А. Шантарский - Не проси

— Пиши.

Лена почесала авторучкой за правым ухом.

— Что именно?

— Под мою диктовку…

Худощавый мужчина среднего роста, с вытянутым утиным носом, с небольшой залысиной позади, с высоким лбом и умными, широко поставленными серо-зелеными глазами вышел за ворота колонии и посмотрел на темную, грозную тучу, заслонившую собой солнце.

«Кажется, дождь будет», — подумал он и широко улыбнулся.

Плохая погода не смогла испортить настроение этому человеку, который спустя много лет обрел долгожданную свободу. Да что там погода! Ураган, вихрь, смерч не отразились бы на его настроении.

Сергей Емельянович Груздев пошел вниз по широкой асфальтированной дороге и остановился, набрав воздух полной грудью. Но внезапный порыв ветра набил его легкие меловой пылью. Мужчина закашлялся и недружелюбно покосился на меловые горы, возвышавшиеся в полутора километрах от зоны, на которых он гробил свое здоровье последние годы. Он опять закашлялся, но затем резко отвернулся, постарался выкинуть кошмарные воспоминания из головы и уверенно зашагал к селению. Через какое-то время удалось избавиться от неприятных мыслей, и несмелая улыбка вновь коснулась его уст.

Уже сидя в автобусе, который вез его в областной центр, Груздев опять предался мрачным воспоминаниям. Первые месяцы пребывания в колонии казались невыносимыми, все дожидался свидания с женой и сыном. Но жена написала в письме, что заболела и приехать не может. Сергей Емельянович ей тогда не поверил и даже затаил обиду, считая, что она просто-напросто решила от него избавиться. Когда же пришло сообщение о смерти Ольги Игоревны, начались запоздалые угрызения совести, ведь Груздев имел возможность помочь семье материально. Не всего состояния лишился он после конфискации. Оставалась заначка, о которой никто не подозревал. Предусмотрительный Груздев втайне от всех закупал золото, драгоценные камушки и складывал их в жестяную банку из-под растворимого кофе.

Позднее у него завязалась переписка с сыном, который уже жил в детском доме. Таким образом осужденный узнал, что его супруга обращалась за помощью к знакомым, многие из которых оставались его должниками. Отказ знакомых в помощи семье Груздева позволил ему облегчить душу и переложить груз ответственности за уход из жизни Ольги Игоревны на них. На зоне он кое с кем поделился своими соображениями, и некоторые из них предложили наказать неблагодарных. Сергей Емельянович сразу согласился, затем пожалел о своем решении, но отказываться уже было поздно, потому что те освободились намного раньше его самого.

Автобус вырулил на площадь автовокзала, развернулся и остановился. Мужчина с коротким ежиком волос и затылочной залысиной вышел на улицу и невольно залюбовался новым зданием автовокзала.

— Оренбург обустраивается, — произнес он, кивнув на автовокзал.

— Так его уже три года назад достроили, — отозвалась грузная женщина, подумавшая, что незнакомец обратился именно к ней.

— А я и не заметил, — пошутил Груздев, довольный подвернувшейся возможностью почесать языком.

Женщина скользнула взглядом по его голове и, догадавшись, с кем имеет дело, фыркнула и зашагала прочь.

— Доброго вам дня! — крикнул он ей вдогонку и засмеялся, привлекая к себе внимание окружающих. — И вам тоже, — добавил Груздев, скользнув глазами по любопытным.

— Ненормальный какой-то, — долетел до него голос из-за спины, вызывая у него еще более бурный смех. Только спустя несколько минут весельчак угомонился.

Сначала Сергей Емельянович хотел купить билет до родного Бузулука на автобус, но неожиданно передумал и отправился на железнодорожный вокзал. Легко взобравшись на вторую полку плацкартного вагона и подложив под голову тощий рюкзак с пожитками, он мгновенно уснул. Проспал Груздев четыре с половиной часа, но когда проводник потряс за плечо и он открыл глаза, показалось, что прошло не более пятнадцати минут.

— Уже? — поинтересовался пассажир.

Проводник молча кивнул на окно, за которым уже мелькали постройки окраины города. Сергей Емельянович с удовольствием потянулся, разминая затекшие суставы, и спрыгнул с полки.

Родной город встретил его ночной тишиной. Лишь преодолев пешком половину пути, он понял, что двигается не в том направлении, так как старой квартиры больше не существует. Огорошенный запоздалым прозрением, он в растерянности замер на месте, озираясь по сторонам, словно выбирая правильное направление. В результате длительных размышлений решил идти в дом, в котором провела последние дни жена с сыном.

Заброшенный, полуразвалившийся домик в районе Нефтяников встретил его мрачным безмолвием. Полуразрушенная веранда, покосившиеся стены, выбитые стекла и пустые комнаты — все, что предстало перед ним. Было ясно, что дом непригоден для жилья.

«И куда же мне теперь? — досаждала неприятная мысль. — Ни жилья, ни прописки — хоть волком вой!»

Радость приобретенной свободы постепенно уступала место первым проблемам. Но и на этот раз нашелся выход из казалось бы безвыходного положения. Ночным пристанищем послужила его бывшая дача, которая теперь принадлежала другим людям, но сейчас оказалась пустой.

Мебель на даче осталась практически та же и не претерпела существенных перестановок, глаза ночного визитера несколько потеплели, а по толстому слою пыли на горизонтальных поверхностях несложно было догадаться, что новые хозяева сюда наведываются нечасто. Груздев поднялся по деревянной лестнице наверх и сел на диван-кровать. Посидел некоторое время в глубоком раздумье, затем, бросив рюкзак под голову, устроился по-походному…

Проснулся Груздев в двенадцатом часу дня и с удивлением уставился на стрелки стареньких часов «Полет». Он даже поднес часы к уху, чтобы убедиться: не сломались ли они, но равномерное тиканье свидетельствовало, что действительно наступил полдень. Сергей Емельянович должен был встать на учет в милиции по месту жительства, которого у него не было.

«Прописаться-то я могу в домике, но жить там невозможно, к тому же необходимо устроиться на работу», — размышлял он.

Иллюзий по поводу старой должности освободившийся не строил, но и где попало работать ему не хотелось.

«Перво-наперво нужно подыскать сносное пристанище, — решил он. Однако он понимал, что вряд ли кто сдаст квартиру недавнему заключенному. — Временно я могу остановиться у Марины Владимировны Сметаниной», — мелькнула спасительная мысль. Он знал о ней из переписки с сыном уже после его осуждения за убийство.

Сергей Емельянович за добросовестную работу и примерное поведение вышел на свободу досрочно, по двум третям срока, на пять месяцев раньше Николая, который должен был освободиться глубокой осенью. Из писем он понял, что учительница — человек положительный и испытывает угрызения совести за исковерканную судьбу ученика.