Патриция Вентворт - Светящееся пятно. Кольцо вечности

Сисели вошла в прихожую и стала подниматься наверх. Миссис Бартон последовала за ней.

— Мистер Хатауэй, наверное, заглянул за чем-нибудь буквально на минуту, а потом снова ушел. Вот поэтому, очевидно, вы и заметили свет в кабинете. Он мог воспользоваться своим ключом, когда входил и выходил, а я бы его не услышала из противоположного конца дома. Пока вас не было, я поставила чайник и наполнила горячей водой две большие грелки. Ваша постель не должна быть влажной, ведь я ее регулярно проветривала. Последнее, что я велела сделать Агнес, — это вчера затопить в вашей комнате камин и просушить перед ним матрас. А простыни ваши я высушила у огня в кухне.

Сисели предпочла бы лечь спать в какой-нибудь другой комнате, но после фразы о матрасе спорить было бесполезно. Нельзя так явно пренебрегать заботой экономки, особенно когда она прожила в доме на тридцать лет дольше тебя.

Сисели вошла в просторную комнату с низким потолком, эркером и большой кроватью, накрытой полосатым покрывалом. Она поразила Сисели своим унынием. Яркие ситцевые шторы были плотно задернуты. Повсюду царили удручающая чистота, аккуратность, опрятность и пустота. Голый туалетный столик, потому что несколько месяцев назад Сисели все смела с него трясущимися от злобы руками. Пустой гардероб и стенной шкаф, где она хранила обувь. Два пустых комода. Ничего, что напоминало бы о том, что Сисели Хатауэй поселилась здесь после свадьбы и была очень счастлива. Счастья в комнате больше не осталось. И несчастья — тоже, лишь пустота и уныние.

Миссис Бартон спустилась вниз за простынями.

Как только его коробка оказалась в привычном углу, Брамбл тотчас же забрался туда, и пса пришлось вынимать обратно. Подобное повторялось каждый вечер. Брамбл улегся на спину, размахивал лапами и смотрел на хозяйку влажными глазами. Сисели пришлось взять его за шкирку и поднять, как кролика, после чего пес стоял и наблюдал, как ему стелют постель: смятые газеты и одеяльце поверх них. После этого ему разрешалось запрыгнуть внутрь и свернуться клубочком. Потом его укрывали еще одним одеяльцем, а коробку — большим теплым покрывалом, чтобы пес мог вертеться в тепле.

Когда Брамбл протяжно вздохнул и сразу погрузился в сон, Сисели встала и подошла к двери гардеробной Гранта. Она до сих пор помнила холодную сталь ключа у себя в руке, когда запирала ее. Это было последнее, что она сделала, прежде чем уехать к родителям. Сисели повернула ручку. Дверь была по-прежнему заперта. Она быстро отдернула руку и направилась навстречу миссис Бартон, возвращавшейся с простынями.

Грант явился домой за полночь. Сисели слышала, как он вошел в прихожую и медленно поднялся по лестнице. Она размышляла, что бы он сказал, если бы она открыла дверь и выглянула в коридор. Так Сисели всегда делала до размолвки. Она бы бросилась к двери и воскликнула: «Дорогой, как ты поздно! Тебе что сделать, кофе или какао?» Если бы был такой же холод, как теперь, Грант ответил бы: «Какао». А Сисели продолжила бы: «Вода еще горячая, если хочешь принять ванну». Все эти домашние мелочи были частью их семейной жизни.

Сисели слышала, как Грант прошел к себе и разулся. Удивительно, как сильно мужчины шумят, снимая обувь. Брамбл негромко зарычал во сне. Грант слишком шумел, чтобы это услышать, да и дверь была заперта.

Вскоре по ту сторону запертой двери воцарилась тишина. Сисели лежала в широкой кровати с двумя грелками, ей было удобно и тепло. Брамбл спал. Грант Хатауэй тоже. За окном царила холодная и безветренная ночь. Сисели могла уснуть со спокойной душой, но сон не шел. Она слышала, как часы в коридоре пробили час, затем два, потом три.

Неожиданно она безо всякого перехода оказалась на тянувшейся вдаль прямой дороге, шедшей по вересковой пустоши. Царила тьма, но во сне это неважно. Сисели видела перед собой дорогу в бесконечность. Вокруг ни огонька, ни домов, ни даже звезд на небе. Лишь Сисели Хатауэй, Сисели Эвелин Хатауэй, и ничего кругом. Что-то залепило ей лицо, и она поняла, что это фата, но во сне она была огромной. Фата окутывала ее крупными складками. Ей нужно было сказать: «Я, Сисели Эвелин, беру в мужья тебя, Эдварда Гранта… любить и заботиться… отныне и навсегда… в радости и в печали», но фата душила ее. Слова застряли в горле, она не могла дышать.

Сисели проснулась в холодном поту с накрытой одеялом головой. За свинцово-серыми тучами занимался мрачный рассвет. Она сдернула с головы одеяло, отвернулась от окна и снова заснула.

Сисели проснулась, когда уже вовсю светило солнце. Гранта дома не было.

— Проглотил завтрак и впопыхах выскочил из дома.

Сисели села на кровати и озабоченно посмотрела на стоявшую перед ней миссис Бартон в темно-синем переднике в белый горошек.

— Он знает, что я здесь?

Миссис Бартон покачала головой.

— Если вы ему не сказали, то нет. — Она прошла к стоявшей в углу коробки с наброшенным покрывалом. — Я подумала, что Брамбл уже выяснил, что к чему.

Сисели съежилась, на мгновение похолодев и растерявшись.

— Он не из ранних пташек, — пробормотала она, — и не очень-то любопытен. Но ему уже пора прогуляться. Вы сможете разбудить Брамбла и выпустить его?

Сисели оделась, позавтракала и окунулась в домашнюю работу. Утро простиралось перед ней, словно бесконечная дорога, которая ей приснилась.

Позвонила Моника Эббот. Она явно разрывалась между желанием узнать все подробности и опасением, что их может подслушать Мэгги Белл.

— Дорогая, как же ты внезапно уехала! Надеюсь, ты спала в сухой постели? Простыни ведь наверняка отсырели.

У мамы всегда одно на уме — посудачить про постели.

— Хорошо, что тебя миссис Бартон не слышит. Мою постель целый день сушили у огня.

— Сис…

До этого момента Сисели говорила непринужденным тоном. Теперь ее голос сделался отчужденно-вежливым.

— Ты что-нибудь хотела? Если нет, то у меня масса дел.

Она слышала, как Моника произнесла:

— Нет-нет… Ничего… Просто… — Она замолчала и повесила трубку.

Сисели раздраженно вздохнула. Почему близкие никак не могут оставить тебя в покое? Она вновь погрузилась в домашние дела, всерьез занявшись гостиной, которой не пользовались с момента ее отъезда к родителям. Унылые чехлы для мебели и полуопущенные жалюзи, как было принято во времена молодости миссис Бартон, привели Сисели в ужас и напомнили морг. Конечно, в морге ей бывать не доводилось, но ощущение было очень похожим. Работы там было невпроворот.

Грант вернулся домой в час дня. Брамбл встретил его у порога, а Сисели — в прихожей. Она только что закончила подметать лестницу, которую оставила напоследок, потому что не имело особого значения, займется она ей или нет, и стояла бледная, с совком в одной руке и веником в другой. Пару секунд они молча глядели друг на друга и ждали, пока смолкнет приветственный лай Брамбла.