Павел Девяшин - На златом крыльце сидели

– Amende! 21 21 Отлично! (фр.) – сказал он. – Когда-нибудь вы станете превосходным отцом!

– Ладно вам, старина!..

– Нет, серьезно, вы молодец! Слегка поработать над менторским тоном и…

– Идите к черту…

– Вот-с! Сия фраза устроила бы ребятишек куда больше, нежели отеческие нотации. Привычно, знакомо, ожидаемо.

Доктор смешливо крякнул.

Мужчины взобрались на мост, перед взором раскинулась Нева – белоснежная лента в черных пятнышках рыбацких лунок и прорубей. Набережная щерилась частоколом корабельных мачт, заиндевелые борта трещали от лютого, нестерпимого холода.

– Получается, Лариса Семеновна не убийца, – выдохнул Захаров с сожалением.

Скула коротышки дернулась, что от пощечины, желудок издал красноречивое бульканье.

– Хотя-а-а-а, – продолжил врач невозмутимо, – сказанное – не есть факт! Можно ли доверять подозреваемому?

– Бросьте, mon ami! 22 – сморщился Антон Никодимович. – Мистификация исключена. Слишком легко проверить! Нет, крыс подбрасывали Ирине… Оно и по времени сходится, и объясняется ловчее, нежели садистские мотивы злоумышленника. Глупое женское соперничество! Похоже, мы снова в начале пути… Единственная зацепка – презент в супнице. Случай кардинально иной, думаю, здесь – и только здесь! – приложил руку наш дорогой убийца. Помните, Зыков жаловался на исчезновение капкана? Скорей всего, преступник и одолжился механизмом.

– Но… для чего ему это все?

– Хороший вопрос. Требует осмысления!..

– Эх! Зря возмечтал о мягкой перине, – вздохнул лекарь. – Сколько можно гоняться за химерами? Который день без сна и покоя. Даже у грызунов есть смена!

Поликарпов брезгливо кивнул. Раз, другой и… застыл. Из груди с шумом улетучился воздух, очи блеснули не хуже голландского червонца.

– Друг мой! – взвизгнул он. – Поистине, устами младенца!..

– Извините?!

– Не обижайтесь, старина! – улыбнулся сыщик добродушно. – Конечно, вы не похожи на ребенка! Аллегория подразумевает только ваш разум… Незамутненный, бесподобно восхитительный!

Пророка Аввакума, четверг, вечер

На столе красовался жареный гусь, пламя свечи гарцевало по золотистой корке. В кухне безраздельно царствовал аромат чеснока и пряностей. Соседний поднос тоже наполнен снедью, только иной: пироги, карпы, икра. Новая кухарка лезла из кожи вон, ангажирование персонала – обязанность дворецкого – прошло без сучка без задоринки. С физиономии Зыкова не сползала довольная ухмылка, пускай – хороший повод для гордости.

– À la perfection! 23 23 Совершенство! (фр.) Чисто, опрятно, пахуче-с. Надеюсь, ваши старания оценивают по достоинству! – похвалил Антон Никодимович на ходу, взгляд обшаривал помещение.

– Признаться, не вполне-с, – щеки камердинера слегка заалели. – Во всяком разе, наличествуют семьи в коих… Нет, люди! Я хочу сказать, более щедрые господа…

Захаров хмыкнул, смущение колосса заставило брови вскарабкаться на лоб.

– Так вас переманивают! Поздравляю. Кто милостивец?

Слуга переступил с ноги на ногу.

– Генерал-адъютант Киселев…

– Ого! – доктор присвистнул. – Монументальная фигура. Колеблетесь?

– Раздумываю!.. Впрочем, коль скоро вы не поторопитесь и нас застанут, ротации не избежать! Умоляю, не мешкайте-с!..

Жалобно звякнул фарфор. Сыщик, не принимавший участия в беседе, отпрянул от буфета. Триумфально щелкнули каблуки, в обеих руках сияли расписные тарелки. Губы, смахивающие на баварские сосиски, уползли в стороны, мышцы лица отказывались их контролировать. Так цветет ребенок при виде малинового джема.

