Морис Леблан - Приключения Арсена Люпена

Он зажег фонарь и огляделся. Направо было пустое пространство, где сегодня вечером они совещались.

На диване, о котором говорил Старьевщик, виднелось что-то черное.

Закутанная в одеяло, с завязанным ртом там лежала Долорес.

Он освободил ей рот.

— Ах, это вы… наконец… — проговорила она слабым голосом. — Они вам ничего не сделали?

И, вдруг сев и показывая на стену, она сказала:

— Он там… я слышала, он ушел туда… Идите, идите, прошу вас…

— А вы… — начал он.

— Нет, его, убейте его… убейте…

Страх, казалось, придал ей сил, и она упорно повторяла свою просьбу.

— Я не могу больше жить. Спасите меня от него… это необходимо… Я не могу больше…

Он развязал ее, заботливо уложил на диван и сказал:

— Вы правы… К тому же вам нечего бояться, и я сейчас вернусь.

Когда он собирался уходить, она живо схватила его за руку:

— А вы?

— Что я?

— Если этот человек…

Казалось, что, сама направив Люпена на эту борьбу, она в последний момент была бы счастлива удержать его.

Он тихо ответил:

— Благодарю. Будьте покойны. Мне нечего бояться… Он один.

И, оставив ее, он направился вглубь сарая, к стене, где, как он это и ожидал, стояла лестница, ведшая к слуховому окну в соседний сарай. Этой дорогой вернулся Мальрейх к себе домой на улицу Делезман.

Люпен пролез через окно в другой сарай и спустился в сад позади дома, в котором жил Мальрейх.

Странная вещь: Люпен ни на минуту не сомневался в том, что он найдет там Мальрейха! Он был уверен, что неизбежно встретится с ним и наконец-то закончится эта ужасная борьба, которую они ведут друг против друга в течение нескольких месяцев. Еще несколько минут — и все будет кончено.

Он был смущен и взволнован до глубины души. Схватив за ручку двери, он повернул ее, и дверь свободно открылась. Дом даже не был заперт.

Он прошел на кухню, в переднюю и стал подниматься по лестнице, нисколько не стараясь заглушить шум своих шагов.

На площадке он остановился. Пот выступил у него на лбу, и кровь стучала в висках.

Он вынул из карманов револьверы и положил их на ступеньку.

— Не надо оружия, — сказал он, — только мои руки, больше ничего…

Перед ним находились три двери. Он выбрал среднюю и свободно, без всякого затруднения, открыл ее.

В комнате не было огня, но через большое открытое окно брезжил свет, и он увидел занавеси алькова. И кто-то там двигался. Он быстро направил туда луч своего фонаря:

— Мальрейх!

Он! Он! Его бледное лицо, стальные глаза, впалые щеки и худая жилистая шея.

В пяти шагах от Люпена был Мальрейх!

Люпен медленно приближался к нему.

Тот не двигался.

Видел ли он что-нибудь? Сознавал ли, что происходит?

Еще шаг…

«Он будет защищаться, — подумал Люпен. — Необходимо, чтобы он защищался».

И Люпен протянул руки по направлению к нему.

Мальрейх не двинулся, не подался назад, казалось даже, что он не моргал глазами.

Наконец Люпен дотронулся до него.

И вдруг Люпен потерял голову. Он отбросил Мальрейха на кровать, подмял его под себя, закатал его в простыни, связал и держал на руках, как дикий зверь свою добычу. Мальрейх не сопротивлялся.

— А! — воскликнул Люпен. — Наконец-то я поймал тебя!

Снаружи, с улицы, послышались шум и удары в ворота. Он бросился к окну и закричал:

— Это ты, Вебер. Уже? Молодец, ты образцовый помощник. Ломай ворота и беги сюда. Как раз вовремя!

В несколько мгновений он обыскал платье Мальрейха, вынул бумажник, из ящиков письменного стола вытащил бумаги и быстро стал просматривать их. Невольный крик радости вырвался у него. Связка знаменитых писем, которые он обещал вернуть императору, была там!

Он положил остальные бумаги на место и подбежал к окну.

— Готово, Вебер! Ты можешь входить. Убийца Кессельбаха лежит в постели связанный. Прощай, дружок!

Быстро сбежав по лестнице, Люпен направился к сараю, и в то время, как Вебер, взломав ворота, входил в дом, он был уже около Долорес Кессельбах.

Он один арестовал семерых сообщников Альтенгейма и передал в руки правосудия их таинственного начальника, чудовищного убийцу — Луи Мальрейха.

На широкой деревянной террасе перед столом сидел молодой человек и писал стихи.

— Недурно, — послышался голос сзади. — Амабль Тастю писала не лучше [103] Амабль Тастю (1798–1885) — французская писательница. . Конечно, не всякий может быть Ламартином…

— Вы!.. Вы!.. — воскликнул молодой человек смущенно.

— Да, поэт, это я. Арсен Люпен пришел навестить своего дорогого друга Пьера Ледюка.

Пьер Ледюк дрожал, как в лихорадке.

— Час наступил? — спросил он.

— Да, мой милый, мы подходим к пятому акту, к развязке, и ты, Пьер Ледюк, оказываешься героем пьесы. Какая честь!

Молодой человек встал:

— А что, если я откажусь?

— Дурак!

— Очень просто, возьму и откажусь! Кто может меня заставить принять роль, которую я не выбирал и не знаю, но которая мне заранее внушает чувства отвращения и стыда.

— Идиот! — повторил Люпен.

И, заставив Пьера сесть, он стал рядом с ним и продолжал очень ласковым голосом:

— Ты, конечно, не забыл, что тебя зовут не Пьер Ледюк, а Жерар Бопре. Если же ты носишь громкое имя Пьера Ледюка, то это значит, что ты, Жерар Бопре, убил Ледюка и взял себе его фамилию.

Молодой человек отскочил, возмущенный:

— Вы с ума сошли, вы отлично знаете, что вы сами все это подстроили!

— Да, конечно, я это знаю, но полиция этого не знает, и что же скажет прокурорский надзор, если я ему представлю доказательства, что настоящий Пьер Ледюк умер насильственной смертью, а ты занял его место?

Побледнев, Ледюк пролепетал:

— Этому не поверят… Зачем мне это делать? С какой целью?

— Дурак. Цель так очевидна, что даже Вебер бы заметил это. Довольно одной фамилии: Ледюк — герцог. Ты лжешь, утверждая, что ты не хочешь брать на себя роль, которую ты не знаешь. Эту роль ты отлично знаешь. Та самая, которую исполнял бы Пьер Ледюк, если бы не умер.

— Но Пьер Ледюк для меня, как и для всех, только звук пустой. Кто он был? Кто такой я?

— Да не все ли равно? Ведь ты же отказываешься?

— Я хочу знать все, хочу идти с открытыми глазами.

— А если я тебе скажу, ты согласишься?

— Будьте уверены, что, каково бы ни было мое положение, я буду его вполне достоин. Но я хочу знать наконец, кто я.

Арсен Люпен снял шляпу, поклонился и сказал:

— Герман Четвертый, великий герцог Депон-Вельденца, граф Фистингена, владетельный князь Висбадена, курфюрст Треви и прочее и прочее.

Три дня спустя Люпен увозил в автомобиле госпожу Кессельбах. Путешествие проходило в молчании.