Эмиль Коста - Хорошо в деревне летом

О супруге бандита Димы Иван Ильич знал, между прочим, из первых уст. Что касается бани… ничего предосудительного в такой чистоплотности он не видел. Сам бы ходил каждый день, дайте дров только. И баню.

Собственная ванная в деревне – это, конечно, роскошь, но Иван Ильич с удовольствием бы обменял ее на хорошую парилку, да чтоб рядом с морем. Выйдешь на крылечко – и в воду. Хоть летом, хоть зимой! Он даже зажмурился, представляя такую благодать. Кузьминична истолковала это выражение лица по-своему.

– Во, и этот туда же! Вы и на пенсии все об одном думаете, кобели!

– Что, и отец Геннадий тоже? – деланно удивился Иван Ильич, в очередной раз закрывая глаза на несправедливые обвинения.

– Да побойся бога! Этот и зайти не успел. Она только расплатилась, вышла на крыльцо – слышу ругань. Ну, я к окошку, а там…Отец Геннадий на эту наседает, руками машет – я уж испугалась, залепит он ей леща! И чего делать? Вроде и правильно, а с другой стороны и грех!

Иван Ильич понимающе кивнул.

– Да видел я. А в честь чего он даме выволочку сделал? Вроде одета прилично, да и сам мужик молодой, должен бы понимать.

– Я так думаю, батюшка-то наш совсем того… – вздохнула Кузьминична. – Все-таки выпишу по весне племянницу в гости.

– Зачем племянницу?

– Ясное дело – зачем. Жениться отцу Геннадию надо, пока окончательно крышу не сорвало. Заберут в желтый дом – и кто о душах ваших думать станет?

– Чьих это – наших?

– Ваших, алкашовских.

Не удержавшись, Иван Ильич фыркнул. Кузьминична не без основания считала пропащими всех выпивающих безработных мужиков, но его, молодого пенсионера, в эту категорию записала впервые. Собственная душа хозяйки магазина наверняка хранилась где-то в надежном месте, аккуратно сложенная и оснащенная инвентарным номером.

Ниже всех в сложной картине мира Кузьминичны находился ее собственный муж. Мураш не работал, не получал пенсию и обладал самой поганой кличкой в деревне. Впрочем, стараниями супруги пару лет назад он оформил инвалидность. Односельчане даже не знали, на каком основании. Сам инвалид на все расспросы туманно отвечал: «Нервы». Выплаты получал на сберкнижку, чтоб не пропивать.

– Ты все-таки зря на отца Геннадия наговариваешь. Ну, психанул – с кем не бывает. Одичал у нас в деревне, а тут женщина молодая, хорошо одетая, незнакомая…

– Да как же незнакомая? На Рождество, помню, забежала в церковь, тут Васька навстречу, как ошпаренный… А внутри отец Геннадий с этой, – Кузьминична выразительно кивнула в сторону двери. – Соображаешь?

– Пока не очень, – признался Иван Ильич.

– Я так считаю, она приходила грешки замаливать. Думала, в деревне священники добренькие, а тут на нашего нарвалась. Ну, Васька и послушал ненароком, как бабы молодые в городе живут. А ему, бобылю, много ли надо? Коза эта тоже быстро ушла. Мне, конечно, тоже любопытно было, да отец Геннадий насчет исповеди строго.

– В этом как будто и смысл…

– Тебе-то, безбожнику, откуда знать?

– В книжке теткиной вычитал.

– Да уж… В детстве старухи грамотнее нынешних были, когда дело бога касалось… Я помню, как Зоя Ивановна нас атеизму учила, – протянула Кузьминична, – а сейчас вон как, все по-другому. Уже мы ее можем кое-чему поучить.

В этом Иван Ильич сильно сомневался. Расплатившись, он попрощался с хозяйкой и пошел домой. Про себя решил при случае поговорить с отцом Геннадием: с чего он так взбеленился? Но это подождет. Сегодня к соседу лучше не лезть.

– Стой! – донеслось сзади.

Его догнала запыхавшаяся Кузьминична. Выскочила на мороз в чем была.

– Забыла совсем. Про Ваську-то статья вышла.

– Что за статья?

– Да в газете! Прессу же свежую подвезли! – она сунула ему в руку газету. – Вот, держи. Деньги потом занесешь.

Зябко стянув на животе полы вязаной жилетки, Кузьминична затрусила обратно к магазину. Иван Ильич в недоумении взглянул на титульный лист— разворачивать газету на морозе не хотелось. В сгущающихся сумерках черные буквы с неохотой сложились в заголовок:

«Что имеем – не храним: Приморский «Айвазовский» умер в безвестности – стр. 5».

– Ишь как, – пробормотал он. – Обозвали красиво, а место только на пятой странице нашлось.

Сунул газету в карман брюк и пошел домой.

– Теть Зой, я пришел! – крикнул Иван Ильич из прихожей. – Держи свой хлеб!

Зоя Ивановна вышла ему навстречу и взяла авоську.

– Отнес кота? А это что такое звенит?

– Отнес, протопил, накормил… Нам хлеба свежего купил и пива взял по бутылочке хорошего.

– С ума сошел: мне – пива?

– Ты ж говорила, колбаски домашние с капустой. А к ним пиво необходимо – у европейцев спроси.

Иван Ильич повесил куртку, отобрал назад авоську и прошел на кухню. Тетка проследовала за ним, скептически качая головой.

– Где мы и где Европа? Все-таки по географии ты всегда слабоват был.

– Я по морям ее выучил. Китайцы, между прочим, тоже пиво уважают, но мы сегодня все-таки поужинаем по-европейски. Культурно, – он поставил на стол покупки и выложил рядом газету. – Свежую прессу почитаем, поговорим об искусстве.

– Газету купил? – изумилась Зоя Ивановна. – Что-то ты совсем сегодня разгулялся. Ну, понятно: пообщался с бандитами – и вспомнил городскую жизнь.

– Я вообще-то в городе с порядочными людьми общался… в основном. А за газету даже не платил – Кузьминична дала сама. На мороз за мной выбежала, представляешь?

– Чего это на нее нашло? Интересное что-нибудь напечатали?

– А вот сама погляди.

Он поднес газету к глазам тетки, расставляющей тарелки на подносе. Она прочла заголовок и ахнула:

– Неужели про Васю? И как узнали?

– Так на его похоронах сплошной бомонд собрался. Плюнешь – в творческую личность попадешь, я один был нормальный. Написать кто угодно мог, – Иван Ильич развернул газету и прочел подпись под нужной статьей: – Сергей Горобец какой-то. Первый раз слышу.

– Странно, что они вообще за такую тему взялись, – заметила Зоя Ивановна, неодобрительно покосившись на соседнюю страницу, где красовалась полуобнаженная девица со спиннингом в руках.

Что правда, то правда. В былые времена газета «Плоскодонка» печатала интересные материалы для рыбаков-любителей: как залатать лодку, для чего какая наживка – а также своевременно оповещала о нересте лососевых и запрете на их вылов, параллельно публикуя инструкцию по извлечению икры.

Перестройка изменила это приличное, в общем, издание до неузнаваемости: страницы наполнились рекламой снастей, чернушными отчетами о браконьерских рейдах и, разумеется, обнаженкой, ради которой «Плоскодонку», в основном, и покупали. Иван Ильич рыбалку тоже уважал, поэтому время от времени ее почитывал.