– Не тревожьтесь, mon ami! 24 24 Мой друг (фр.) – чуть не пропел он. – Дело сделано. Пожалуйста, извольте удалиться за дверь. Будьте рядом, можете понадобиться. Захаров, полно спать! Глядите, что я нашел…

Лекарь приблизился к другу, глаза застыли в вершке от посудин. Близорукость держит в тонусе мышцы спины: согнись за день полсотни раз – вот и гимнастика!

– Блюдо с августейшим вензелем?

– Верно. Целых два! Понимаете?!

Ответом явился покаянный вздох.

– Пропишите себе фосфор, способствует работе мозга! Сами же подсказали способ убийства. Удивлен вашей недогадливостью…

– А я вашим невниманием к печеной дичи! – огрызнулся Марк Вениаминович. – Жевали целый день кряду, а теперь… будто подменили!..

– Золотые слова! – взревел полицейский, фарфоровые изделия поменялись местами: из правой ладони в левую, и наоборот. – Вот что случилось с тарелкой сенатора. Кухарка Евдокия ни при чем.

Дернулась створка, в темной щели мелькнуло лицо Зыкова – встревоженное, умное. Щелк! Следователи вновь оказались наедине.

– Хотите сказать, – лоб медика пошел гармошкой, – барышню зарезали случайно? Грабители?

– Вздор! Вздор! И еще раз – вздор! Смерть кухарки на совести нашего убийцы. Целиком и полностью-с!..

– Но тогда… К чему лишняя жертва?

– Пока не знаю, – палец коснулся жиденькой шевелюры, лайковая перчатка скрипнула о кожу затылка. – Напрямую девчонка не замешана, в противном случае избавилась бы от второй миски. Вам угодно спросить, что могло произойти? К примеру… не вовремя посетила кухню, узрела лишнее. Хм… Во всяком случае, иных объяснений у меня нет.

Марк Вениаминович подался вперед, сбавил тон:

– Дальнейшие шаги, старина?

Взор Поликарпова скользнул по изгибам вензеля. Голубые линии свивались в заглавную литеру «А».

– Зыков! – позвал он громко. – Можно вас на минуточку?

Секунда, и в центре комнаты вырос дворецкий. Черно-белые фрак и манишка делали его похожим на пингвина.

– Откуда у сенатора эта вещь?

– Тарелка-с?

– Тарелка-с.

На лбу камердинера пролегла глубокая складка. Следователь промурлыкал:

– Али не ведаете?

– Грех вам, господин полицейский, – набычился Зыков. – Этаких образчиков в столице более не наличествует-с. Высочайше инкрустированная посуда – дар его высокопревосходительству от генерал-губернатора.

– Милорадовича! – ахнул лекарь. – Вы это наверное 25знаете?

– Вот те крест!

Чиновники многозначительно переглянулись. Захаров выпятил нижнюю губу.

– Едемте, Поликарпов? – в голосе звучала неуверенность.

– Да-с.

– Сперва в часть? За арестной командой?

На голову сыщика опустился цилиндр, мокрые от снега поля вызвали гримасу отвращения.

– Обойдемся! Роль правителя столицы до конца не ясна. Бросаться пустыми обвинениями, тем паче являться в сопровождении конвоя… невозможно!

«Выходит, допрос состоится – полыхнуло в сознании Антона Никодимовича. – Пускай! Главное, не в угоду товарищу министра, а в целях следствия. Только и исключительно!»

***

– Представляете, – гремел Милорадович, – Его Высочество, только прибывший из Варшавы, беспокоится, что станет с Россией при второй присяге в отмену прежней! А братец их, Николай, зыркнул, точно былинный василиск, и отвечает, дескать, едва ли есть повод тревожиться, коль изначальная произведена в спокойствии и покорности. Каково!..