Эстель Монбрен - Убийство в музее Колетт

— Вот увидите, — предупредила их Мадлен Дюжарден, — эта переписка дает не очень лестный портрет писательницы.

В основном переписка с Пупой де Капденак касалась покупки некоего владения в окрестностях Сен-Совера. В ней просвечивала неприязнь Колетт к местным аристократам: она еще не оправилась от унижения от продажи фамильного движимого имущества на публичных торгах и вынужденного переезда в Шатийон-Колиньи. «Именно им я обязана тем, что уехала из родного края», — писала Колетт. Она замышляла двойную месть, так как не позабыла о супружеской измене, явившейся причиной ее отъезда из замка Коррез.

— Если сопоставить этот автографический документ с версией, данной в «Зарождении дня», — заметил Девриль, — то, похоже, в книге она старалась сохранить свое лицо. Она вроде бы поздравляет себя с тем, что «эфемерный замок» уступил место «домику».

— Такая двусмысленность не присуща ей, — возразила Марго Лонваль.

— А что сказать о следующем письме? — продолжил Девриль. — Колетт ясно выражает в нем намерение ограбить родню, отдавая адресату замок, который она собиралась приобрести. Читайте: «Милая Пупа, вы, поселившая меня среди кипарисов…»

— Она намекает на свое пребывание в Ма-де-Капденаке на Лазурном Берегу, — догадалась Марго.

— «…Вы, заменившая мне дочь в последние годы, больше, чем кто-либо, имеете законное право на эту „крышу“, раз вы предоставили мне свою».

— Красиво сказано, но этим она обездоливает свою дочь, — вздохнула Марго.

Пристально глядя в глаза Девриля, она спросила:

— Считаете ли вы своевременной публикацию этой сугубо личной переписки?

— Надеюсь, что когда-нибудь установят подлинность текстов. А вообще-то я в принципе против всяких издательских комментариев… Текст, только текст, ничего, кроме текста. Кстати, и у меня есть кое-что из неопубликованного… Но вы узнаете об этом из моего завтрашнего доклада. А пока что нас просили лишь в общем установить подлинность этих писем и проверить, не внесены ли в них какие-либо искажения после их хищения… Кажется, чернила и водяные знаки на бумаге соответствуют тому времени, — добавил он, приблизив к листу лупу.

— Почерк, похоже, тоже соответствует поздним рукописям Колетт, — согласилась Марго, рассматривая голубоватый лист. — Однако цвет чернил явно…

— Вы сомневаетесь… в подлинности этих писем? — недоверчиво воскликнул он.

— Несмотря на все прочитанное мною, я не могу поверить ни в то, что Колетт и вправду хотела заточить себя в Сен-Совере, ни в то, что она пыталась тайком от всех выделить пожизненную ренту престарелой герцогине Сибиль, и еще меньше в то, что она откупила службы замка через подставное лицо, коим явилась некая женщина.

— И все-таки ей нельзя отказать в искусстве возвращать себе свои жилища: Розвен, выбитый у Мисси; апартаменты на бульваре Сюше — у бывшего мужа, дом в Сен-Совере, возвращенный благодаря доброте де Дюшарн.

— Ну, это все женские хитрости, их вы поймете позже. А что до меня, то, несмотря ни на что, мне с трудом верится в подлинность этих писем.

— Что ж, нам остается только отослать их на специальное исследование. Их расшифровка нас рассудит, — вызывающим тоном произнес Антуан, глядя в глаза собеседницы.

Среда, 18-е

Войдя утром следующего дня в опустевшую столовую Тюро, Лейла Джемани, глядя, как Жан-Пьер Фушеру наливает себе кофе, сразу поняла, что тот не в духе. Да и лицо выдавало его. А пальцы Фушеру, выбивавшие нервную дробь на связках бумаг, свидетельствовали о его растущем раздражении. Она всегда восхищалась его кистями, длинными и тонкими. Взглянула на свои, с шершавой кожей и неровными ногтями…

— Есть новости? — рискнула спросить она, садясь на стул, указанный ей неопределенным жестом.

— Нам будет чем заполнить несколько часов в ожидании, пока месье Бонне соизволит объявиться, — проворчал он. — Вот список того, что найдено в подземном тайнике Ришело благодаря вашему таланту спелеолога. — И он подтолкнул к ней папку, набитую карточками. — Тут есть и компромат на некоторых жителей Сен-Совера. Барышни Малгувер, книготорговец, да вы сами увидите… Должно быть, он оплачивал услуги по добыванию компрометирующих сведений, которые рассматривал как средство давления. Вы найдете здесь и доказательства его махинаций с земельными участками. Свидетельство о праве собственности, выданное кадастровой службой Оксера, подтверждает, что вся земля к западу от Сен-Совера записана на его имя. Он приобрел ее по смехотворной цене и ждал осуществления своего проекта. После осушения болот предполагал строительство на ней нового города, который окончательно разрушил бы и без того хрупкую экологию региона, но зато принес бы ему колоссальную прибыль. Есть тут и бумаги на румынском языке, помеченные словом «Ювенекс», справки о признании долгов… Последнее, думаю, заинтересует вас больше всего. — Он открыл потрепанный блокнот на букве «Б» и зачитал: — «Жанна Бонне (переводчица) — пять тысяч франков». — Хотелось бы знать, какое отношение имеет эта Жанна Бонне к Алисе с такой же фамилией.

— Подобная фамилия довольно распространена, — осторожно выдвинула свою версию Лейла. — Но по моим сведениям, Алиса Бонне является дочерью неких Жанны и Анри Бонне. Отец ее погиб в авиакатастрофе, а мать скончалась три года спустя от кровоизлияния в мозг. Воспитывала ее бабушка, которая умерла пять лет назад. У нее есть брат Арман…

— Если вы, инспектор Джемани, надеетесь прикрыть свою недоработку сведениями двухдневной давности… Почему вы сразу не допросили этого, возможно, главного, свидетеля?

Так вот в чем крылась причина его скверного настроения.

— Я запросила досье на него, как только у меня возникло подозрение, что мадемуазель Бонне избегала нас, — пыталась оправдаться Лейла. — И это позволило нам…

— Помочь ей бежать и выставить нас на посмешище… — саркастически оборвал он ее.

— Вовсе нет, — запротестовала она. — Бежав, она выдала свой страх.

— Страх чего? Ведь пока мы не знаем, идет ли речь о двух самоубийствах, двух убийствах или одном самоубийстве и одном убийстве…

— У нас есть смягчающие обстоятельства…

— Хорошенькое оправдание, личные проблемы…

Поморщившись, он допил остывший кофе.

— Старые сказки… Но вернемся к фактам. Этот Ришело был шантажистом и мошенником. В его хитроумном тайнике находилось и некоторое количество неизвестных писем, в частности письмо Пруста к Колетт. Держите, это копия с него… Марсель, оказывается, так плакал, читая «Мицу», что послал автору камею с изображением его персонажа. Орудие убийства или самоубийства — это как вам угодно…

— Месье Ришело присвоил его?