Морис Леблан - Приключения Арсена Люпена

— К чему тогда жить? Не лучше ли последовать за ней…

Он положил оба трупа рядом, накрыл их одним покрывалом, сел к столу и начал писать:

Я победил всех и сам побежден… Рок сильнее меня… И той, кого я любил, нет больше в живых. Я тоже умираю.

Он запечатал письмо, вложил в бутылку и выбросил за окно на клумбу. Потом он взял старые газеты и, разбросав их по полу, сходил на кухню, принес соломы и стружек.

Все это облил керосином, зажег свечу и бросил в стружки.

Тотчас же пламя побежало по комнате, быстро охватывая ее.

— В дорогу, — сказал Люпен, — дача деревянная, и она сгорит, как спичка. Пока прибегут из деревни, взломают ворота, будет слишком поздно… Останется только зола, два обуглившихся трупа и недалеко бутылка с моей запиской… Прощай, Люпен.

Он дошел до ограды парка, влез на стену, оглянулся и увидел пламя и клубы дыма, поднимавшиеся к небу.

Люпен возвращался в Париж пешком.

Крестьяне удивлялись, видя путешественника, который за обеды в тридцать су расплачивается банковыми билетами.

Три вора с большой дороги напали на него ночью среди леса, он оставил их полумертвыми на месте…

Неделю он провел в одной гостинице около дороги. Он не знал, куда идти, что делать. Жизнь надоела ему. Он не хотел больше жить…

— Это ты!

Госпожа Эрнемон стояла в маленькой комнате в Гарше, широко открыв глаза от изумления.

Люпен!.. Люпен был здесь!

— Но как же? В газетах…

Он грустно улыбнулся:

— Да, я умер.

— Так что же? — спросила она наивно.

— Ты хочешь сказать, что если я умер, то мне нечего делать здесь? Поверь, Виктория, меня привели сюда серьезные причины.

— Как ты переменился! — заметила она с ноткой сострадания в голосе.

— Так, легкие разочарования… Но это кончено. Женевьева здесь?

Она подскочила в гневе:

— Ты оставишь наконец Женевьеву в покое? Видеть Женевьеву! Опять ее увезти! Нет! На этот раз я ее не выпущу, она едва только начала поправляться. Нет и нет! Клянусь тебе, я заставлю тебя оставить ее в покое!

Он положил руку ей на плечо:

— Я хочу… ты понимаешь… я хочу с ней поговорить.

— О чем?

— Я остался совершенно один и в первый раз за всю свою жизнь нуждаюсь в помощи. Я имею право обратиться за помощью к Женевьеве, и ее долг помочь мне, или…

— Что?

— Или все кончено.

Виктория молчала, бледная и взволнованная. В ней вновь проснулась любовь к тому, кого она вскормила своим молоком и который для нее всегда, несмотря ни на что, останется «ее малышом».

Она спросила:

— Так что же? Ты хочешь, чтобы она разделила с тобой твою жизнь — жизнь Люпена?

— Да, я этого хочу, это мое право.

— Ты хочешь, чтобы она бросила всех этих детей, которых она так любит, тот простой образ жизни, который она ведет, который ей нравится и необходим?

— Да, я этого хочу, это ее долг.

Старая женщина открыла окно и сказала:

— В таком случае позови ее.

Женевьева сидела на скамье в саду, и около нее стояли четыре девочки. Остальные бегали и играли.

Он видел ее лицо, ее глаза, улыбающиеся и серьезные. Сидя с цветком в руке, она обрывала лепестки и объясняла что-то детям, которые с любопытством внимательно слушали ее. Потом она по очереди спрашивала их, смеясь и целуя.

Люпен долгое время смотрел на нее с непонятным волнением. Совершенно новые чувства пробуждались в нем. Ему хотелось обнять эту красивую молодую девушку, приласкать ее и сказать ей, как он ее любит. Он вспомнил ее мать, умершую от горя в маленькой деревушке в Аспремоне.

— Ну, позови ее, — повторила Виктория.

Он тяжело опустился на кресло, говоря:

— Я не могу, не могу… нет-нет, не могу… Пусть лучше она считает меня мертвым… так будет лучше…

И он заплакал.

Виктория наклонилась к нему и дрожащим голосом спросила:

— Это твоя дочь?

— Да, это моя дочь.

— О, бедняжка, бедняжка, — сказала она, плача.

— На лошадь! — скомандовал император. — Или, вернее, на осла, — поправился он, смеясь, любуясь великолепным животным, которое ему подвели. — Вольдемар, уверен ли ты, что это животное послушно?

— Ручаюсь, как за самого себя, Ваше Величество, — ответил граф.

— В таком случае я спокоен, Вольдемар, — сказал император со смехом и, обращаясь к сопровождавшим его офицерам, приказал: — Верхом, господа!

На главной площади одной из деревень острова Капри собралась целая толпа итальянских карабинеров — все верхом на ослах, — предназначенных сопровождать императора, который захотел осмотреть чудесный остров.

— С чего начнем, Вольдемар? — спросил император, ехавший впереди вместе с графом.

— С виллы Тиберия [105] Тиберий (42 до н. э. — 37 н. э.) — римский император с 14 г. н. э. , государь.

Выехали за ворота и направились по дурно вымощенной дороге, постепенно поднимавшейся в направлении к восточному мысу острова. Император был в хорошем настроении и смеялся над громадным графом Вольдемаром, ноги которого шаркали по земле по обеим сторонам бедного осла, едва тащившего его.

Через три четверти часа подъехали к скале Тиберия высотою триста метров, откуда тиран сбрасывал свои жертвы в море.

Император слез с осла, подошел к перилам, заглянул в пропасть, потом пешком отправился к развалинам виллы Тиберия и стал осматривать их.

Он остановился на мгновение, любуясь чудным расстилавшимся перед ним видом на Сорренто и весь остров. Голубая морская вода красиво обрисовывала изгиб залива, и свежий морской воздух мешался с ароматом лимонных деревьев.

— Еще красивее вид, Ваше Величество, от часовенки пустынника, там, на вершине.

— Пойдем туда.

Но пустынник сам спускался по крутой тропинке. Это был сгорбленный старик с шаткой походкой. Он нес в руках книгу, где обыкновенно расписывались путешественники, и положил ее на каменную скамью.

— Что же написать? — спросил император.

— Имя Вашего Величества, число… и что вам будет угодно.

Император взял перо, которое ему подал пустынник и нагнулся.

— Осторожнее, Ваше Величество.

Крики ужаса… шум… треск… С вершины, где стояла часовня, катилась огромная глыба к тому месту, где стоял император.

Почти в тот же момент пустынник, обхватив императора, отскочил с ним в сторону. Глыба ударилась о каменную скамейку, перед которой секунду тому назад находился император, и разбила ее вдребезги.