Мики Спиллейн - Поцелуй меня, дьявол

Не говорили только об одном. Сколько живет в смертельном страхе? Сколько лежит по ночам без сна, терзаясь мрачными мыслями? Сколько с тревогой думает о том, где их дети и что они делают? Сколько становится жертвами тайной армии рэкета с ее бесшумной тактикой террора?

Я слышал голос за окном и знал, что это не какой-то неосязаемый монстр. И не какой-то гигантский механический агрегат, который может действовать сам по себе. И не отдельное живое существо со своими собственными правилами и законами. Ничего похожего.

Люди, только люди.

Просто слабые люди из плоти и крови, в большинстве своем хорошие люди. Но есть среди них мерзкие ублюдки, насосавшиеся крови своих ближних и раздувшиеся от собственной власти до такой степени, что стоит их проткнуть, и они лопнут, как перезревший арбуз, разбрызгивая вокруг себя свои потроха.

Мафия. Грязная, отвратная мафия. Безмерно разросшаяся банда неграмотных, тупоумных подонков, которые насаждают повальный страх и остаются безнаказанными, потому что у них есть деньги. Думаете, «Черная рука» [4] Гангстерская организация, действовавшая в США в начале столетия. канула в прошлое вместе с сухим законом, и теперь не стоит об этом говорить? Многие вдовы думают совсем по-другому. Вдовцы тоже.

Как сказала Велда, будет очень нелегко. Не станете же вы спрашивать всех подряд, где найти главаря мафии. Вначале вы находите человека, которого можно спросить, и если к этому времени вы еще живы и он жив, вы спрашиваете. Затем находите и спрашиваете других, с каждым разом приближаясь к той черте, за которой вас ждет пуля или нож.

Они работают по закону, жестокому, нерушимому закону. Если мафия наложила на вас лапу, она никогда ее не снимет. Попробуйте сделать хоть шаг, один нерешительный шажок, чтобы сбросить ее, и вам конец. Иногда он наступает через день-два, иногда проходит целый год, но с этого момента ваша песенка спета.

В некотором смысле это даже забавно. Где-то на вершине стоит трон. На нем восседает человек, от которого лучами расходится страх, как нити паутины. Он делает жест рукой, и кто-то умирает.

Он делает еще один жест, и кто-то вопит под пыткой. Он кивает головой, и кто-то сам прыгает с крыши, потому что не видит иного выхода. И все это делает один человек. Один слабый человек из плоти и крови.

Я мрачно усмехнулся при мысли о том, как бы он вел себя, если бы на минуту был лишен оружия и власти и оставлен в закрытой комнате с кем-нибудь, кому он не нравится. Я почти видел его лицо за окном, и губы мои растянулись в зловещую усмешку, потому что теперь я точно знал, что буду делать.

Было поздно, но только по часам. Город зевал и потягивался после ужина, пробуждаясь к ночной жизни. Дождь затих, возвестив о своем конце глухим рокотом неба. Воздух стал чище, свет чуть ярче, лавина автомобилей пошла на убыль, так что я без труда поймал такси и доехал до дома, где жил Пэт.

Он впустил меня с улыбкой, промычал что-то сквозь стопку бумаг, зажатую в зубах, махнул рукой в сторону гостиной и взял мое пальто. Ему достаточно было одного взгляда, чтобы заметить отсутствие пистолета у меня под мышкой.

— Выпьешь? — спросил Пэт.

— Не сейчас.

— Всего лишь имбирный эль.

Я покачал головой и сел. Пэт налил себе стакан, опустился в кресло с подголовником и сунул бумаги в конверт.

— Рад видеть, что ты путешествуешь налегке.

— А для тебя это неожиданность?

Он усмехнулся краем рта.

— Я полагал, что ты сам знаешь, как себя вести в такой ситуации. Хочу только сказать, что я тут ни при чем.

— Но ты не очень об этом сожалеешь, ведь так?

