Павел Девяшин - На златом крыльце сидели

– Я те макну! Кого деловые Вараввой кличут? Того, кто не облопывается! Кого с бутором не определяют, кровянку не шьют… Тебя сколь разов легаши отпускали в сильном подозрении? Два, три? Не счесть! А кто пособляет? Советы дает? То-то!

Брови худого сползли к переносице.

– Я – честный тырщик! Не рванина!

– Велю, сявкой будешь, – прошипел бандит, точно пробитый самовар. – Супротив честного ивана ты тля, понял?

Физиономия разбушевавшегося коротышки стала масляной, как блин. Примирительно подмигнул, сказал вкрадчиво:

– Ништо. Охолонь, Вараввушка. Выпей еще пива. Условились же, в столице по музыке не ходим. Не промышляем, стало быть. Сидим тихонько у Забияки на малине. Был разговор?

– Ну был. Да ведь…

– Что еще? – спросил иван.

– Какой это карантин, если мы выпотрошим Забиякину сестру? – ответил косматый вопросом на вопрос.

Толстомордый махнул рукой.

– Здесь дело иное. Мы ж не взаправду! Пошумим и будет…

– А какая разница? Люди-то все одно на нас подумают. Гастролеры трупаков не оставляют!..

«Устами младенца глаголет истина, – напомнил себе маститый вор. – Варавва – взрослый мужик, но по части опыта, словно дитя. И вот, пожалуйста, брякнул в самую точку!»

План Евдокии – родственницы человека, укрывавшего банду гастролеров, подкупал надежностью и простотой исполнения. Разгневанная на барина кухарка сулила невиданный куш, всего и нужно – изобразить грабеж. Оставить в глухом переулке следы драки, бросить краденую вещицу. Не обнаружив тела, власти припишут акцию знаменитой шайке и не станут искать повариху. Воровство – собственно, самое трудное – ложилось на ее хрупкие плечики.

Проще пареной репки! Брат и сестра выиграют свободу передвижения и отправятся домой, в далекую Тобольскую губернию, а обеспечившие инобытие бандиты получат часть добычи и спокойно перекочуют в следующий город. Без лишнего труда и проблем…

Да верно ли это?!

Глуповатый космач, черт побери, прав!.. Их так на так будут искать. Притом не менее, а может, даже более основательно. Подлипалы уверятся, что имеют дело с мокрухой. Вопрос: не проще ли и впрямь порезать сообщников, бросить в ледяные воды и оставить себе все деньги?

– Слышь, иван, а может, из попутчиков котлету сварганить, хрусты забрать? Ишь лагодники! Им гулять за чужой счет, а нам что? Миноги кушать? Э, нет, слуга покорный!..

Мужчины выпили, глядя друг на друга, затем круглолицый процедил:

– Твоя правда, Варавва. Девку ладно, а как Архипа кончать будем? Мы с тобой – народец хлипкий, от щелчка склеимся. Не зря его на скотобойне Забиякой нарекли. Это, я слыхал, с польского языка значит убивец. Бычков, коров молотом промеж ушей крестит, оттого и забойщик. Забияка, по-пански…

– Сам знаешь, браток. У меня на такой случай перышко имеется. Раз – и в дамки!..

– Все! Хорош базарить. Забияка пожаловал. Наливай…

Кружки они с Вараввой поставили разом, лица одновременно повернулись в сторону вошедшего.

Огромный парень шел в их сторону в развалку, как медведь. По румянцу на облепленных юношеским пухом щеках угадывалось волнение.

– Пора! – пробасил он с легким трепетом вместо приветствия. – Отсель за третьим домом. В подворотне. Скорее, а?

Деловые молча поднялись со скамьи, качнулись в сторону выхода. Прежде чем покинуть кабак, толстогубый кинул на стойку двугривенный, смачный шлепок по заду стряпухи разнесся над головами притихших завсегдатаев.

***

Судя по рытвинам на снегу, убийца скрылся в том же направлении, откуда пришел. Иван облегченно вздохнул – кто-то сделал за них половину работы и не взял ни шубей, ни побрякушек. Бусы искрились на распластанной шее, тягаясь в блеске со свежей порошей.

Темя кухарки покоилось на коленях Забияки, огромные пальцы теребили безжизненные локоны. Когда троица появилась в закутке, барышня еще дышала. Узнала брата, просипела:

– У меня все… лучше всех…

Архип не проронил ни слова. Румянца на щеках как не бывало, глаза поблескивали непривычной сталью.

Воры переглянулись. Чернобородый потянул из рукава нож, толстяк едва уловимо качнул головой. Не сейчас.

Иван опустился на корточки рядом с жертвой.

– Лови!..

Мешочек с цацками описал в морозном воздухе дугу, серебро звякнуло в ладони Вараввы. Деловой покосился на убитого горем забойщика. Те же неторопливые движения, тот же отсутствующий взгляд. Ладно, спробуем еще.

Стянуть дорогое манто с покойницы оказалось куда сложней, пришлось выдернуть тело из лапищ сообщника. Тот не возражал. Казалось, земное его более не интересовало.

– Пошли что ли, Забияка, – неуверенно прогудел предводитель банды. – Бери сеструху и айда за нами, нельзя оставлять ее здесь.

Удивительно, но бугай послушно исполнил указание. Гастролеры вновь обменялись взглядами. Похоже, трудностей не возникнет.

Двинулись в обход главных улиц, стараясь держаться в тени зданий. Благо, река за углом.

Прорубь чернела декабрьской водой. Толстяк указал Архипу на лед.

– Клади ее здесь. Мы с Вараввой сами все провернем. Знаю, тяжело. Но это ничего, браток. Ты потерпи, отпустит. Сейчас управимся и на малину, отлежишься, войдешь в спокойствие…

Лохматый вор сочувственно покивал, костлявая ладонь скрылась в широком рукаве.

Забияка исполнил повеление и тупо уставился на артельщиков.

– Прощаться будешь? – спросил иван.

– Нет.

– Как знаешь…

Злодеи склонились над убитой привязать к ноге камень. Архип коротко глянул поверх голов, никого. Скользнул в заплечный мешок, мышцы взбугрились под весом молота.

Хрясь, хрясь.

Пенные волны бесстрастно сомкнулись над двумя телами: пухлым и сухопарым. Евдокия осталась лежать подле ледяной купели. Рука не поднялась.

Из ближайшего трактира накатывали запахи жареной телятины. Архип Забияка понимал, дорога в Тобольск будет долгой. Молодому и здоровому детине понадобится много сил. Хорошо, деньжата имеются!..

«У меня все лучше всех!»

Филарета Милостивого, среда, утро

Ресницы Поликарпова дрогнули, веки отворились, и наполненный тоской взгляд уткнулся в каменный свод. Слух терзала капающая с потолка вода. Кап-кап-кап… Истинная пытка!

Чиновник с кряхтением приподнялся на ложе. Воспоминания нахлынули одновременно с ароматами. Настолько мерзкими, что о их происхождении не стоило и гадать!..

Испытывать гостеприимство тюремного острога довелось со вчерашнего вечера. С того самого момента, когда они с Захаровым обнаружили беглянку. Труп кухонной девки лежал подле чёрного зева прожорливой речной утробы, ледяная вода плескалась в каком-то вершке от бледного чела.

Господи, сколько теперь предстоит ночных кошмаров?