Сирил Хейр - Простым ударом шила. Смерть бродит по лесу

— Да… На самом деле я не собирался им ничего говорить, как-то само выскользнуло.

Петтигрю сочувственно вздохнул.

— Вам незачем извиняться, — произнес он. — Это было вполне естественно. Работа полиции как раз в том и состоит, чтобы подлавливать людей. Тут они поднаторели. И вообще, ваши показания — фактор незначительный. Важна история Тодмана. Будьте уверены, именно она снова привела их в «Альпы».

Годфри мрачно кивнул.

— Да уж, Тодман там был, — сказал он. — Поднявшись наверх, я из окна видел, как он сидит в своем катафалке у самых ворот.

— Тодман — неприятный субъект, — задумчиво протянул Петтигрю. — Конечно, он может лгать, чтобы спасти собственную шкуру, но если так, то это чертовски неудобная ложь. Слишком хорошо укладывается в известные факты. А что ваша матушка?

— Послала полицейских куда подальше и заявила, что обратится к своему адвокату.

— Понимаю.

— Разумеется, она и в первый их приход это говорила. Только… только на сей раз это будто произвело меньшее впечатление.

— Понятно. Они заверили ее, мол, она абсолютно вправе вести себя так, может не помогать полиции, если не хочет, и они не будут ее больше расспрашивать. И все это время задавали вопросы, на которые просто необходимо было дать ответ. Так все происходило?

— Примерно.

— Подобная методика мне знакома. И какой она дала результат?

— В целом получилась довольно гадкая сцена, — нехотя признал Годфри. — Я никогда не видел, чтобы мама по-настоящему выходила из себя, и мне это не понравилось. Как правило, она спокойный человек. Мама рассказала им с полдюжины разных историй и ни одной не могла придерживаться до конца. Ее подлавливали, и она говорила другое. Это было отвратительно. Сначала она сказала, что вообще не выходила. Разумеется, это не помогло. Потом объясняла, что вышла встретить мистера Роуза. Суперинтендант за это уцепился и заставил ее сначала сказать, что она его встретила, потом — что не встретила, а под конец она уже не могла вспомнить, встретила или нет. Они совершенно запутали мать с разными тропинками вокруг холма и все это время возвращались к той треклятой сережке. Я думал, они никогда не замолчат. Но потом вдруг все бросили и ушли с самодовольными минами. Уверен, они не обошлись бы с ней так скверно, если бы мама не выставила их дураками, когда они приходили в первый раз.

— Вероятно. И где ваша матушка сейчас?

— В постели. Во всяком случае, сказала, что пойдет приляжет. После их ухода она и поговорить с собой не позволила. Практически выставила меня из дома.

— Поэтому вы явились ко мне. Мудро с вашей стороны. Вы ведь останетесь на ленч, верно?

— Огромное вам спасибо. Вообще-то миссис Петтигрю меня уже пригласила.

— Отлично! И оставайтесь, сколько пожелаете. После полудня нам с женой нужно в Маркгемптон, но сад в полном вашем распоряжении: отдыхайте и заварите себе чаю.

— Благодарю вас, сэр. И еще, если это не слишком большое нахальство. Можно мне остаться и к ужину тоже?

— Осмелюсь заметить, как-нибудь справимся. Но вы уверены, что вам не следовало бы к тому времени вернуться? В конце концов, ваша мама пережила потрясение. Она будет совершенно одна и…

— В том-то и дело, сэр. Мама не будет одна, и дома ее тоже не будет. Перед уходом я слышал, как она договаривалась по телефону с мистером Роузом поужинать сегодня вечером «У тиса».

— О! — только и сказал Петтигрю и, помолчав, добавил: — На данной стадии это мало что меняет, тем не менее неприятно. Не поймите меня превратно, я не про то, что вы останетесь у нас. Конечно, вопрос, выдержит ли это кладовка, остается открытым. Возможно, нам придется пойти куда-нибудь перекусить. Однако большая ошибка — планировать наперед дольше одной трапезы. Думаю, ленч почти готов. Что скажете насчет бокальчика хереса?

Если ленч не оказался самым унылым на свете, то лишь благодаря Элеанор Петтигрю. Ее муж по большей части молчал, погруженный в собственные мысли, которыми не мог или не желал поделиться. К счастью, Элеанор, поискав наугад тему, случайно упомянула, что сегодня собирается на репетицию оркестрового общества Маркгемптона, и поняла, что Годфри достаточно интересуется музыкой, чтобы поддерживать беседу. Живого, пусть и не слишком глубокомысленного спора о достоинствах Бенджамина Бриттена хватило, чтобы протянуть до того часа, когда хозяевам пришло время уезжать.

Перед самым уходом Петтигрю отвел Годфри в свой кабинет.

— Не знаю, как вы намереваетесь провести эти часы, — произнес он, — но у меня есть предложение. Надеюсь, тот факт, что оно противоречит всему, что я предлагал раньше, не помешает вам им воспользоваться. Вот вам стол, ручки, чернила и бумага. А еще отличный вид на Тисовый холм. Предлагаю вам сесть и, решительно отводя взгляд от вида за окном, записать подробно и точно все до последней мелочи, какие вы сможете вспомнить с того момента, как миссис Пинк привезли в «Альпы», и до того, как вы поднялись к себе в комнату. Все — понимаете? Все, каким бы мелким оно ни было. Задача покажется вам чрезвычайно скучной, и не могу обещать, что даст хотя бы что-то ценное. Но по возвращении я обещаю прочитать то, что вы напишете, и, может статься, сумею найти там…

— Найти что? — спросил Годфри.

— Не могу вам ответить. Сделай я так, то просто внушил бы вам свои идеи, а мой план состоит в том, чтобы заручиться вашими незамутненными воспоминаниями. Но если я не поистине глупый старик, каким вы, вероятно, меня считаете, правда об этом деле мне известна, и есть шанс, что, сами о том не зная, вы можете дать мне способ доказать ее. Вы готовы попробовать?

Годфри молча сел за стол. Не успел Петтигрю выйти из комнаты, как он начал писать.

Если суперинтендант Тримбл имел, как выразился Годфри, «самодовольную мину», когда выходил из «Альп», то его удовольствие несколько поблекло к концу совещания, которое главный констебль неожиданно созвал тем утром. Мистер Макуильям, как всегда, вежливо похвалил за проделанную работу, однако энтузиазма его словам решительно не хватало.

— Итак, все сводится к одному подозрению, верно? — произнес он. — Улика в виде сережки, которая была у нас с самого начала расследования, наводит на мысль, что миссис Рэнсом находилась где-то поблизости в тот момент, когда совершалось преступление. Свежие показания, какие вы раздобыли (хочу в связи с ними вас поздравить, действительно ценные показания), всего лишь превращают это подозрение практически в уверенность. Но все же достаточно ли этого, чтобы привлечь миссис Рэнсом к суду?

— Я… ну, я бы думал, что да, сэр, — ответил Тримбл.

— Вот как? Когда поблизости находились еще по меньшей мере трое других подозреваемых? У любого из них было достаточно времени избавиться от миссис Пинк и незаметно спуститься с холма до того, как миссис Рэнсом вообще там появилась. Предположим, она скажет: «Я находилась там, но не видела ни миссис Пинк, ни кого-либо еще, поэтому вернулась домой», — и как тогда прокурору, не имея ничего большего, строить обвинение? Кстати, она говорила так, когда вы ее допрашивали?