воскресенье после дознания. Я пройду в алтарь, а вы останетесь в нефе. Такая случайная встреча будет выглядеть вполне естественно – если, конечно, мы обе останемся на свободе.