Агата Кристи - Рождественское убийство

— Тебе не кажется, что ты заходишь слишком далеко, Лидия? — раздраженно произнес Альфред. — Лично я считаю, что вполне естественно для сына любить своего отца. И было бы очень неестественно не делать этого.

— В таком случае, — возразила Лидия, — большинство членов вашей семьи — неестественные люди! И давай не будем спорить! Ладно, я прошу прощения. Я задела твои чувства, я знаю, но поверь мне, Альфред, я вовсе не хотела этого. Меня восхищает твоя… твоя преданность, это такая редкая добродетель в наше время. Может быть, я ревную, хотя вообще-то странно для женщины ревновать не к свекрови, а к свекру.

Альфред взял ее за руку.

— Не говори глупостей, Лидия. У тебя нет причин ревновать.

С полным раскаяния видом она поцеловала его.

— Не знаю. Но как бы то ни было, Альфред, я уверена, что только к твоей матери я не смогла бы ревновать тебя. Хотела бы я знать ее.

Он вздохнул.

— Это было несчастное создание.

Лидия заинтересованно взглянула на него.

— Так вот какое впечатление она производила на тебя… Несчастное создание… Интересно.

— Я помню, она почти всегда болела… часто была в слезах. — Он слегка покачал головой. — У нее совершенно не было силы духа.

— Как странно… — чуть слышно пробормотала Лидия, все еще глядя на него.

Однако когда он вопросительно повернулся к жене, она тряхнула головой и переменила тему.

— Ну, раз мы не в состоянии выяснить, кто же наши таинственные гости, я пойду доделывать свой сад.

— Сегодня очень холодно, дорогая, сильный ветер.

— Ничего. Я оденусь потеплее.

Она вышла из комнаты. Оставшись в одиночестве, Альфред Ли некоторое время стоял неподвижно, затем подошел к большому окну в глубине гостиной. Из окна открывался вид на террасу, огибавшую почти весь дом. Через несколько минут он увидел Лидию, которая вышла на террасу с небольшой корзинкой в руках. На ней было толстое шерстяное пальто. Поставив корзинку, она нагнулась над небольшой каменной раковиной.

Некоторое время муж наблюдал за ней. Наконец, он тоже вышел из комнаты, надел пальто с шарфом и появился на террасе через боковую дверь. Он прошел мимо нескольких каменных раковин, украшенных миниатюрными садами, — делом проворных рук его жены.

Одна из них, наполненная желтым песком, изображала пустыню с караваном верблюдов, шествующих мимо зеленых пальм из подкрашенной шерсти в окружении фигурок арабов и примитивных хижин из пластилина. Другая представляла итальянский сад с террасами и различной формы клумбами с разноцветными восковыми цветами. Была здесь также Антарктида — с несколькими зеленоватыми айсбергами из стекла и небольшими стайками пингвинов, а рядом находился японский сад с прелестными кривыми деревцами, с водоемами из стекла и мостиками из пластилина.

Наконец. Альфред приблизился к жене, которая в этот момент обкладывала очередную раковину синей бумагой и покрывала ее стеклом. Вокруг были нагромождены бесформенные глыбы скал. Затем она высыпала из корзинки груду неровных камешков и принялась укладывать их в виде пляжа. Между скалами она расположила несколько небольших кактусов.

Закончив работу, Лидия пробормотала в задумчивости:

— Да, вот так хорошо… именно то, что нужно…

— Что означает это последнее произведение искусства? — спросил Альфред.

Лидия вздрогнула. Она не слышала, как он подошел.

— Вот это? Это Мертвое море, Альфред. Нравится?

— Уж слишком оно безжизненно. Может быть, сюда стоит добавить немного зелени?

— Нет, — покачала она головой. — Это же Мертвое море. Мертвое, понимаешь?

— Оно не так привлекательно, как другие.

— Так оно и не должно быть привлекательным.

На террасе послышались шаги. С легким поклоном к ним приблизился пожилой седовласый дворецкий.

— Миссис Джордж Ли у телефона, мадам. Она спрашивает, будет ли вам удобно, если она и мистер Джордж приедут завтра в двадцать минут шестого?

— Да, передайте, что нас это вполне устроит.

— Хорошо, мадам.

Дворецкий торопливо вышел. Лидия смотрела ему вслед со смягчившимся выражением лица.

— Верный старый Трессильян. Какая надежная для нас опора! Не представляю, что бы мы делали без него.

— Ты права, дорогая, — согласился Альфред. — Трессильян — слуга старой закваски. Он у нас уже почти сорок лет и предан нашей семье.

Лидия кивнула.

— Да. Он мне напоминает слуг, о которых пишут в романах. Уверена, что он солгал бы самому себе, если б это было необходимо, чтобы спасти любого из нас.

— Конечно, — согласился Альфред. — В этом не может быть и сомнения.

Лидия положила в раковину последний камешек.

— Ну вот. Теперь все готово.

— Готово? К чему? — растерянно переспросил Альфред.

Лидия рассмеялась.

— К Рождеству, глупый! К нашему сентиментальному семейному Рождеству.

Дэвид Ли перечитывал письмо. Сперва он скомкал его и со злостью отбросил в сторону. Затем снова подобрал, разгладил и вновь прочитал.

Хильда, его жена, спокойно смотрела на него, не произнося ни слова. Она наблюдала, как дергается жилка на его виске, как подрагивают его тонкие руки, как нервная дрожь время от времени пробегает по его телу. Когда он нервным движением откинул со лба прядь светлых волос и выразительно посмотрел на свою жену голубыми глазами, она была вся внимание.

— Хильда, что же нам делать?

Хильда некоторое время не знала, что ответить. Она слышала явную мольбу в его голосе. Она знала, что он зависит от нее — он всегда зависел от нее, со дня их свадьбы, — знала, что любой ее совет был бы принят им сразу и безоговорочно. Но именно по этой причине ей не хотелось торопиться с ответом.

Наконец она заговорила спокойным, ровным голосом опытной няньки:

— Это зависит от того, что ты сам думаешь, Дэвид.

В этой грубоватой, некрасивой, но странным образом привлекательной женщине средних лет было что-то, напоминающее картины голландских мастеров. Теплота ее голоса, какая-то скрытая жизненная сила невольно влекли к ней слабых духом людей. Что-то в ней было, в этой толстой, невысокой женщине, не обладающей особыми талантами, что-то, что заставляло обращать на нее внимание. Сила! В Хильде Ли была сила!

Дэвид встал и зашагал по комнате. Его волосы были практически не тронуты сединой. Лицо его было не по возрасту молодым и оттого казалось не совсем реальным.

— Хильда, — произнес он тоскливо, — ты ведь знаешь, что я думаю. Ты должна знать.

— Я не уверена.

— Я же говорил тебе, не раз об этом рассказывал! Как я все это ненавижу! Этот дом, эту округу, все-все! Воспоминание об отчем доме не приносит мне ничего, кроме тоски. Я ненавижу каждый час, проведенный там! Когда я вспоминаю об этом… обо всем, что пришлось вынести ей… моей матери…