Эмиль Коста - Хорошо в деревне летом

Деревня, в которой вырос, куда всегда возвращался, где надеялся нескоро и нестрашно умереть – оказалась полна опасностей и загадок. Как будто сорняк ядовитый поселился в огороде. И пока его не изведешь, ничего хорошего там не вырастет.

Что ж, ему к земле не привыкать!

Иван Ильич притормозил возле бондаревского дома. Тетка давеча обещала покормить кота, но проверить не помешает. Калитка оказалась заперта изнутри, как он и оставлял. А у тети Зои росту и длины рук бы не хватило, чтобы дотянуться до задвижки. Он мысленно треснул себя по лбу, вошел во двор и свернул к сараю. Ключ был на прежнем месте, а она б с собой унесла. Это развеяло последние сомнения.

– Хоть бы не нагадил где… – бормотал Иван Ильич, возясь с замком. – Только б не в муку.

Муку Василий хранил в алюминиевой кастрюле на пятьдесят литров. Крышка от нее давно потерялась, но хозяин уверял, что это даже лучше: дышит, мол.

В доме ощутимо похолодало, изо рта даже вырывался парок, который исчез только на кухне. Подозрительных запахов не было. В мучной кастрюле ничего не нарушало сияющей белизны содержимого. Кешка восседал на краешке печи с равнодушным видом.

– Ну, извини, брат. Сейчас натопим, покормим…

Обрадованный Иван Ильич хлопотал на кухне, а кот безразлично глядел куда-то вдаль, порой даже как будто сквозь него.

– Ты прям как моя бывшая. Тоже вот так умела: без лишних слов в дерьмо с головой макнуть. Сидишь потом, обтекаешь – и пожаловаться-то не на что, да и некому.

Ответом ему был презрительный взгляд. Кеша спрыгнул с печи только услышав шипение спички. Он проследовал к своим мискам и требовательно мявкнул.

– Сейчас-сейчас! Сушки насыплю, покормлю котика… Воды-то полно, чего врать?

Кот приступил к еде, а Иван Ильич почистил его лоток, после чего уселся на низкую скамеечку перед печкой, пошире открыл поддувало и закурил.

– Подвела тетка, извини, брат. Ростом не вышла, калитку не смогла открыть, а я, дурак, не сообразил. Может, это и к лучшему, а? Хвостатых она не очень жалует, да и двуногих тоже. Детей разве что, и тех – пока не вырастут.

Кеша оторвался от миски и с минуту, казалось, обдумывал услышанное. Считать ли удачей суточную голодовку – сложный вопрос. Он наверняка пожал бы плечами, если бы умел, но в силу особенностей телосложения не стал даже пробовать и просто вернулся к трапезе.

Снаружи стукнула калитка, и кот недовольно заурчал, не вынимая мордочки из миски. Иван Ильич подошел к окну и осторожно выглянул из-за края занавески.

– Что за ерунда – Мураш! И с супругой. Чего это им понадобилось тут? И мимо двери – а машину-то видели! Погоди-ка…

Когда он вышел во двор, соседской пары там и вправду как будто не было. Однако за домом послышались голоса, и Иван Ильич направился туда. Сойдя с расчищенной тропинки к сортиру в глубокий снег, Мурашовы возились у общего забора. Кузьминична держала конец рулетки возле углового столбика, а Иннокентий вдоль ограды ломился через сугробы к другому краю участка.

– Вы чего затеяли? – от удивления он даже забыл поздороваться. Впрочем, супруги не обиделись.

– Да вот, померить решили, – отозвалась Кузьминична. – У нас с Бондарями давние споры насчет раздела были, только они нас на участок не пускали.

«А то с вашей стороны забора цифры другие», – мысленно усмехнулся он, а вслух сказал:

– Петр продавать будет, наверняка землемеров привезет.

– Сказал, будет продавать? – Кузьминична даже выпустила из рук конец металлической ленты, и тот с визгом унесся в сторону Иннокентия. – А за сколько, не говорил?

– Да я не интересовался. Вряд ли за дорого. Старье ведь.

– Ну да, кому оно надо, – подхватил Мураш, пряча рулетку в карман.

Иван Ильич пожал плечами.

– Вам, видать, надо.

– А ты чего тут? – проигнорировала намек Кузьминична.

– Кота зашел покормить.

– Не зашел, а заехал, – подмигнул Мураш. – В райцентре, что ль, был?

– В городе. Василия хоронили.

– Прям в городе? Рядом с родителями?

– Ага, – Иван Ильич смутно припомнил в оградке два аккуратных памятника со знакомыми фотографиями.

– Ну и славно. Пойдем, Кеш.

«Чего хотели-то? – недоумевал Иван Ильич, вернувшись в дом. – Машину видели, однако ж полезли со своей рулеткой. Терки из-за земли у них и вправду были давние, это вся деревня знает».

Сытый кот обустроился на кухонном столе и принялся вылизываться. В доме потеплело. Иван Ильич дождался, когда прогорят дрова, и начал собираться домой. Перед уходом он решил все-таки накрыть муку – от греха подальше. Нашел подходящую по размеру крышку.

– А запасся-то наш самоубийца всерьез, – пробормотал он через минуту, запирая дверь. – До майских бы хватило.

Василий жил бобылем и в голодные дни пек себе сам. Постные лепешки из муки и воды, нередко пригорелые снаружи и сырые внутри – на дровяной печке нагрев не отрегулируешь. Однако сейчас Иван Ильич поймал себя на том, что скучает по вкусу этого холостяцкого лакомства.

Перед калиткой он оглянулся на дом старого друга. Что за тайны здесь хранятся? И куда Иван Ильич, простой, в общем-то, мужик, лезет? Это ведь настоящее расследование, а у него ни ума Тамары Семеновны, ни теткиного авторитета…

Тут еще вспомнил про корицу… Дома будет жарко.

Зоя Ивановна и вправду расстроилась.

– Ты это серьезно? Пяти минут не нашлось в магазин зайти?!

– Теть Зой, ну я в городе толком не был: с автобуса на кладбище, потом у Петра ночевал в пригороде, утром на автобус сразу – не до магазинов вообще.

Теперь, когда угроза поступления новой партии ватрушек стала менее явной, он слегка воспрял духом. И ведь даже врать не пришлось!

– Ты, между прочим, тоже хороша. Кот голодный, изба застыла, – добавил Иван Ильич, окончательно осмелев.

– Вот так да! – вскинулась тетка. – А кто калитку запер? Я, старая женщина, скакать вокруг забора должна? Даже к Мурашовым сходила, чтобы Кеша отпер – он повыше – да не докричалась никого.

Иван Ильич поднял руки в знак окончательной капитуляции и примирительно спросил:

– А что, ватрушек твоих не осталось?

С самого утра Иван Ильич, все еще виноватый, работал по хозяйству. Тетка требовала то одного, то другого: наколи дров на следующую неделю, перевесь зеркало, подмети коридор… Он не особенно возражал: ручной труд успокаивает и прочищает мысли.

А прочищать было от чего. Вопросов смерть Василия действительно вызывала слишком много. Почему? Отчего? Куда полушубок делся? Не хотелось верить, что вещь просто сперли. Да и что с нею в деревне сделаешь? Одежка приметная. Вмиг все узнают. И как это вообще: подходит человек, видит полушубок на снегу, знает, чей – и все равно тырит? Ну, бред же!

Увы, разумнее всего было предположить, что полушубок забрал тот, кто пришел к реке вместе с Василием или сразу после него. То есть убийца и вор.