Дилан Райт - Дом на распутье: Человек без лица

–Что ты предпочитаешь?

–Ты так и не ответил,– вернулся к прежней теме Гейб.– Почему ты сказал, что загадка проста?

Фрэнк отложил квадратный свёрток с пластинкой, тяжело вздохнул и закрыл глаза ладонью, будто бы ему приходилось объяснять нечто очевидное.

–Потому что я нашёл ответ, как только взглянул на эту чёртову статью.

Гейб не поверил своим ушам. Он перевёл взгляд с Фрэнка на газету и стал лихорадочно искать ответ в чащобе текста.

«Фрэнк сказал, что нашёл ответ, как только посмотрел на страницу. Скорее всего, первое, что он увидел, был центр статьи. Но тут же нет никаких имён! Как он тогда так быстро разобрался с ответом?»– мысли Гейба опережали друг друга. Пытаясь найти злополучную отгадку, мальчик параллельно размышлял над тем, почему он, начитанный любитель детективов, уже как полтора месяца не может разгадать это дело, а этот противный наглец обскакал его за какие-то пару секунд зрительного изучения текста?

Однако размышления мальчика были прерваны, от чего Гейб пришёл, мягко говоря, в бешенство. Причём он даже не понимал, от чего он злиться больше. От того, что его мысли оборвали, или от того, как это сделали. А сделали это самым грубейшим образом. По всему залу грохотал заливистый смех Фрэнка. Как только он раздался, Гейб сразу же всё понял.

–В… Видел бы ты себя сейчас!– кричал Уоллис-младший.– Тебя что, серьёзно так легко развести?!

–Ты хоть знаешь, чего мне стоит эта грёбанная газета?!– нервы Гейба сдали окончательно.

–И чего же?– Фрэнк постепенно стал успокаиваться.

–Да если я до конца недели не разгадаю это дело, этот придурок Луи потребует у меня сотню фунтов, которые я ему благополучно проспорю!

–Ну, так может быть и не стоило лезть в это, раз ты не можешь ничего сделать?– Фрэнк перестал смеяться.

На эти слова Гейбу сказать уже было нечего. Даже гнев, который бурлил в нём сейчас словно проснувшийся вулкан, не перекрывал здравый смысл. А здравый смысл подсказывал, что Фрэнк прав. Так что, смирившись с этой горькой истиной, Гейб встряхнул газету и, как и до этого, стал просто пялиться на текст, хотя ничего поделать с ним не мог. Он слышал, как Фрэнк роется в куче пластинок в поисках интересных песен.

–Ну а если серьёзно,– снова заговорил Уоллис-младший.– Почему ты даже не заподозрил, что я вру?

–Ты застал меня врасплох,– попытался оправдать самого себя Гейб.

–Ой, вот только не ври мне,– возразил Фрэнк, оторвавшись от дисков.– Ты же сраный детектив! Ты должен был понять с самого начала, что я вру!

Гейб слегка ухмыльнулся. Ему было невероятно лестно услышать в свой адрес слово "детектив".

–В конце концов, кто из нас разгадывал настоящее убийство? Я или ты?– не унимался Фрэнк.

Гейб опустил газету. Парень стоял к нему спиной, держа в руках огромных размеров пластинку.

–Ты сейчас серьёзно?

–А почему нет?

–Убийство Альфреда Дэвенпорта так и не было разгадано.

–Не гони.

–Что?– удивился Гейб.

–Глухой? Я говорю, что не верю тебе. Сколько прошло с тех событий? Год? Полгода?

–Десять месяцев.

–Десять месяцев,– эхом повторил Фрэнк.– Так неужели ты за десять месяцев даже не попытался понять, кто же всё-таки стоит за всем этим?

Гейб задумался.

–Честно сказать, мне всё равно,– ответил он.

–Так значит, тебе плевать на того, кто убил твоего друга?

