Алексей Губарев - Второй патрон [litres самиздат]

Сочинять – роковое дело:

Сдуру влип, зашибет молва.

Никогда я известным не был

И никто не любил меня.

Пусть горел. Это все пустое.

Не далось синих глаз увлечь.

Но хранил сердцу дорогое,

Грезил светом желанных встреч.

Далеко, ведь, не самый, лучший

И, похоже, плох, как поэт.

На морозах сгубил колючих

Я души запоздалый цвет.

Россыпь клюквенная сгорела

В заметенной снегами груди.

Зря смертельно тобой болел я.

Зря под окна твои ходил.

Но теперь, хоть за что не знаю,

Слухи разные так и льют.

Что любимой писал, читают.

Что никчемным считал, поют.

Так ославили, нету спасу:

Заигрался. Ни то, мол, ни се.

Лишь в глазах не узрел я Спаса осуждения…

Вот и все.

Никогда я известным не был.

Тем и тяжек нежданный гнет.

Узнаваемым стал теперь я,

Знать, молва и меня прибьет.

Ну, а коли шарахнет насмерть,

Страха нет. Умирал не раз,

Обреченно плетясь на паперть

В синь морскую любимых глаз.

Чувство нежное не истлело.

Потому и несет порой

Продолжать роковое дело

В кровь терзаемое молвой.

Не смотри на меня сурово

Не смотри на меня сурово,

Что в пороки себя облек.

Не своди недовольно брови,

Наперед осуждая, впрок.

Ведь, когда-то и я безгрешным

Рассыпал по задворкам смех…

Тот, невинный, давно повешен

На льняной бечеве утех.

В чистый смех заходился. В звонкий.

Был веселым стервец и мечтал.

Предрассветные месяц тонкий

Шалопаю псалмы читал.

Стать счастливым горел желаньем.

Русь сермяжную пил взахлеб.

И, болтаясь по парку ранью,

Имя милой на лавках скреб.

А тебе достаюсь пропащим.

Без улыбки, без слов, без слезы.

Видно, страждущий да обрящет,

Раз во тьме повстречалась ты.

Прокоптел я в дыму кабачном.

Дух бродяжий сгубил до тла,

По углам понасеяв злачным

Неуслышанные слова.

Но теперь будет по-другому.

Мне по силам иные лады.

Только ты снизойди к такому.

Плюй на слухи, презреньем остынь.

Подбери, отряхни, исцеляй.

Разве мало во мне дурного,

Разве путь не заказан в рай?

Так не бойся любить больного.

Не жалеючи пропадай.

Сердце рвущие брось сомненья.

Гнев на милость смени, оттай.

Ведь не знаешь, как жду леченья.

Как во снах вижу теплый свет.

Как святое беречь умею.

Пригвозди роковое "нет"

И раскаяться я успею.

За тобой под ворота рая

Приволочься покорным готов.

Только ты душу очищаешь.

Только ты остужаешь кровь.

Вдовий кипяток

Огнисты клены по сугорьям.

Вода в запруде тяжела.

Прильнувши к липе, хата вдовья

Белеет на краю села.

Полынью скрытая тропинка

Змеей петляет вдоль плетня.

Полночная луна по глине

Просыплет жемчуг иногда.

Подчас ходок, таясь, заглянет

На вожделенный огонек.

Но только сунется, отпрянет,

Отведав вдовий кипяток.

И я, как будто чертом мечен,

К окошку темному пристыл.

Уже подряд который вечер

Глядеть на липу зачастил.

Так пусть, не сладивши с собою,

К тебе, желанная моя,

Прокрасться хоженной тропою,

Как прежние, рискну и я.

Пусть обольет меня презренье.

Пускай ошпарит кипяток.

Горю вина очей надменных

Испить хоть маленький глоток.

Разгулялся мороз, растрещался

Разгулялся мороз, растрещался.

Жалит руки, звенит в проводах.

Долго, милая, я не решался

Лошадей осадить в поводах.

Понесла забубенных пара.

Резво с места рванула внамет.

Дрожжевой заиграли брагой

Удаль, сила и праздности мед.

Отрешен был, не цвел в чувствах:

Не жалел, не любил, не голубил.

Увязая лишь в песнях русских,

Я был нежным, я не был грубым.

Не таи на меня обиды.

Ведь не знаешь какой я тонкий,

Сколько ласки во мне скрыто.

И ранимый какой, ломкий.

Не пугайся, что славили пошлым;

Зазывай чем пылал, не вернусь.

Под завязку я сыт звонким прошлым,

А в душе голодает Русь.

Напостилась она по горло,

Да натикал ее черед

Разметать пустоцветный ворох

И лакать этот чертов мед.

Промороженный бешеной скачкой

На твоих я оттаял губах.

И просыпался первым плачем

На каштановых волосах.

Под украсной иконою пусть я

Буду в час покаяния бит.

В страшный холод гореть мне Русью

И оплакивать долю навзрыд.

Разгулялся мороз, растрещался.

Знаешь ли от чего в сердце грусть?

– До тебя ничего не боялся,

А теперь стать холодным боюсь.

Сон карамельный

Мне бы смерть в карамель тянучую:

Под забором замерзнуть пьяным,

Чтобы ангелы сладко мучали

И отпет был собачьим лаем.

Чтоб скулила бессильно вьюга

От того, что пропал с улыбкой.

Чтоб рыдали над телом други,

Обметая ее накидку.

И несли на погост угрюмо,

Хоть всегда распевали звонко,

Как звенела моя рюмка,

Как печалилась она

громко.

Языками чесали много:

– Не повесился, не казнили.

А в метель утерял дорогу

Да сомлел на морозе сильном.

Измотал парю снег обильный,

Затащив под сугроб глубокий.

Убаюкал обман синий,

Припорошил следов строки.

Не судили, что был безвестный,

Что поэтом себя намыслил.

И жалели, что прожил честным,

Что беззвучный скосил выстрел…

Нет желанья беспечно трезвым

Околеть, будто пес ничейный.

А взывают души порезы

Окочуриться карамельно.

Чтобы в стужу кто одинокий,

Обходя роковое место,

Прошептал через вздох глубокий:

– Спел гулена свою песню.

Помню

Боль в затылке… Нудная, вязкая.

Тучи с севера навалились.

Клены весело медью лязгая,

Приуныли вдруг, затаились.

Край заброшенный, даль опальная!

А крути да верти – Расея.

Годы выжатые не жалко мне

В пламень бешеную кипрея.

Не малиновые – кандальные

Церкви мерно куют трезвоны.

На берёзы смотрю печальные,

Слышу плачь их немой и стоны.

Помню нежной тебя и кроткою.

Помню, милая, твои губы.

Я ведь тоже из ласки сотканный.

С языка злого слыл я грубым.

Я умею быть нежным, слово!

Сердце черствое не на месте;

Не пропасть мне в краю суровом,

Быть тебе бы моей невестой.

Но иное судьбой завещано.

Обманули таежные мари.

Заманили простором грешного,

Усыпили и обокрали.

Знать удел, поменял бы многое,

Не лакал бы вино из грусти,

Что к тебе, далеко веселого,

Плен саранковый не отпустит.

Мысли тучами напустились.

Помню, милая, все я помню.

От того на краю России

Разрывает затылок болью.

Обмани меня Русь

Обмани надеждою пустою.

Залепи пощечину за так.

Все равно не стать тебе другою

Даже если поменяешь флаг.

Знаю, не обьять твои просторы.

Зорь не тронуть розовую гладь.

Ты одна еще чего-то стоишь

Для меня, неласковая мать.