Эрл Гарднер - Перри Мейсон: Дело об одноглазой свидетельнице. Дело о сбежавшем трупе

Халдер откашлялся, достал из кармана какой-то сложенный документ, расправил его на столе перед собой и заговорил:

— Мистер Мейсон, вы с вашей секретаршей, мисс Стрит, прибыли в Парадайс вчера вечером?

— Так, сейчас соображу, — задумчиво произнес Мейсон. — Неужели это было только вчера? Да, правильно, господин прокурор. Столько всего произошло, что мне кажется, будто это было позавчера. Нет, на самом деле вчера. Двенадцатого, в понедельник. Все правильно.

— И вы заходили в дом Эдварда Дейвенпорта на Крествью-драйв?

— Я вижу, мистер Халдер, что вы читаете эти вопросы по бумажке, — сказал Мейсон, приветливо улыбаясь. — Значит, это официальный допрос? Я правильно понимаю?

— А какая разница? — вежливо спросил Халдер.

— О, разница большая, — ответил Мейсон. — Если мы просто неофициально беседуем — это одно дело, а если вы официально задаете вопросы из списка, который у вас тщательно подготовлен, я должен также тщательно обдумывать ответы на них.

— Почему? — подозрительно спросил Халдер. — Разве истина от этого меняется?

— Конечно! Давайте для примера возьмем ваш последний вопрос. Вы спросили, заходил ли я в дом Эдварда Дейвенпорта.

— Несомненно, на этот вопрос можно ответить только «да» или «нет», — заметил Халдер, который теперь смотрел на Мейсона настороженно и недоверчиво.

— Нет, — покачал головой Мейсон. — Все не так просто.

— Это почему же?

— Давайте рассмотрим создавшееся положение. Если это официальный допрос, то я должен проявлять крайнюю осторожность, делая заявления, чтобы они были точными на все сто процентов.

— Я именно этого и хочу и предполагаю, что вы хотите того же.

— Поэтому я должен заявить, что входил в дом, принадлежащий миссис Эдвард Дейвенпорт, — сказал Мейсон.

— Минутку! — воскликнул Халдер. — Это же дом, в котором находилась контора Эда Дейвенпорта, он там вел свой бизнес и…

— Вот об этом-то я вам говорю, — перебил Мейсон. — Именно на это я хочу обратить ваше внимание.

— Я вас не понимаю.

— Разве вы не видите? Если бы мы говорили неофициально и вы спросили бы меня, заходил ли я в дом Эда Дейвенпорта, то я бы, не задумываясь, сразу ответил, что конечно, заходил. Но если это официальный допрос и вы спрашиваете меня, заходил ли я в дом, принадлежащий Эду Дейвенпорту, я должен подумать. Я не могу ответить сразу. Нужно принять во внимание массу вещей. Я должен сказать себе: «Сейчас я представляю интересы Мирны Дейвенпорт, вдовы Эдварда Дейвенпорта. Если раньше дом был их общей собственностью, то теперь, с момента смерти Эда Дейвенпорта, она полностью приобрела на него право собственности. Если дом не являлся общей собственностью, а каждый из супругов владел своей долей и есть завещание, по которому все переходит Мирне Дейвенпорт, то моя клиентка получает права на дом сразу после смерти Эда Дейвенпорта, и дело упирается только в официальное утверждение завещания. Поэтому, если на официальном допросе я отвечаю, что входил в дом, принадлежащий Эду Дейвенпорту, то такой ответ может рассматриваться как признание в том, что мне на тот момент было известно о существовании завещания, но я сомневался в его законности или юридической силе, или я допускал как адвокат Мирны Дейвенпорт, что этот дом не являлся общей собственностью супругов. Вы понимаете, что я хочу сказать, господин прокурор?

Казалось, Халдер растерялся.

— Я вас понимаю, мистер Мейсон, но, боже праведный, зачем нам такие юридические тонкости? Это же казуистические дебри!

