Морис Леблан - Приключения Арсена Люпена

— Да, — сказал один из них, — наверное, когда уже стемнело, где-нибудь на углу улицы. Нет, мне больше нравилось, как действовал Альтенгейм. С ним, по крайней мере, было известно, на что идешь.

— А теперь ты не знаешь? — перебил Старьевщик. — Мы идем, чтобы ворваться в дом Кессельбах.

— А как же стража, два человека, поставленные Люпеном?

— Тем хуже для них, нас будет семеро.

— А Кессельбах?

— Заткнуть ей рот, связать веревкой и принести сюда… вот на этот старый диван. Здесь подождем приказаний.

— Хорошо ли нам заплатят?

— Бриллианты Кессельбах.

— Их еще нужно найти. А если мы их не найдем?

— По триста франков каждому из нас вперед и потом в двойном размере.

— Деньги у тебя?

— Да.

— Это хорошо… Можно говорить что угодно, но что касается платы, то другого такого, как наш, не найдешь.

И шепотом, так, что Люпен с трудом мог разобрать, он спросил:

— А что, если придется пустить в дело нож, заплатят нам за это?

— Как всегда — по две тысячи.

— А если Люпена?

— Три тысячи.

— Вот до кого бы нам добраться…

По одному они стали выходить из сарая, и Люпен услышал еще, как говорил Старьевщик:

— План нападения такой: мы разделимся на три группы и по свистку идем вперед…

Поспешно Люпен спустился с чердака, прошел, не останавливаясь, мимо дома и перелез через решетку.

— Старьевщик прав, дело будет жаркое… До моей шкуры добираются… Премию за Люпена… Ах, канальи!

Он подошел к заставе и сел в автомобиль.

— Улица Рейняар.

Выйдя из автомобиля за триста шагов до улицы Девинь, он отправился на угол, образуемый этими двумя улицами.

К его большому удивлению, Дудевиля там не было.

— Странно… странно, — проговорил Люпен, — сейчас уже больше двенадцати… это кажется подозрительным…

Он подождал десять минут, двадцать… Наконец половина первого, а никого нет. Ждать дальше было бы опасно. Тем более что если Дудевиль с остальными почему-либо не мог прийти, то все-таки в его распоряжении были Шароле с сыном, не считая прислуги госпожи Кессельбах. Он осторожно пошел вперед и почти тотчас же увидел две тени, кравшиеся вдоль заборов.

— Скверно, — сказал Люпен. — Это Найденыш и Толстяк. Они обогнали меня.

Вдруг вблизи дома, в стороне, послышался резкий звук свистка.

Неужели это остальные? И откуда они будут нападать — из сада или со двора?

Услышав сигнал, двое влезли в окно и исчезли.

Люпен подпрыгнул, поднялся на балкон и вошел в комнату. По звуку шагов он догадался, что нападавшие прошли в сад.

— Слава богу, там Шароле с сыном, можно быть спокойным!

Он поднялся по лестнице и быстро вошел в комнату госпожи Кессельбах. При свете ночника он увидел Долорес, лежавшую на диване в состоянии, близком к обмороку. Он бросился к ней, приподнял и заставил ее отвечать:

— Послушайте, Шароле?.. Его сын?.. Где они?

— Как где? Ушли.

— Как ушли?

— Вы мне прислали телеграмму час тому назад… по телефону…

Люпен схватил голубой листок, лежавший рядом с ней, и прочел:

ОТОШЛИТЕ НЕМЕДЛЕННО ШАРОЛЕ С СЫНОМ… И ВСЕХ МОИХ ПОМОЩНИКОВ, Я ИХ ОЖИДАЮ В «ГРАНД-ОТЕЛЕ». НЕ БОЙТЕСЬ НИЧЕГО.

— Проклятие! И вы этому поверили? А ваши слуги?

— Ушли.

Он подошел к окну и увидал, что трое из шайки Мальрейха шли по саду. Из окна соседней комнаты, выходившего на улицу, он заметил двух других.

Он вспомнил еще про Найденыша, Толстяка и Луи Мальрейха. Последний, самый страшный, несомненно, бродит здесь, около дома.

— Однако, — пробормотал он, — дело плохо. Кажется, я пропал.

Арсен Люпен был уверен, что его заманили в ловушку. Все было очень ловко подстроено: и удаление его помощников, и исчезновение прислуги, и, наконец, даже то, что сам он очутился в доме госпожи Кессельбах. Но против него ли одного была устроена ловушка, или Мальрейх предвидел также, что в общей свалке могут погибнуть и его сообщники, которые превращались для него теперь в обузу?

Все это быстро мелькнуло в голове Люпена, но раздумывать было некогда. Надо было защитить Долорес.

Он вернулся в комнату, где лежала Долорес. Внизу был слышен шум. Быстро заперев дверь двойным поворотом ключа, он подошел к Долорес, которая плакала, вся дрожа от страха.

— У вас хватит сил? Мы сейчас на втором этаже… Я могу помочь вам спуститься на простынях из окна.

— О, нет, нет, не покидайте меня… я боюсь… я совсем ослабела… они убьют меня… защитите…

Он взял ее на руки, отнес в соседнюю комнату и, наклонившись к ней, сказал:

— Лежите тихо и будьте спокойны. Обещаю вам, что, пока я жив, ни один из них не дотронется до вас.

Дверь первой комнаты трещала под натиском нападавших.

Долорес вскрикнула, цепляясь за него:

— Вот они… вот… они убьют вас… вы один…

Он горячо возразил ей:

— Я не один… вы здесь… вы!

Она сказала еще что-то неясным шепотом и, ослабев окончательно, упала без чувств. Он нагнулся к ней и смотрел на нее, потом нежно поцеловал ее волосы, вернулся в первую комнату, плотно закрыл за собою дверь и зажег электричество.

— Одну минуту, ребята! — закричал он. — Вы, должно быть, очень спешите умереть? Разве вы не знаете, что Люпен здесь? Осторожно!

Говоря это, он раздвинул ширму, поставил ее около софы, где только что лежала Долорес, и положил там несколько платьев и плед.

Дверь готова была сломаться под усилиями нападавших.

— Ну вот! Сейчас! Вы готовы? Ну, первому из вас…

Он быстро повернул ключ, отодвинул задвижку и открыл дверь.

Они ворвались в комнату и остановились.

Посреди освещенной комнаты стоял Люпен. В руках он держал толстую пачку денег.

— Три тысячи франков премии каждому из вас, если отправите Люпена к праотцам. Так вам обещали? Ну вот, здесь по шесть тысяч каждому.

Он разложил на столе около входа семь пачек по шесть тысяч франков.

— Рассказывай сказки! — проговорил Старьевщик. — Он хочет выиграть время. Стреляйте в него!

Он поднял руку, но товарищи его остановили.

Люпен продолжал:

— Ведь это не меняет ваших намерений. Вы пришли сюда, чтобы похитить госпожу Кессельбах и завладеть ее драгоценностями. Да я буду считать себя самым последним из людей, если помешаю вашим планам!

— Так что же ты хочешь? — грубо спросил Старьевщик.

— А, Старьевщик, я вижу, ты начинаешь прислушиваться к тому, что я говорю! Подойди ближе, мой милый… Да входите все… Чего вы боитесь? Я совершенно один. Будьте, деточки, похрабрее…