Морис Леблан - Приключения Арсена Люпена

— Великолепно. Теперь — как настоящее имя барона Альтенгейма?

— Рибейра.

— Плохая шутка, Доминик. Рибейра — псевдоним. А я у тебя спрашиваю настоящее его имя.

— Парбери.

— И это псевдоним.

Люпен положил перед метрдотелем три билета по сто франков.

— А, не все ли равно! — воскликнул тот. — Ведь барон умер…

— Его имя? — спросил Люпен.

— Имя? Дворянин Мальрейх.

— Что ты говоришь! Повтори!

— Рауль Мальрейх, дворянин.

Наступила долгая пауза. Люпен вспомнил сумасшедшую в Вельденце, умершую от яда. У Изильды тоже была фамилия Мальрейх…

— Откуда был этот Мальрейх?

— Предки его были французы, но он родился в Германии… Я видел как-то раз его документы… случайно… если бы он узнал это — задушил бы меня…

Люпен подумал и спросил:

— Он распоряжался вами?

— Да.

— Но у него был сообщник?

— Молчите… молчите… не говорите о нем… о нем нельзя говорить.

— Кто он, я тебя спрашиваю?

— Это глава, начальник… его никто не знает.

— Ты его видел? Отвечай! Видел?

— В полумраке… или ночью. Никогда днем. Он присылал свои приказы на клочках бумаги или по телефону…

— Его имя?

— Я не знаю. Разговоры о нем приносят несчастье…

— Он одевается в черное?

— Да, в черное. Невысокий, стройный… блондин…

— И убивает?

— Да, ему убить легче, чем другому стащить кусок хлеба.

Голос метрдотеля дрожал. Он упрашивал Люпена:

— Пожалуйста, не спрашивайте меня о нем… это приносит несчастье…

Люпен замолчал, чувствуя, как ему невольно сообщался страх, испытываемый метрдотелем. Некоторое время он сидел, задумавшись, потом встал и сказал:

— Получай, вот твои деньги, но, если хочешь жить спокойно, будь благоразумен, никому не говори о нашей встрече.

Он вышел из ресторана с Дудевилем, дошел до Порт-Сен-Дени, не говоря ни слова, обдумывая все, что только что узнал.

Потом он схватил за руку своего спутника и сказал:

— Слушай, Дудевиль, ты отправишься на Северный вокзал, куда попадешь как раз вовремя, чтобы сесть в экспресс, идущий в Люксембург. Ты поедешь в Вельденц, главный город великого герцогства Депон. В ратуше ты легко достанешь метрическую запись дворянина Мальрейха и сведения о его семействе. Послезавтра, в субботу, ты вернешься.

— Извещать ли мне сыскную полицию о моем отъезде?

— Я беру это на себя. Позвоню по телефону, скажу, что ты болен. Да, погоди, одно слово. Мы с тобой встретимся в субботу в двенадцать дня в ресторане «Буффало» на улице Де-ля-Револьт. Оденься рабочим.

На следующий день Люпен, одетый мастеровым, пошел по направлению к Нёйи и начал розыски на улице Де-ля-Револьт в доме номер три.

Здесь он обнаружил огромный рабочий квартал с десятками мастерских, цехов, лавочек и сотнями рабочих.

Все послеобеденное время этого дня и утро субботы он продолжал поиски и пришел к твердому убеждению, что все семь сообщников Альтенгейма жили здесь среди рабочих.

Он познакомился с дворником, завоевал его доверие, болтая с ним битый час о самых различных вещах и наблюдая в то же время за проходившими по двору. Он приметил всех семерых: четверо открыто занимались продажей платья, двое других торговали газетами, а седьмой был старьевщиком, так его и звали.

Они приходили один за другим, делая вид, что не знакомы друг с другом. Но Люпен убедился, что поздним вечером они собирались в одном из сараев, где Старьевщик складывал свой товар: старое железо, сломанные фигурные водосточные трубы, ржавые печные трубы…

«Дело подвигается, — думал Люпен, — я назначил моему германскому другу месяц сроку, но, пожалуй, справлюсь за две недели. И что мне более всего нравится, так это то, что приходится начинать с этих ребят, которые вы́купали меня в Сене. Ах, бедный Гурель, наконец-то я отомщу за тебя. Пока не поздно».

Около двенадцати часов он вошел в ресторан «Буффало», в маленькую низкую комнату, где обедали каменщики и извозчики.

Кто-то подошел и сел рядом с ним.

— Всё сделано, начальник.

— Ах, это ты, Дудевиль. Ну вот и хорошо. Говори скорее, что узнал о метрической записи, ну, живо!

— Я узнал следующее: отец и мать Альтенгейма умерли за границей.

— Далее.

— У них осталось трое детей.

— Трое?

— Да, старшему теперь было бы тридцать лет, его звали Рауль Мальрейх.

— Это покойный барон Альтенгейм. Дальше.

— Младшую дочь звали Изильдой. В списке напротив ее имени написано свежими чернилами: «Скончалась».

— Изильда… Изильда… — повторил Люпен. — Значит, я верно предполагал, что она была сестрой Альтенгейма. Действительно, мне почему-то показалось знакомым выражение ее лица… Теперь это объясняется. Ну а третий или, вернее, второй ребенок?

— Сын, ему теперь было бы двадцать шесть лет.

— Имя?

— Луи Мальрейх.

Люпен невольно вздрогнул:

— Да, это он… Луи Мальрейх… Начальные буквы Л… М… Ужасная, страшная подпись. Да, убийцу зовут Мальрейхом. Он — брат Альтенгейма, брат Изильды и убил и того и другую, опасаясь, что они его выдадут.

Люпен долгое время молчал.

— Но чего же бы он стал бояться со стороны Изильды? — прервал молчание Дудевиль. — Ведь она была сумасшедшей.

— У безумных бывают минуты просветления, и в одну из таких минут она могла вспомнить о своем детстве и узнать брата, вместе с которым воспитывалась. За это воспоминание она и заплатила жизнью.

И, помолчав немного, он сказал:

— Сумасшедшая! Да они все сумасшедшие… Мать безумная… Отец алкоголик… Альтенгейм — зверь, дегенерат. И этот тоже чудовищный убийца — маньяк и идиот.

— Вы думаете?

— Конечно идиот! С проблесками гениальной хитрости, но все-таки — выродок и сумасшедший, как вся семья Мальрейхов. Слушай, только безумцы убивают… и в особенности такие… Да, наконец…

Его речь внезапно оборвалась, и черты лица так изменились, что Дудевиль спросил:

— Что с вами, начальник?

— Посмотри туда.

Вошел человек и, повесив свою черную мягкую фетровую шляпу на розетку занавеси, стал изучать меню. Сделав заказ, он положил обе руки на стол и застыл в одной позе.

Люпен пристально рассматривал его.

У незнакомца было худое лицо, совершенно гладкое, без усов и бороды, глубокие глазные впадины и серые, стального цвета глаза. Волосы не росли на его остром черепе, кожа которого казалась похожей на грубый пергамент.

Угрюмое лицо его было бесстрастным, а неподвижные веки без ресниц придавали лицу мертвый вид.

Люпен подозвал одного из лакеев и спросил:

— Кто этот человек?

— Кто? Вон тот?

— Да.

— Один из посетителей ресторана. Он обедает здесь два-три раза в неделю.