Агата Кристи - В 4.50 из Паддингтона

Следствие носило чисто формальный характер. Никто не сумел опознать убитую женщину. Люси дала свидетельские показания о том, как нашла труп. Медицинская экспертиза установила, что причиной смерти было удушение. На этом разбирательство на месте закончилось.

Стоял холодный ветреный день, когда вся семья Крекенторп вышла из зала, где проходило следствие.

Все пять человек дали свои показания — Эмма, Гедрик, Гарольд, Альфред и Брайен Истлеу, муж умершей Эдит Крекенторп. Вместе с ними был и мистер Уимборн, старший партнер фирмы адвокатов, которая вела юридические дела семьи Крекенторп. Его специально вызвали из Лондона, и он испытывал огромное неудовольствие оттого, что ему пришлось присутствовать на следствии.

Все остановились на тротуаре, дрожа от холода. Сразу собралась довольно большая толпа. Любопытные детали о «трупе в саркофаге» широко публиковали в лондонской и местной печати.

Послышался шепот:

— Вот они.

— Пойдемте отсюда, — сказала Эмма резко.

Большая машина марки «Даймлер», взятая напрокат, подъехала к обочине тротуара. Эмма села в нее и сделала жест рукой, приглашая Люси. Вместе с ними сели мистер Уимборн, Гедрик и Гарольд. Брайен Истлеу сказал:

— Я с Альфредом поеду в своей маленькой машине.

Шофер захлопнул дверцу, и «Даймлер» уже тронулся, когда Эмма крикнула:

— О, подождите! Вон там мальчики!

Мальчиков, несмотря на их настойчивые протесты, оставили в Рутерфорд-холле, а они вдруг появились здесь, перешептываясь друг с другом.

— Мы приехали на велосипедах, — сказал Стоддат-Уэст. — Полицейский был очень добр, разрешил нам войти и сесть в конце зала. Я надеюсь, вы ничего не имеете против, мисс Крекенторп? — спросил он учтиво.

— Она ничего не имеет против, — ответил Гедрик за сестру. — Только вы еще слишком молоды. Я думаю, что вам впервые пришлось побывать на следствии?

— А, все это не очень интересно, — сказал Александр. — Так быстро закончилось.

— Мы не можем стоять здесь и болтать, — сказал раздраженно Гарольд. — Посмотрите, какая собралась толпа. Да еще эти люди с фотоаппаратами.

Он подал знак, и шофер отъехал от тротуара. Мальчики весело помахали им вслед.

— Так быстро закончилось — вот о чем они думают. О, юная простота, — сказал Гедрик. — У них все только начинается.

— Это так неприятно. Ужасно неприятно, — сказал Гарольд, — я думаю, что…

Он посмотрел на мистера Уимборна, который сидел, плотно сжав свои тонкие губы, и от неудовольствия качал головой.

— Надеюсь, — сказал он нравоучительно, — что эта история будет скоро и благополучно разгадана. Полиция действует сейчас довольно квалифицированно. Конечно, история, как сказал Гарольд, чрезвычайно неприятная.

Говоря это, он взглянул на Люси, и в его взгляде сквозило явное неодобрение ее действий. «Не будь этой молодой особы, — казалось, говорили его глаза, — которая сует свой нос туда, куда не следует, ничего бы не произошло».

Такие же мысли, или очень близкие к ним, прозвучали и в голосе Гарольда.

— Кстати, э… мисс… э… э… Айлесбэроу, что заставило вас заглянуть в этот саркофаг?

Люси давно уже ждала, когда такая мысль придет в голову кому-нибудь из членов семьи. Она знала, что полиция спросила бы ее об этом в первую очередь. Казалось странным, что этот вопрос не пришел никому из них в голову раньше.

Гедрик, Эмма, Гарольд и мистер Уимборн, — все разом посмотрели на нее. Ее ответ, в какой бы форме он сейчас ни подавался, конечно, был давно обдуман.

— Право же, — сказала она неуверенным голосом, — не знаю… Я просто хотела везде убрать и вычистить. И к тому же, — она опять заколебалась, — там стоял такой странный и неприятный запах…

Она ясно почувствовала, как все вздрогнули.

Мистер Уимборн пробормотал:

— Да, да, конечно… Полицейский хирург сказал, что три недели… Знаете, всем нам нужно попытаться больше не думать об этой истории. — Он подбадривающе улыбнулся Эмме, которая оставалась очень бледной. — Имейте в виду, эта несчастная молодая женщина ничего не имела общего ни с одним из нас.

— А вы можете с уверенностью сказать это? — спросил Гедрик.

Люси Айлесбэроу с некоторым интересом посмотрела на него. Еще раньше она была заинтересована резко бросающейся в глаза разницей между тремя братьями. Гедрик оказался крупным мужчиной с обветренным лицом и резкими чертами. У него всклокоченные волосы и жизнерадостная манера общения. Он приехал из аэропорта небритый, хотя потом побрился, готовясь идти к следователю, но остался одетым все в тот же костюм, который был, по всему видно, у него единственным: старые серые фланелевые брюки и залатанный, довольно поношенный мешковатый пиджак. На жизнь он смотрел глазами человека богемы и был этим доволен.

Его брат Гарольд, напротив, выглядел истинным представителем джентльменов из Сити; он служил директором одной очень важной компании. Он был высок ростом, держался прямо, скромно, изящно и с достоинством. Темные волосы, слегка поредевшие на висках, небольшие черные усы; темный, прекрасно сшитый безупречный костюм и серый с перламутровым отливом галстук. Он выглядел тем, кем и был на самом деле — умным, преуспевающим бизнесменом.

— Право же, Гедрик, — сказал он резко, — это совсем ненужное замечание.

— Не понимаю, почему? В конце-то концов, ее нашли в нашем сарае. Для чего она туда пошла?

Мистер Уимборн откашлялся и сказал:

— Возможно, здесь… кх… какая-то тайная встреча. Притом, все в округе знают, что ключ всегда висит у входа в сарай на гвозде.

В голосе его слышалось негодование на такую небрежность, прозвучавшее настолько ясно, что Эмма стала объяснять извиняющимся тоном:

— Все началось во время войны, когда солдаты противовоздушной обороны облюбовали себе этот сарай. Там у нас стояла маленькая спиртовка, и они варили на ней какао. А потом, ведь в сарае нет ничего, на что можно польститься, мы так и оставляли ключ на гвозде. Это удобно и для нас, и для тех, кто приходил на собрания Общества женщин; хранить его в доме не совсем удобно, особенно, когда им хотелось заранее подготовить место для своих собраний. Ведь у нас только одна приходящая служанка и нет слуг, которые бы жили в доме…

Голос ее замер. Говорила она механически, произносила слова, объясняла, а в мыслях была где-то далеко.

Гедрик быстро взглянул на нее с недоумением.

— Ты волнуешься, Эмма? К чему это?

— Но, право же, Гедрик, — сказал Гарольд, выведенный из терпения, — как ты можешь спрашивать такое?

— Да, могу. Само собой разумеется, эта никому не известная молодая женщина сама покончила с собой в сарае Рутерфорд-холла, хоть и звучит это как мелодрама времен королевы Виктории. И, естественно, для Эммы это удар. Но ведь Эмма слыла здравомыслящим человеком, и я не понимаю, почему она теперь должна волноваться. Плюнь ты на это, ко всему можно привыкнуть.