Джон Карр - Паника в ложе В

— Но это ужасная песня о недавних открытиях в Гарварде…

— О господи! — Джуди махнула рукой. — В Англии уже почти сто лет поют ту же песню об Оксфорде.

— Вот именно! — пробасил доктор Фелл. — Несомненно, эта клевета исходит из Кембриджа, где сэр Роберт Стоуэлл Болл был профессором астрономии с 1892 года и до конца дней. Хотя какое отношение астрономия имеет к ежам…

— К ежам? — вмешался лейтенант Спинелли. — Если это означает то, что я думаю, то я бы с удовольствием спел вам песню Нью-Йоркского университета. Но у нас впереди серьезная работа, маэстро, и я хочу, чтобы вы и мистер Нокс как можно скорее пришли в театр.

Этим вечером у стен «зеленой комнаты» под афишами и фотографиями не было никаких шпаг, кинжалов и арбалетов. Свет настольной лампы придавал помещению уютный домашний облик.

— Вот что, — начал лейтенант Спинелли, когда ему объяснили ситуацию. — Больше никаких забав! Никаких колледжских песен, ударов по голове складными стульями и поливаний из сифонов! Вам все ясно?

— По-моему, — заметил доктор Фелл, — мистер Сэмьюэл Дженкинс — весьма занятный образец мэра. Было бы истинным удовольствием наблюдать его председательствующим в полицейском суде.

— Так как вечеринка все еще продолжается, маэстро, им всем крупно повезет, если они не окажутся в суде. Но вам не о чем беспокоиться, мистер Нокс, — ваша жена в полной безопасности под присмотром миссис Лафарж. Что касается меня, — добавил лейтенант Спинелли, — то я весь день потратил на расследование.

— И что конкретно вы расследовали?

— В частности, вашу жену, мистер Нокс. Не смотрите на меня так — я подвергаю расследованию всех и все. Буду с вами откровенен: я все еще хочу знать, что произошло между вашей женой и леди Северн. Думаю, они запросто могли проткнуть друг друга кинжалами. Тем не менее, я далек от того, чтобы подозревать миссис Нокс. Так как я должен находиться здесь, мне пришлось послать Дженкса — лучшего из моих людей — побеседовать с ее боссом в Нью-Йорке. В редакции журнала миссис Нокс дали самую лучшую характеристику. Она начала работать там стенографисткой 12 апреля 1946 года и дослужилась до редактора. Миссис Нокс умна, трудолюбива и полна оригинальных идей…

— Это я и сам мог бы вам сообщить!

— …хотя она склонна к дерзости, в том числе и с боссом.

— Мне это тоже отлично известно.

— Короче говоря, — закончил лейтенант, — я не мог бы пожелать лучшего отчета о моей собственной сестре. Что касается остальных…

— Да-да, остальных! — вмешался доктор Фелл. — Кого еще вы «расследовали» и с каким результатом?

— Ходили слухи, маэстро, что финансовые дела Джадсона Лафаржа были не так уж хороши, чтобы столь рано удаляться на покой. Но в наши дни только гении бизнеса умудряются уходить на покой с кучей денег. Думаю, он достаточно преуспел на Уолл-стрит.

— До нас тоже дошли кое-какие слухи, — промолвил доктор Фелл.

— Очевидно, о том, что леди Северн, будучи восемнадцатилетней Марджери Вейн, имела незаконного ребенка, который теперь, возможно, находится среди нас? Я тоже об этом слышал. Не думаю, что тут есть хоть слово правды, да и в любом случае какой нам от этого толк? Что касается Энн Уинфилд, то она делит квартиру в Ларчмонте с Мэрион Гарб, которая играет леди Капулетти; ее отец — весьма уважаемый адвокат в Спрингфилде, штат Массачусетс, а сама она значительно старше, чем выглядит. Конечно, Энн Уинфилд не пуританка, но отнюдь не шлюха, как утверждает Бэрри Планкетт. Как вы наверняка заметили, она явно неравнодушна к этому ирландцу. Но и это вряд ли в состоянии нам помочь.

— Одну минуту! — прервал доктор Фелл, стараясь найти в кармане портсигар. — Вы расследовали два пункта, которые я упоминал?

— Я сам искал конверт и не мог его найти. Что до второго пункта, — довольно загадочно ответил Спинелли, — то Дженкс в Нью-Йорке заставил их показать ему паспорт, и в нем содержалось именно такое описание, как вы предполагали. У вас возникли теории, маэстро?

— Теории возникли у судьи Каннингема, и притом весьма любопытные. Но с вашего позволения, я умолчу о них до конца вечера. Кажется, лейтенант, у вас появился свидетель, которого вы хотели нам продемонстрировать?

— В том-то и дело! И я намерен привести его прямо сейчас! Оставайтесь здесь, и вы скоро услышите самые невероятные показания!

Лейтенант быстро вышел.

Доктор Фелл бросил плащ и шляпу с широкими полями, загнутыми по бокам, как у священника, на стол под лампой. Достав сигару и спички, он откусил кончик сигары и зажег спичку, чиркнув ей по брюкам.

— Кстати, — спросил Нокс, — почему это помещение называют «зеленой комнатой»?

— «Возможно (я цитирую Оксфордский словарь), артистическое фойе называют «зеленой комнатой» просто потому, что ее было принято красить в зеленый цвет или оклеивать зелеными обоями».

— Во всяком случае, в этой комнате зеленые стены и лампа с зеленым абажуром.

— Ну, Эдам Кейли был традиционалистом. В пьесе Сиббера [128] Сиббер, Колли (1671–1757) — английский драматург и поэт. «Любовь создает человека» («Друри-Лейн», 1700 год) Клодио говорит: «Я хорошо знаю Лондон — особенно «зеленую комнату» и актрис, которые там постоянно бывают». Однако сегодня вечером я тут не вижу актрис.

— Привет! — послышался чей-то голос.

Дверь открылась. Энн Уинфилд и Бэрри Планкетт — первая в платье цвета шампанского с красной каймой, второй в спортивной куртке и слаксах — вошли в комнату, принеся с собой легкий аромат алкоголя.

— Как сказал несравненный Тони Уэллер, «я немного выпивши, Сэмивел», [129] Диккенс Ч. «Посмертные записки Пиквикского клуба». — заявил мистер Планкетт, делая широкий жест. — Добрый вечер, джентльмены!

— Сэр и мадам, — отозвался доктор Фелл, — позвольте выразить вам мои сердечные поздравления! Насколько я понял, это был не просто удачный, а великий вечер!

— Все прошло весьма недурно. Эта маленькая шлюшка была на высоте.

— Бэрри!

— Но ведь я сказал правду, верно?

— Да, но таким образом… Как бы то ни было, ты играл чудесно!

— Чудесно? Я играл препаршиво!

— А кого вызывали четырнадцать раз?

— Я выглядел настолько паршиво, как говорил Черчилль [130] Черчилль, сэр Уинстон Леонард Спенсер (1874–1965) — британский государственный деятель, в 1940–1945-м и 1951–1955 гг. премьер-министр. об этих чертовых социалистах, что более проницательная публика освистала бы меня в первом же акте. Хотя могу добавить в свое оправдание, что во всем виновата прежде всего сама роль — самая паршивая у Шекспира. А когда у Ромео рыжие волосы…

— Но критики, Бэрри…

— Критики! Я уже вижу заголовки: «Шекспир вновь поражает всех!» Как же, поражает — с рыжеволосым Ромео! Взгляните-ка сюда!