Жорж Сименон - Мегрэ

— Я из Рубе.

Это чувствовалось по ухоженности квартиры, натертым полам, в особенности по порядку на кухне. Мегрэ был уверен, что по утрам Фернанда устраивается там поближе к плите, наливает себе огромную чашку кофе и читает газету.

Сейчас она не без тревоги поглядывала на гостя.

— Ты не разденешься? — повторила она, вставая и подходя к зеркалу. И тут же подозрительно осведомилась: — Зачем ты тогда пришел?

Она почувствовала, что что-то не так, и голова у нее заработала.

— Ты права: я пришел не за этим, — с улыбкой признался Мегрэ.

И улыбнулся еще шире, увидев, как она, словно внезапно застыдившись, схватила халат.

— Что же тебе нужно?

Она все еще не догадывалась, хотя давно уже привыкла разбираться в мужчинах. Сейчас она присматривалась к ботинкам, галстуку, глазам посетителя.

— Ты, часом, не из полиции?

— Сядь и поговорим по-дружески. Ты не совсем ошиблась: я долго был комиссаром уголовной полиции.

Фернанда нахмурилась.

— Не бойся. Я больше не служу. Перебрался в деревню, а в Париж приехал сегодня потому, что Кажо учинил большую подлость.

— Вот оно что! — вырвалось у нее. Она, видимо, вспомнила, как странно выглядели оба мужчины за столом.

— Мне нужно это доказать, а я уже не вправе кое-кого допросить.

Она вновь перешла с ним на «вы».

— И вы хотите, чтобы я вам помогла? Так ведь?

— Угадала. Ты же не хуже меня знаешь, что «Флория» — змеиное гнездо.

Фернанда вздохнула в знак согласия.

— Всем заправляет Кажо, который владеет также «Пеликаном» и «Зеленым шаром».

— Похоже, он открыл какое-то заведение и в Ницце.

В конце концов оба уселись за стол, и женщина осведомилась:

— Выпьете чего-нибудь горяченького?

— Не сейчас. Ты, конечно, слышала об истории на площади Бланш две недели назад. Около трех утра по ней проехала машина, где сидело несколько человек.

Между площадями Бланш и Клиши дверца распахнулась, и один из пассажиров вылетел на мостовую. Перед этим его прикончили ударом ножа.

— Барнабе! — уточнила Фернанда.

— Знала его?

— Он захаживал во «Флорию».

— Так вот, это подстроил Кажо. Не знаю, был ли он сам в машине, но Пепито в ней сидел. А прошлой ночью настал его черед.

Женщина отмолчалась. Наморщив лоб, она соображала — ни дать ни взять озабоченная хозяйка.

— А вас-то это как касается? — полюбопытствовала она наконец.

— Если я не доберусь до Кажо, вместо него осудят моего племянника.

— Это такой высокий рыжий парень, смахивающий на налогового инспектора.

Теперь удивился Мегрэ:

— Ты-то откуда его знаешь?

— Он вот уже несколько дней торчит в баре «Флория». Я засекла его потому, что он не танцует и ни с кем не разговаривает. Вчера он поставил мне стаканчик. Я попробовала вытянуть из него что-нибудь, и он, хоть не раскололся до конца и, в основном, только мямлил, все же признался, что не может ничего сказать, потому как выполняет важное задание.

— Кретин!

Мегрэ встал и пошел напролом.

— Итак, договорились? Поможешь мне взять Кажо, получишь две тысячи франков.

Она невольно улыбнулась. Происходящее забавляло ее.

— Что я должна делать?

— Для начала мне нужно знать, не заходил ли прошлой ночью наш Кажо в «Табак улицы Фонтен». — Сходишь туда сегодня?

— Если не возражаешь — немедленно.

Она сбросила пеньюар и с платьем в руке уставилась на собеседника.

— Мне в самом деле одеться?

— Конечно, — вздохнул он, кладя на камин сто Франков.

Они вместе поднялись по улице Бланш. На углу улицы Дуэ, обменявшись рукопожатием, разошлись, и Мегрэ направился вниз по улице Нотр-Дам-де-Лоретт.

Подходя к своей гостинице, он поймал себя на том, что насвистывает какой-то мотивчик.

В десять утра он засел в пивной «У Нового моста», выбрав такой столик, на который то и дело падала тень от прохожих. В воздухе уже чувствовалась весна. Уличная жизнь становилась оживленней, шумы — пронзительней.

На набережной Орфевр было время доклада. В конце длинного коридора, вдоль которого располагались отделы уголовной полиции, начальник ее принимал своих сотрудников, являвшихся с папками разработок.

В числе прочих был и комиссар Амадье. Мегрэ чудилось, что он слышит голос начальника:

— Ну-с, Амадье, что с делом Палестрино?

Амадье наклоняется, дергает себя за ус, изображает любезную улыбку.

— Вот донесения, господин начальник.

— Правда, что Мегрэ в Париже?

— Говорят.

— Какого же черта он не заглянет ко мне?

Мегрэ улыбался. Он знал, что все идет именно так.

Представлял себе, как вытягивается и без того длинное лицо Амадье. Слышал, как тот нашептывает:

— У него, возможно, есть на то причины.

— Вы всерьез полагаете, что инспектор стрелял?

— Я ничего не утверждаю, господин начальник. Я знаю одно: на пистолете его отпечатки. В стене отыскали вторую пулю.

— Но почему он так поступил?

— Потерял голову… Нам навязывают в инспектора молодых людей, не подготовленных к…

Как раз в эту минуту в пивную вошел Филипп, направился прямо к Мегрэ и заказал:

— Кофе с молоком… Я раздобыл все, что вы просили, дядя, хотя это было не просто. Комиссар Амадье не спускает с меня глаз. Остальные проявляют подозрительность.

Он протер очки и вытащил из кармана бумаги.

— Прежде всего, Кажо. Я сходил на чердак в картотеку и скопировал его учетную карточку. Уроженец Понтуаза, пятьдесят девять лет. Начинал клерком у адвоката в Лионе, заработал год за изготовление и использование подложных документов. Через три года — еще шесть месяцев за попытку мошенничества со страховкой. Это уже в Марселе. Затем на несколько лет следы его теряются, но я отыскал их в Монте-Карло, где он становится крупье. С этого же момента он осведомитель Сюрте [2], что не мешает ему оказаться замешанным в каком-то деле с азартными играми, так и не расследованном до конца. Наконец, еще пять лет спустя, Париж, где Кажо делается управляющим «Восточного клуба», представляющего собой обычный игорный притон. Клуб вскорости прикрывают, но Кажо не трогают. Это все. С тех пор он живет на улице Батиньоль, где у него бывает лишь приходящая прислуга. Продолжает навещать улицу де Соссэ и набережную Орфевр. Владеет, по меньшей мере, тремя ночными кабаками, записанными, однако, на подставных лиц.

— Пепито? — бросил Мегрэ, сделав нужные заметки.

— Двадцать девять лет. Уроженец Неаполя. Дважды высылался из Франции за торговлю наркотиками. В остальном чист.

— Барнабе?

— Уроженец Марселя. Тридцать два года. Три судимости, причем одна за вооруженный грабеж.

— Товар во «Флории» обнаружили?

— Ничего — ни наркотиков, ни бумаг. Все унес убийца Пепито.

— Как зовут типа, который толкнул тебя и поднял на ноги полицию?