Морис Леблан - Приключения Арсена Люпена

Он рассмеялся, сделал пируэт на одной ноге и оставил изумленного Ледюка.

Недалеко, на углу улицы Де-ля-Помп, шла торговля вином, о которой ему говорила Долорес Кессельбах. Он вошел туда и долго разговаривал с хозяином. Потом взял автомобиль и отправился в «Гранд-отель», где он проживал под именем Андре Бони.

Там его дожидались братья Дудевиль.

Они смотрели на Люпена с восхищением.

— Все-таки объясните нам, что случилось. Хотя вы нас и приучили к чудесам… Но всему бывают пределы… Каким образом вы оказались на свободе… И теперь приехали в Париж и почти не скрываетесь?

— Хочешь сигару? — предложил Люпен.

— Нет, благодарствуйте.

— Напрасно, Дудевиль. Такие сигары стоит курить… Я получил их от одного очень тонкого знатока, моего друга, между прочим…

— Можно узнать, кто это?

— Кайзер… Не падай в обморок от удивления, а расскажи мне лучше, что пишут в газетах. Какой эффект произвело мое исчезновение из тюрьмы?

— Поразительный.

— Ну а как объясняет это полиция?

— Что вы исчезли в Гарше, куда вас привезли, чтобы восстановить картину убийства барона Альтенгейма. Но, к несчастью, газеты доказали, что это невозможно.

— И что же тогда?

— Полнейшее недоумение. Ищут, смеются и, в общем, ничего не понимают.

— А Вебер?

— Вебер сильно скомпрометирован.

— А кроме этого, ничего нового в сыскной полиции? Не напали на след таинственного убийцы? Или, может быть, удалось установить личность Альтенгейма?

— Пока еще нет.

— Ну не дураки ли? И подумать только, что мы платим миллионы в год таким людям! Если это будет продолжаться, я откажусь платить свою часть налогов. Ну-с, а пока возьми стул, бумагу и перо, садись и пиши. Ты отнесешь это письмо вечером в редакцию «Журналь». Пиши:

Господин редактор!

Я должен извиниться перед публикой, что не могу удовлетворить ее любопытства. Я убежал из тюрьмы, и мне невозможно объяснить, каким образом я это сделал. Так же обстоит дело с письмами: я открыл их тайну, но тоже лишен возможности сообщить, в чем она состоит.

Пока же у меня есть дело более серьезное. Возмущенный тем, что дело Кессельбаха — Альтенгейма остановилось на одной точке, я смещаю Вебера и принимаю на себя ответственный пост, который я занимал с таким блеском под именем Ленормана.

В восемь часов вечера Арсен Люпен и один из братьев Дудевиль входили в модный ресторан Гайяра: Люпен — во фраке, но в панталонах более широких, чем принято, и со свободно завязанным галстуком; Дудевиль — в строгом рединготе, с серьезным видом и походкой чиновника из суда.

Они выбрали уединенную часть ресторана, в углублении большого зала, отделенного от него двумя колоннами.

Корректный метрдотель с пренебрежительной миной и записной книжкой в руках дожидался приказаний. Люпен подробно, с видом знатока, заказал изысканный обед.

— Конечно, и в тюрьме можно было обедать, — сказал он, — но все-таки приятно съесть хороший обед.

Он ел с аппетитом, молча, удовлетворяясь время от времени короткими фразами:

— Без сомнения, это все устроится… но будет нелегко… Вот это противник!.. Что меня поражает, так это то, что после шести месяцев ожесточенной борьбы я все-таки не знаю, чего он хочет… Его главный сообщник мертв, борьба приближается к концу, и до сих пор мне неясна его игра… К чему стремится это чудовище? Мой план прост и ясен: прибрать к рукам великое герцогство, посадить на трон герцога своего человека, выдать за него замуж Женевьеву… и царствовать… Ясно, законно и честно… Но он, чего он хочет достигнуть?

Он позвал:

— Человек!

Подошел метрдотель.

— Подайте сигары.

Метрдотель ушел и вернулся с несколькими коробками.

— Какую вы мне посоветуете выбрать?

— Вот упмановские великолепные сигары.

Люпен предложил одну Дудевилю, другую взял для себя и обрезал.

Метрдотель зажег спичку и подал закурить.

Быстрым движением Люпен схватил его за руку:

— Ни звука! Я тебя знаю. Твое настоящее имя — Доминик Лека.

Метрдотель, полный, сильный человек, пытался высвободить руку, но напрасно.

— Твое имя Доминик, ты живешь на улице Де-ля-Помп, на четвертом этаже, где ты поселился, приобретя небольшое состояние на службе, — да слушай же, дурак, а то я тебе сломаю кость, — на службе у барона Альтенгейма, у которого ты был метрдотелем.

Слуга стоял неподвижно с бледным от страха лицом.

В маленьком зале, где они сидели, не было никого. Рядом, в большом зале, курили три господина и две парочки болтали за ликерами.

— Ты видишь, нам никто не мешает… можно спокойно разговаривать.

— Кто вы… кто вы такой?

— А ты меня не узнаешь? Вспомни знаменитый завтрак на вилле Дюпон. Это ты, старый шут, подал мне тарелку с пирожками, и с какими пирожками!

— Князь… князь… — пробормотал метрдотель.

— Да, мой милый, князь Арсен, князь Люпен, лично… Ага, ты вздохнул свободно… ты думаешь, что нечего бояться Люпена, не так ли? Ошибаешься, старина, тебе надо бояться меня.

Он вынул из кармана карточку и показал ему:

— Видишь, я теперь поступил в полицию. Что делать, мы всегда так кончаем, короли воров и преступников…

— Что же тогда… — начал метрдотель с беспокойством.

— А то же… вон поди к посетителю, который тебя зовет, сделай, что нужно, и приходи обратно. Да смотри, не делай глупостей, не пытайся удрать. Внизу, у ворот, стоят на страже десять агентов, которые сцапают тебя. Ну, иди скорей.

Метрдотель повиновался. Через пять минут он вернулся и спросил:

— Что же вам от меня нужно?

Люпен положил на стол несколько билетов по сто франков и сказал:

— На сколько вопросов ты мне точно ответишь — столько билетов и получишь.

— Идет.

— Отлично, начинаю. Сколько вас было у барона Альтенгейма?

— Семеро, не считая меня… да один раз привозили рабочих из Италии, чтобы сделать подземный ход из виллы Глисин в Гарш.

— Было два подземных хода?

— Да, один, главный, выходил из павильона Гортензии, другой сообщался с первым и оканчивался в домике госпожи Кессельбах.

— Зачем он был сделан?

— Чтобы похитить госпожу Кессельбах.

— Горничные Сюзанна и Гертруда были сообщницами?

— Да.

— Где они?

— За границей.

— Ну а твои семь товарищей из шайки Альтенгейма?

— Я давно не с ними.

— Где их можно найти?

Доминик колебался. Люпен развернул два билета по тысяче франков и сказал:

— Твои колебания делают тебе честь, Доминик, но тебе не остается ничего другого, как ответить.

— Они живут в доме номер три по улице Де-ля-Револьт в Нёйи. Одного из них зовут Старьевщиком.