Глаза Гейба расширились. Сначала от удивления, потом от злости. Его взгляд, полный ненависти устремился прямо в затылок Фрэнку. Тот будто бы это почувствовал и повернулся лицом к мальчику. Секунда за секундой напряжённая пауза в их диалоге становилась всё дольше и дольше. По ощущениям Гейба прошло больше минуты. Часы же говорили о том, что не миновало и одной десятой этого времени. Наконец Фрэнк сказал:

–Интересно, сколько бы стояло на кону в этом деле? Пять? Десять сотен? Или может быть ещё больше?

–Не смей,– проскрипел зубами Гейб.

–Что?

–Я говорю, не смей так отзываться о смерти Ната.– Гейб словно выплёвывал слова.

–А что случилось? Я тебя расстроил? Чтоб ты знал, не ты один тут натерпелся всякого дерьма?

–Да ну?– саркастично спросил Гейб.– И кого же потерял ты?

–Хо-хо-хо. Придержи коней. Терять-то я не терял.– Фрэнк вернулся к изучению пластинок.– Но знаешь, лучше бы эта сучка в маске всё-таки померла.

Внутри Гейба разгорелся не поддельный интерес.

–Ты о своей сестре?

–Сестра,– Фрэнк произнёс это слово так, будто бы оно ему было противно.– Она никогда мне не будет сестрой.

–Да? А мне казалось, что вы родственники. Почти что одно лицо,– Гейб не упустил возможности съязвить.

В прочем, Фрэнк на колкость никак не отреагировал. Он продолжал читать названия песен на упаковках.

–Мне было четыре, когда моя мама изменила папе,– начал свой рассказ Уоллис-младший.– Возможно, эта тайна так и осталась бы тайной, если бы мудак, с которым она тогда трахалась, думал своими мозгами, а не членом. Он забыл, что называется, "предохраниться". И вот, спустя пару месяцев, посреди глубокой ночи, у родителей состоялся откровенный разговор. Папа орал на маму так, что его, наверное, слышал весь ближайший квартал. От его криков мне не спалось, так что я слышал каждое слово, каждое оскорбление, адресованное моей маме. Удивительно, как они не развелись после этого. Может быть, папе было совестно бросать маму в трудную минуту. Может он просто не хотел платить алименты. Этого я не знал. Я знал лишь то, что нас ждут тяжёлые времена.– Фрэнк закончил с выбором пластинки. Вынув большой чёрный диск из конверта и установив его в патефоне, он несколько раз прокрутил ручку.– И, чёрт побери, так оно и было.

Он опустил иглу на крутящуюся пластинку. Из патефона в тот же миг полилась музыка. Фрэнк уселся в рядом стоявшее кресло и, закрыв глаза, стал слушать. Поначалу Гейб не слышал мелодии из-за обуревавших его эмоций, нахлынувших волной после рассказа Фрэнка. Но вскоре песня взяла своё, и мальчик тоже закрыл глаза, последовав примеру Уоллиса-младшего.

Когда веки опустились, Гейб ожидал погрузиться в привычную темноту, но, к его удивлению, он очутился совсем не там, где предполагал. Вместе с креслом он оказался под ветвями большого раскидистого клёна, по листьям которого барабанил настоящий ливень. Сначала мальчик не понимал, где находится, однако, как только он увидел множество маленьких колокольчиков, развешенных по веткам клёна, он сразу же догадался, в какое место и время он попал. Это был клён, росший в самом сердце окраинного парка Ноттингема. Гейб очень любил там гулять. Больше всего ему нравилось тут бывать ранней осенью, когда деревья ещё не окрасили свою листву в осеннюю палитру, но сумеречные сентябрьские дожди уже давали о себе знать. Сейчас, к слову, и был такой дождь. Его крупные капли ударялись о маленькие колокольчики, и получавшийся звон складывался в начало той самой мелодии, которую поставил Фрэнк. Гейб представил, как прохожие, в страхе намокнуть, раскрывают свои зонты, образуя танец, идеально вливавшийся в долгий и протяжный ветер скрипки. Внезапные порывы всколыхнули ветви клёна, но колокольчики не перестали звонить. Наоборот, скрипка и звон объединились в одну единую строку, и под неё кружились в волнительном танце зонтики, разбрасывавшие попадавшие капли в стороны.