Ольга Шарапова - Фрактал Мороса [litres самиздат]

Приятели-врачи возвращались к шоссе по бетонке. И вдоль этой дороги стояли дома – старые деревенские, дачи девяностых со львами у ворот, с золотыми шарами вдоль стен глухих заборов. По обе стороны бетонки. Нарские пруды разлились гостеприимным пристанищем белых цапель и рыболовов. Подростки, местные жители, ехали на велосипедах, и бетонная дорога била под колесами на стыках плит паровозным ритмом.

Взрослый дядька доктор Юргис возвращался из загородной поездки за грибами.

«Для кого-то все это родное – привычные: песчаные дали с облаками, расчеркнутыми дефисами цапель, распаханные под зиму поля с тощими ветровыми перелесками. Те, кто живет здесь, не удивляются туманам и птицам как новому. А мое родное осталось за тысячу с лишним километров отсюда, в готических нефах каунасских святынь, в холодной воде литовского Рубикона».

И в глазах доктора промелькнула грусть, ирония, и покой, и улыбка, и смирение.

Он встряхнулся, провел пальцем по щеке, погладил бороду, сказал что-то спутникам, и все прыснули со смеху.

* * *

«Факс. Отправлен 3 марта 1999 года. 16:41. Издательство N. Получен: Поликлиническое отделение, травматология.

Юргис, надо срочно встретиться. Когда ты можешь? Перезвони. Ликас».

* * *

Они пили чай на кухне, вернее Юргис пил чай с какимито шоколадными кренделями, а Ликас сидел присмиревший, радуясь скрытно, что еще не умирает.

– Слушай, ну я не оториноларинголог, но это просто тонзиллит. Ну он у девятерых из десяти бывает.

– У меня не бывает.

– Ну и вот, появился. А ты нотариуса вызвал и трахеотомию собрался делать.

– Я в Литве вообще не болел.

– И я не болел. Все когда-то бывает в первый раз.

– Я в девяностом всю ночь мерз у парламента, а потом меня менты забрали, и я спал на полу в какой-то комнатухе, потом в морг повезли к отцу, и я даже тогда не заболел.

– А здесь из-за чего началось?

– У форточки постоял. На бабу с сиськами в окне смотрел.

– На бабу с сиськами…

– Да, я это замечаю.

В памяти Юргиса замелькали забытые кадры: Вильнюс, январь 1991 года, силуэт девушки с большой грудью в окне, залпы танков и лицо Миколаса Мороса.

– Ты сказал про отца… А знаешь, я его видел в ту ночь у телебашни.

– Да?

– Да.

– Ты не говорил раньше.

– Не хотелось об этом. Если бы моего отца убили, а потом кто-то рассказывал, как это было…

– Ты видел, как убили?

– Ну не совсем.

– И как это было?

– Я его заметил на улице, он был не один, с Кальтербладским и еще какими-то людьми, они меня прогнали. Потом пошел греться в подъезд. И в одном окне залюбовался девушкой с большой грудью. И именно потому, что на нее смотрел, заметил на соседнем балконе твоего отца с винтовкой. Я подумал, что он будет целиться в русские танки, а он стал стрелять по толпе. Я… маленький был тогда, решил, что он на стороне русских, а потом, конечно, понял…

– … Что он провокатор.

– Да. А потом его потащили убитого свои. Но не просто тащили, а вроде как пьяного или раненого вели. Но я думаю, что он был уже мертвый. И свои же убили.

– Наверняка. Конечно, свои, – Ликас помолчал. – Знаешь, Юргис, мы ведь умираем, по себе не плачем. Поэтому мы по другим плачем, как по себе. И как ни относись, а все равно жалко. Значит, отца убил Кальтербладский.

– Выходит, так. И что теперь? Мочить его пойдешь?

– А чего ты хочешь от меня, а? Ешь свой крендель.

Юргис хмыкнул и прошел мимо него к окну.

– О, у тебя есть пиво…

– К чаю?

– Тебе!

– С моим горлом?

– Сейчас сделаем, – он щелкнул открывалкой. – Вскипятим его, и будет то, что надо!

– Что за мерзость? Мерзость… Кальтербладский … Я почти забыл о нем. Где он сейчас?

– Вот я так и думал, что ты начнешь выяснять. Понятия не имею.

– Я что подумал…

– Что?

– Я давно еще думал, что он связан с исчезновением матери. Он же работал в министерстве образования, то есть мог повлиять на выдачу аттестата и диплома.

– А диплом был?

– Мать по телефону сказала, что получила аттестат и отправила его мне служебным письмом. Единственный, кто ей мог помочь в этом как общий знакомый – Кальтербладский.

– Хорошо, пусть так, но почему ты делаешь вывод, что она пропала из-за него?

– Никаких доказательств, конечно, нет… Но Кальтербладский, выходит, знал, что она одинокая женщина, муж убит, сын в розыске, убежал, родственников нет. Мог потребовать любые документы якобы для возвращения аттестата. Она в этом ничего не понимала. И вот она исчезает.

– Но ведь это мог сделать и кто-то другой.

– Мог, но явно разбирающийся в деле аферист. Ведь ее не ограбили, а именно убили из-за квартиры.

– Квартира еще не была приватизирована?

– Нет, конечно, но в том-то и дело. Успей мать ее приватизировать, квартира бы отошла мне. А здесь хозяйка официально отказалась от найма, как будто уехала. И тела нет. Я не знал, что Кальтербладский так близко знаком с ситуацией в семье, пока ты не рассказал про отца.

– Столько лет прошло. Ничего не докажешь.

– Я и не собираюсь доказывать.

– Не мсти сгоряча. Вообще, это очень темная история. И еще вопрос, какая выгода Пшемыслу Кальтербладскому переводить квартиру в городской фонд?

– Возможно, какая-то косвенная. Он высокопоставленный госслужащий, какие-то межотраслевые махинации, смутное время…

– Тогда, если хочешь отомстить, отомсти, не выясняя. Так у тебя хотя бы не будет видимых мотивов.

* * *

Этой ночью Ликас не спал. Звезды смотрели сквозь бабушкин тюль. Как-то так само собой получалось, что животные, люди рядом с ним гибли, но он не мог вычислить закономерность. Она точно была. Он знал. Перебирал в голове логические цепочки. Погибали те, кому он желал смерти? И да и нет. У него не было ненависти к тем, чьим виновником смерти он стал, но сказать, что он категорически не хотел их гибели, он не мог.

Можно ли так убить Пшемысла Кальтербладского? И нужно ли? Есть ли к нему ненависть? Нет.

Он не знал его лично, и поэтому ненависти не было. Хотел ли его смерти? Да. Но ведь не все так просто.

Наверняка ему известны не все гибельные эпизоды, но если взять то, что он знал: собака, аист, родители, бабушка, Альгирдас, ребенок…

Время года? Разное. Время суток? Разное. Настроение – ничего особенного. На голодный желудок? Нет. Безмолвный человек? Нет связи. Сердце болело или нет? Нет связи. Как искать логику в иррациональном явлении? Да еще известном только отчасти?

«Не льсти себе, Ликас, ты не есть иррациональность, ты не число пи, ты не коэффициент золотого сечения. Ты только звено! Если так, то надо искать закономерности в частях иррационального, а это значительно проще». В темноте он включил ноутбук, рассчитал то, что казалось менее сложным. Он так и сидел один, больной, в крошечной комнатке, перебирая последовательности нулей, повторы цифровых сочетаний. Уснул утром, когда стало светать. Он уже знал, что разгадал ребус. Разгадал, просто глядя на цифры. Здесь нет прямой логики.