Жорж Сименон - Первое дело Мегрэ

— Точно как ты, Лекер! Учти!

— И еще одно доказательство — он орудует только в определенных районах. Ни одного убийства в аристократических или буржуазных кварталах.

— Однако он грабит.

— Пустяки. Мелкие суммы. Сбережения, припрятанные под матрацем или в старой юбке. Он не прибегает ко взлому, не имеет специальных инструментов, как профессиональные грабители, и не оставляет никаких следов.

Снова зажглась лампочка. Угнали машину от дверей ресторана на площади Терн, недалеко от площади Этуаль.

— Хозяев машины больше всего бесит то, что им придется возвращаться домой в метро.

Еще час-полтора, и они все сменятся, кроме Лекера, который обещал товарищу подежурить за него, потому что тот отправился на рождество к родителям, жившим в окрестностях Руана.

Лекер частенько дежурил за других, и это стало настолько привычным, что ему просто говорили:

— Слушай, Лекер, замени меня, пожалуйста, завтра.

Вначале придумывали какие-нибудь трогательные поводы — заболела мать, похороны, первое причастие — и приносили кто пирожное, кто дорогую колбасу, кто бутылку вина.

Откровенно говоря, если бы Лекер мог, он проводил бы здесь двадцать четыре часа в сутки: ведь подремать можно было на раскладушке, а несложную еду приготовить на электрической плитке. Удивительное дело, несмотря на то, что он следил за собой не хуже других и всегда ходил подтянутым, выглядел он каким-то заброшенным — явным холостяком.

Он носил очки с выпуклыми, как лупы, стеклами, из-за чего глаза казались очень большими и круглыми. Когда он снимал очки, чтобы протереть стекла куском замши, всегда лежавшей у него в кармане, всех удивлял его неожиданно робкий и блуждающий взгляд.

— Алло! Жавель?

Это загорелась лампочка в Пятнадцатом округе около моста Жавель, в заводском квартале.

— Машина вышла?

— Мы не знаем еще, что случилось. Кто-то разбил сигнальное стекло на улице Леблан.

— Никто не позвонил?

— Нет. Наши выехали проверить. Позвоню еще раз.

В Париже вдоль тротуаров установлены сотни красных сигнальных тумб, в которых за стеклом висит телефонная трубка. Чтобы связаться с ближайшим полицейским комиссариатом, достаточно разбить стекло. Но может, какой-то прохожий разбил его нечаянно?

— Алло! Центральная? Наша машина возвращается. На месте никто не обнаружен. Вокруг все спокойно. Квартал патрулируется.

В последней графе — «разное» — Лекер для очистки совести поставил все же маленький крестик.

— Есть еще кофе? — спросил он.

— Сейчас сварю.

На карте снова вспыхнула та же лампочка. После первого сигнала не прошло и десяти минут.

— Жавель? Ну что?

— Опять разбито сигнальное стекло.

— Никто не отозвался?

— Нет. Озорник, наверное. Кому-то нравится нас беспокоить. На сей раз примем меры, чтобы найти его. — В каком месте?

— Мост Мирабо.

— Смотри-ка, прямо рекордсмен по бегу. Действительно, между двумя сигнальными тумбами было довольно большое расстояние. Но эти сигналы пока еще не привлекли внимания полицейских. Тремя днями раньше кто-то так же разбил сигнальное стекло и нагло заорал:

— Смерть легавым!

Жанвье, поставив ноги на радиатор, уже подремывал, когда снова услышал голос Лекера, звонившего по телефону. Он открыл глаза и, увидев зажегшуюся лампочку, спросил сонным голосом:

— Опять?

— В районе Версаля разбито стекло.

— Идиотство! — пробурчал Жанвье, устраиваясь поудобнее и снова закрывая глаза.

Светать начнет поздно, не раньше половины восьмого, восьми. Иногда слышен был глухой перезвон колоколов, доносившийся словно из иного мира. Бедняги полицейские! Должно быть, они совсем закоченели в своих машинах, готовых в любую минуту выехать по первому же сигналу.

— Кстати, о кровяной колбасе…

— Какой колбасе? — прошептал Жанвье, просыпаясь. Щеки у него порозовели, и теперь он был похож на ребенка.

— Колбасе, которую делала моя мать…

— Алло! Надеюсь, ты не собираешься мне сообщить, что разбили стекло в районе твоего поста? Что? Правда? Он уже разбил два в Пятнадцатом… Нет! Поймать его не удалось… Скажи на милость, он просто классный бегун, этот парень. Он пересек Сену по мосту Мирабо. По-видимому, направляется к центру города. Да, попытайтесь…

В записной книжке добавился еще один крестик; к половине восьмого утра их было уже целых пять.

Маньяк он был или нет, но бежал он во всю прыть. А надо сказать, что температура отнюдь не располагала к подобным прогулкам. В какой-то момент он обогнул крутой берег Сены, сделал крюк, обошел богатый квартал Отей и разбил стекло на улице Фонтен.

— Он в пяти минутах от Булонского леса, — сообщил Лекер. — Если он направляется туда, мы потеряем след.

Но неизвестный описал полукруг или нечто в этом роде и возвратился на набережные, разбив по дороге стекло на улице Бертон, в двух шагах от набережной Пасси.

Первые сигналы поступили из нищенского, пользующегося дурной славой квартала Гренель. Но стоило человеку перейти Сену, как он оказывался совсем в ином мире, на просторных улицах, где в такой час не встретишь и кошки. Все закрыто. Шаги его на мостовой, скованной холодом, должны были гулко отдаваться в окружающей тишине.

Шестой сигнал: он обошел Трокадеро и находился теперь на улице Лонгшан.

— Кто-то работает под мальчика с пальчик, — заметил Мамбер. — За отсутствием хлебных крошек и белых камешков он рассыпает битое стекло.

Затем еще несколько сигналов — увели машину, где-то на улице Фландр вспыхнул пожар, подобрали раненого, который утверждал, что не знает, кто в него стрелял, хотя люди видели, что он всю ночь пил с каким-то типом.

— Опять Жавель вызывает. Алло! Жавель! Догадываюсь, что это снова твой сокрушитель стекол. Он не успел добраться до своего исходного пункта. Как? Ну конечно, он продолжает путь. Теперь он должен быть уже где-то в районе Елисейских полей… Что? Минутечку… Говори. Какая улица? Миша? Как Миша? Да… Между улицей Лекурб и бульваром Феликс-Фор? Да… Там железнодорожный виадук. Да… Вижу. Восемнадцатый… Кто звонил? Консьержка? В такую рань она уже на ногах? Значит, консьержка… Понимаю… Большой дом, неказистый с виду… Семиэтажный… Все ясно…

В этом квартале было полно таких зданий. Еще не старые и сравнительно недавно заселенные, они, возвышаясь посреди пустырей, казались уже обветшалыми. За их темными стенами, увешанными рекламами, почти не видно было одноэтажных домиков.

— Ты говоришь, она слышала, как кто-то бежал по лестнице и дверь со стуком захлопнулась… Дверь была открыта? Консьержка не знает, как это случилось? На каком этаже? На первом, что выходит во двор… Продолжай… Я вижу, выехала машина Шестнадцатого, готов держать пари, что это наш сокрушитель стекол… Старая женщина… Как? Матушка Файе? Служанка… Ходила помогать по хозяйству… Мертвая? Тупой предмет… Врач там? Ты уверен, что она мертва? У нее забрали деньги? Я спрашиваю потому, что полагаю, что у нее были припрятаны деньги…. Да… Позвони мне еще раз. Или я сам тебя вызову…