— Если вы и дальше не собираетесь четко проводить линию между официальным допросом и неформальной беседой, то мне остается только блуждать в казуистических дебрях, если я считаю, что есть разница между ответом на вопрос при официальном допросе и неформальной беседе, — ответил Мейсон и при этом обезоруживающе улыбнулся.

— Я хочу, чтобы вы отвечали на вопросы неофициально, мистер Мейсон, — сказал Халдер.

— В таком случае тоже возникает проблема, — продолжал объяснения Мейсон. — Я все-таки адвокат миссис Дейвенпорт. Я пока не знаю, будет ли возбуждено против нее уголовное дело. Насколько я понимаю, это вполне возможно. В таком случае получается, что я — адвокат, защищающий ее как обвиняемую в уголовном преступлении. Кроме того, я являюсь адвокатом, представляющим ее интересы как наследницы ее покойного мужа. Предположительно, в деле фигурирует общая собственность и, возможно, какое-то раздельное имущество. Муж и жена являются близкими родственниками и соответственно наследуют друг за другом, но еще может быть и завещание, в котором отражены какие-то отдельные моменты. Вполне возможно, что если вы сейчас будете задавать мне вопросы по заранее подготовленному списку и потом эти вопросы можно будет вспомнить в дальнейшем, на более позднем этапе — абсолютно точно их повторить, то мои необдуманные ответы могут навредить интересам моей клиентки. Например, мне, возможно, придется отвечать на вопрос, убивала ли она своего мужа Эда Дейвенпорта. Как я понимаю, при сложившихся обстоятельствах такой вопрос вполне возможен, не правда ли?

— Не знаю, — кратко ответил Халдер. — Я не берусь предсказывать, какие действия будут предприняты официальными лицами в других округах.

— Если не ошибаюсь, то во время телефонного разговора вы говорили, что на вас давят, не так ли? — спросил Мейсон.

— Это так и есть.

— Насколько я понимаю, давление на вас оказывают представители правоохранительных органов из других округов?

— Да.

— И совершенно очевидно, что давление оказывалось не из-за возможного незаконного или несанкционированного вторжения в дом Эдварда Дейвенпорта в Парадайсе, Калифорния. Скорее всего, давление оказывается на вас из-за того, что кто-то считает Эда Дейвенпорта мертвым и допускает возможность — заметьте, я говорю исключительно о настрое того лица или лиц, которые оказывают на вас давление, — да, допускает возможность, что миссис Дейвенпорт имеет какое-то отношение к смерти Эдварда Дейвенпорта. Я прав?

— Боюсь, что мне не следует честно отвечать на этот вопрос, мистер Мейсон.

— Насколько я понимаю наши законы, если один человек убивает другого человека, то убийца не может наследовать никакое имущество убитого, — продолжал Мейсон вкрадчивым голосом. — Или вы понимаете это как-то по-другому, господин прокурор?

— Нет, точно так же, как вы.

— В таком случае предположим, вы зададите мне вопрос, касающийся определенного имущества — то есть вопрос о статусе какого-то имущества, праве собственности на него в настоящее время, и также предположим, что это имущество, которым Эд Дейвенпорт владел при жизни и оставил своей жене по условиям завещания. Это завещание на первый взгляд имеет юридическую силу, и при обычных обстоятельствах право собственности на имущество перешло бы вдове. Теперь предположим, что, отвечая на ваш вопрос, я могу упомянуть (заметьте: непреднамеренно или по невнимательности), что имущество в настоящий момент не принадлежит миссис Дейвенпорт. В таком случае вполне возможно, что кто-то (конечно, не вы, господин прокурор, поскольку я знаю, что ваша этичность не позволит вам придраться и воспользоваться подобной оговоркой), а кто-то менее щепетильный и использующий любые технические оплошности использует и это мое заявление как факт моего признания в том, что миссис Дейвенпорт виновна в убийстве и поэтому не может наследовать имущество, и право собственности к ней не перешло.