Рекс Стаут - Если бы смерть спала (сборник)

Я закрыл дверь.

Меня снова игнорировали. Когда я пересек комнату, направляясь к стулу у стены, Вульф и миссис Келефи едва глянули в мою сторону, а посол не снизошел и до этого. Он держал речь.

– Я хорошо знаком, – говорил он, – с теорией Финлеттера о том, что в атомный век мы больше не можем полагаться на промышленный потенциал как на определяющий фактор в очередной мировой войне, и я думаю, что Финлеттер приводит достаточные обоснования, но при этом заходит слишком далеко в своих выводах. Несмотря ни на что, это хорошая, ценная книга.

Вульф вложил в книгу листок бумаги, отмечая место, где он остановился (в изданиях из своей личной библиотеки он загибал уголок страницы), и отложил том.

– В любом случае, – сказал Вульф, – человек – необыкновенное животное, обладающее уникальной особенностью. Из миллионов видов, вымерших в ходе эволюции, мы – единственные, кто знает заранее, что именно нас погубит. И это не что иное, как наше неизбывное любопытство. Мы можем этим гордиться.

– Действительно, это так. – По-видимому, нарисованная перспектива не слишком огорчила Келефи. – Я надеялся, мистер Вульф, выразить свою признательность при более счастливых обстоятельствах. Смерть мистера Лисона превратила нашу поездку в трагедию, и тем не менее я не мог пренебречь своим долгом. Благодарю вас, было в высшей степени любезно с вашей стороны исполнить мою просьбу.

– Для меня это привилегия и честь, – ответствовал Вульф. Ни один дипломат не перещеголяет его в вежливости. – Мне посчастливилось быть избранным моей страной в качестве инструмента ее гостеприимства. Вместе с вами я могу только сожалеть о катастрофе, которая омрачила ваше пребывание здесь.

– Разумеется, – согласился посол. – Я также хотел рассказать вам, чем была вызвана моя просьба к помощнику госсекретаря Лисону. В Риме, где я одно время занимал пост, есть ресторан, которым управляет человек по имени Паскуале Донофрио. Я похвалил его соус, который он подает к жареным почкам, и он сказал, что создатель этого соуса – вы. Нечто подобное произошло со мной в Каире, а затем и в Мадриде. А потом от моего друга Лисона, когда он работал в нашей стране, я узнал о вашей деятельности в качестве частного детектива. Поэтому, когда руководство вашей страны поинтересовалось моими пожеланиями, я вспомнил о вас.

– Я польщен, сэр. Просто счастлив.

– И моя жена присоединяется к моим словам. – Он улыбнулся ей. – Да, дорогая?

Ее темные глаза были еще более сонными, чем обычно. Видимо, потребуется нечто большее, чем убийство, чтобы заставить их вспыхнуть. Она заговорила:

– Я настояла на том, чтобы прийти сюда вместе с мужем, так как желала лично поблагодарить вас, мистер Вульф. Я тоже много наслышана о вас, и форель была превосходна. Поистине, ничего вкуснее я не пробовала. И еще. Мне хотелось спросить вас, из чистого любопытства: почему вы не приготовили ни одной рыбы из тех, что поймал мой муж?

– О да, – кивнул Келефи. – Мне тоже любопытно.

– Прихоть, – сказал Вульф. – Мистер Гудвин подтвердит, что я неисправимый эксцентрик.

– То есть вы и в самом деле не использовали мой улов?

– Насколько я понимаю, это установленный факт.

– Но это довольно странно, поскольку вы здесь именно по моей просьбе. Даже прихоть должна иметь под собой какие-то основания.

– Необязательно, сэр. – Вульф демонстрировал недюжинное терпение. – Каприз, причуда, сиюминутная фантазия.

Посол упорствовал:

– Прошу прощения за настойчивость, но я хотел бы избежать возможных недоразумений. Мистер Колвин интерпретировал этот эпизод как нечто значительное – вероятно, из желания нажать на вас, и будет крайне прискорбно, если он просочится в прессу. В громких делах – а это дело неминуемо будет громким – любой непонятный факт становится почвой для самых невероятных слухов, и в данном случае они коснутся лично меня – всего лишь потому, что вы не захотели готовить пойманную мной форель! Верно, этот факт не имеет никакой связи с убийством помощника госсекретаря Лисона, но ее непременно изобретут, тогда так положение посла крайне уязвимо, особенно у меня в настоящий момент. Все это вам известно, разумеется.

Вульф кивнул:

– Разумеется.

– Тогда вы видите, в чем проблема. Если вы откажетесь дать объяснение или же по-прежнему будете называть свой поступок прихотью, что подумают люди? Или – чего они не подумают?

– Да. – Вульф поджал губы. – Я понимаю, что вы хотите сказать. – Он издал тяжелый вздох. – Хорошо. Эта проблема разрешима. Я могу сказать, что у меня весьма своеобразное чувство юмора (кстати, не погрешив в этом против истины) и что меня забавляют небольшие розыгрыши над высокопоставленными персонами. Дескать, поскольку вы выразили желание порыбачить и отведать форели, приготовленной лично мною, а я прибыл сюда именно с этой целью, я решил подшутить над вами и не приготовил ни одной форели, которую поймали вы лично. Устроит ли вас такое объяснение?

– Абсолютно. Вы готовы сказать это прокурору?

– В данный момент я не вижу против этого возражений. Конечно, непредвиденные обстоятельства могут изменить положение дел, так что на будущее никаких гарантий дать не могу.

– Этого я ни в коем случае и не ждал. – Наш гость, безусловно, был хорошим дипломатом. – И снова примите мою искреннюю благодарность. У меня есть еще одно маленькое дело – но, возможно, я злоупотребляю вашим временем?

– Ни в коей мере. Подобно остальным, я всего лишь дожидаюсь прибытия генерального прокурора.

– Я постараюсь быть кратким. Мистер Феррис рассказал мне о своей беседе с мистером Брэгэном, состоявшейся в вашем присутствии. Как он сам пояснил, обратиться ко мне его побудило то обстоятельство, что в данной беседе упоминалось мое имя, а также то, что она касалась моей миссии в вашей стране. Я сказал ему, что глубоко ценю его щепетильность, и затем выразил надежду, что он откажется от своего намерения посвящать генерального прокурора в названные им подробности. Обсуждение этого вопроса заняло у нас некоторое время, но в конце концов он согласился со мной и признал, что несколько погорячился. Если бы мистер Брэгэн осуществил свое намерение, то нанес бы непоправимый ущерб переговорам, в исходе которых мы оба заинтересованы. Мистер Феррис теперь сожалеет о том, что сделал, когда застал у вас мистера Брэгэна. Он раскаивается. Не будет преувеличением сказать, что он в отчаянии, поскольку считает, что скомпрометировал себя, беседуя с мистером Брэгэном при свидетелях, и что бессмысленно теперь обращаться к вам и к мистеру Гудвину с просьбой стереть из вашей памяти ту беседу. Я сказал ему, что обращение к благородным людям с просьбой совершить благородный поступок не может быть бессмысленным и что я сам попрошу вас об этом. Что я сейчас и делаю. Поверьте, пересказ кому бы то ни было той сцены, что произошла между мистером Феррисом и мистером Брэгэном, не послужит никакой разумной цели.