— По правде говоря, не очень. — Он побарабанил пальцами по конверту, затем поднял на меня глаза. — Это режет тебя в смысле работы, но я не думаю, что ты умрешь с голоду.

— Я тоже так не думаю, — усмехнулся я в ответ. — До каких пор меня собираются держать на привязи?

Ему совсем не понравилось, что я улыбаюсь. Вокруг глаз собрались морщинки — верный признак раздражения. Он знал, что я это вижу, и надолго приложился к пиву. Потом сказал:

— Пока они не будут готовы отменить свое решение, если они вообще его отменят.

— На них тоже найдется управа, — сказал я.

— Ты так думаешь?

Я сунул в рот сигарету, прикурил.

— Завтра можешь им напомнить, что я член профсоюза, налогоплательщик и человек со связями Мой адвокат, надо полагать, уже представил возражения против незаконных действий, допущенных по отношению ко мне. Они не смогут подвести меня под статью о запрете на профессию без решения суда.

— Ты что-то очень разговорился, Майк.

— Ага. И ты знаешь, о чем я говорю. Я никому не позволю наступать себе на ноги, даже федеральным властям.

Его пальцы с силой сжали стакан.

— Майк… Это не просто убийство.

— Знаю.

— И много?

— Не больше, чем прежде. Но я много думал над этим.

— И какие выводы?

— Один. — Я твердо взглянул на него. — Мафия.

В лице его ничего не изменилось.

— И что дальше?

— Я могу быть полезен, если ты перестанешь меня отпихивать. — Я выпустил струю дыма и смотрел, как она растворяется в воздухе. — Я не стану размахивать своим послужным списком, ты знаешь его не хуже меня. Может, я и пристрелил нескольких подонков, но общество не очень по ним скучает. Если твои друзья-приятели в Вашингтоне думают, что я способен действовать с кондачка, тогда их пора отправлять на курсы повышения квалификации. У них там нет профессионалов моего уровня… Ни одного. Если бы они были, они бы заколачивали больше меня. Не станешь же ты утверждать, что там работают из любви к искусству! Они действуют в меру своих способностей.

— Чего-чего, а самомнения тебе хватает.

— Иначе нельзя, братец. Пока сам себя не похвалишь, никто не похвалит. Скажи спасибо, что я до сих пор не покойник, как многие другие.

Пэт неторопливо допил эль, повертел в руках пустой стакан.

— Будь моя воля, Майк, — сказал он, — я бы подключил к этому делу тебя и еще десять тысяч человек. Примерно столько нам требуется для борьбы с ними. Но я человек подчиненный и выполняю приказы. Чем я могу тебе помочь?

— Тебе виднее, Пэт.

На этот раз он рассмеялся. Совсем, как в старые времена, когда нам сам черт был не брат, и если надо было ненавидеть, мы делили ненависть на двоих.

— Ладно, ты хочешь нырнуть в это дело независимо от того, кто и что говорит. Ну, что ж, раз ты продолжаешь стоять на своем, лучше уж использовать твои таланты, чем ставить палки в колеса.

Улыбка на лице Пэта была самая натуральная, глаза блестели. Словно бы время перенесло нас на шесть лет назад, и мы снова были в одной упряжке, лихо берущей любые барьеры.

— Вот что я скажу тебе, Майк. Мне тоже не нравится, как действует ФБР. Мне не нравится, когда уголовщина смыкается с политикой. Мне все это уже осточертело. Каждый предпочитает помалкивать, лишь бы не связываться с ними. Давно пора погладить их против шерсти. Я столько наслышался об их исключительности, что почти уверовал в нее. Ладно, где наше не пропадало! Давай потянем за ниточку и посмотрим, что из этого выйдет. Скажи, на что ты рассчитываешь, и я постараюсь тебе подыграть. Смотри только сам не испорти игру, по крайней мере в ближайшее время. Если получится что-нибудь путное, у меня будет повод для доклада начальству, и тогда я, возможно, не вылечу с работы.