Татьяна Степанова - Прощание с кошмаром

Порыв ветра ворвался в спальню. Шторы вздулись парусами. Катя увидела разбитое вдребезги окно, и тут… Сильный удар отшвырнул её от двери к кровати. Тот парень, тот самый, что мыл ту призрачную машину, промчался к двери словно вихрь. Катя и его сейчас узнала с трудом — тоже полуголый, тоже весь какой-то истерзанный, страшный. Его шаги звучали уже на лестнице. А с пола с противоположной стороны кровати с трудом поднимался Белогуров.

Его, видимо, жестоко, ударили, сбили с ног. Кровь текла ручьем из его разбитого рта. Но он словно и не чувствовал боли. И словно не видел уже ничего — ни остолбеневшей от испуга и неожиданности Кати, ни той девчонки в кровати — ничего…

Девчонка, захлебываясь криком, тянула к Кате руку (другая висела плетью), пытаясь что-то сказать. Катя разобрала с трудом — речь была дикой и невнятной, как у паралитика — видимо, была повреждена челюсть:

— Да помогите же, пожалуйста.., спасите ради Бога.., он и его убьет… Он ненормальный, ненормальный псих… Он хотел мне глаза выколоть… Он меня изнасиловал, подонок. Я не хотела, не давала, он сам, са-ам!

Она вцепилась в Катю как клещ, тряслась от истерических рыданий, скулила от боли. А Белогуров.., его уже не было в комнате. Грохот опрокидываемой мебели, звон стекла, дикие крики, ругательства, звуки жестоких ударов, проклятия и угрозы — отголоски битвы, в которой мужчины, входя в боевой раж, превращаются из богоподобных существ сначала в животных, а затем в зверей и скотов, слышались уже где-то внизу, на первом этаже дома. Катя прижала к себе девчонку. Пыталась успокоить, правда, язык ей не повиновался. А та прижималась к ней, словно раненый зверек, и все пыталась спрятать в Катины колени распухшее, изуродованное, окровавленное лицо и плакала, плакала, плакала… Что он сделал с ней тот парень? За что так избил? Что тут происходит, в этом доме? И снова были потеряны секунды. И Кате, снова показались они часами, днями, годами. Где же Колосов?

Старик коллекционер наконец-то одолел лестницу.

— Бог мой, что тут стряслось?

— Побудьте с ней, — Катя сорвалась с кровати к двери. — Ради Бога, побудьте, вызовите «Скорую» — телефон найдите, он тут где-то… Милицию я сама позову!

В холле входная дверь уже была распахнута настежь. Но Катя в горячке даже не заметила этого. В гостиной тоже грохотала мебель, казалось, стены рушились. Если бы Катя хоть на мгновение туда заглянула, то увидела бы наконец того, кого так ждала. В гостиной был Колосов, и ему там приходилось ой как несладко.

Когда на втором этаже дома вылетело стекло и пора было, выражаясь языком служебной инструкции, «принимать экстренные меры реагирования», Никита понял, что сделать это не так-то просто. Мужчина у двери — то был Егор Дивиторский — внезапно оказал Колосову яростное сопротивление. Ситуация, конечно, не располагала к церемонным предъявлением служебного удостоверения, а пушки, увы, под рукой не было, но и одной только негромкой фразы, сказанной незнакомцу, — «уголовный розыск», оказалось достаточно, чтобы привести этого типа, выражаясь опять же языком инструкции, в «состояние повышенной агрессивности». Дивиторский, ни слова не говоря, звезданул «уголовный розыск» локтем в лицо, а затем…

Затем много чего еще между ними было, Колосов плохо помнил в горячке этот обмен ударами. Дверь открылась — ключ все еще был в замке. И драка переместилась сначала в холл, а затем дальше в гостиную. Колосов все еще не мог понять, что тут происходит, отчего этот тип, которого он и видит-то первый раз в жизни, так старается его прикончить. Это был очень серьезный и беспощадный противник. И он отчего-то готов был лечь костьми на пороге этого дома, словно сторожевой пес, но не допустить «человека из уголовного розыска» в здание. Только в фильмах-боевиках герои-супермены не чувствуют боли. У Колосова же от ударов железных кулаков и ног — в грудь, живот, в бок, под дых — темнело в глазах и дыхание прерывалось. Мощный удар ногой в живот сбил его на пол, но и противник (Колосов рванул его за щиколотки) грохнулся следом. У Колосова еще хватило сил прижать его спиной к ковру, оказавшись в более выгодном положении.

И последнее, что помнил Егор Дивиторский, прежде чем погрузиться в беспамятство нокаута, — было искаженное гневом и болью лицо чужого, совершенно незнакомого человека, крикнувшего ему там, у открытой двери, — «уголовный розыск» (крик этот показался Егору отголоском трубы — последней, траурной, возвещавшей конец, конец всему). Чужое лицо над собой — все, что увидел в сумраке задернутых по случаю жары штор. А потом его с силой ударили затылком об пол. И долбили до тех пор, пока он не затих.

То, что в этом доме имеется подвал, Катя поняла по звукам битвы, доносившейся уже с лестницы, ведущей из холла куда-то вниз. Темной, крутой лестницы. Потом там внизу вспыхнуло электричество. И она увидела и подвал, и тех, кто там был, — Белогурова и того парня, некогда напомнившего ей кудрявого купидона, а ныне неузнаваемого, схожего видом и с животным и, как ей в тот миг показалось, с демоном одновременно.

Ненормальный. Сумасшедший. Безумный. Одержимый. Эти слова, которые кричала там, в спальне, эта девчонка и которые впоследствии повторялись на разные лады разными людьми — следователями, сыщиками, врачами, экспертами, — все эти слова не говорили об этом создании ровным счетом ничего. Его надо было видеть там, в подвале. А увидев, попытаться не испугаться.

Катя же сильно испугалась. Трусость такой же смертный грех, как уныние. Она это знала, однако… Колени ее подгибались. А сердце замерло. Она была одна в подвале с ними, каждый из которых пытался прикончить другого, бросаясь на противника, как взбесившееся животное.

Дикий и молниеносный переход от вполне благопристойной картины «посещения антикварного магазина» к этому вот бешеному побоищу в спальне и подвале казался страшным, нелепым и не правдоподобным… Что же произошло? Отчего Белогуров, этот холодный, апатичный ко всему на свете (так казалось Кате еще четверть часа назад по дороге в галерею) человек, в мгновение ока превратился в яростного, обезумевшего, крушащего все на своем пути Одержимого? Этот парень, которого он пытался убить и уже, уже убивает — душит, бьет, рвет на части, — этот парень изуродовал, избил и изнасиловал ту девчонку, в этом, что ли, одном вся причина такой ужасной метаморфозы? Выходит, она так дорога Белогурову, что за нее он готов либо убить, либо умереть?

Белогуров… Он не мог ни слушать, ни рассуждать в тот миг. Он убивал его. Убивал Чучельника, эту тварь, это Создание, которое…

Когда, бросившись на крики (он отчего-то сразу понял, что это такое может быть), распахнул дверь спальни и увидел их там…. Что он сотворил с Лекс, это животное, это чудовище?! Он хотел выколоть ей глаза, как тому цирковому пуделю из своего шизанутого детства! Белогуров оттащил его за волосы от визжащей Лекс. Отшвырнул к шкафу. А Чучельник… О, прежде от него никто из них никогда не слыхал таких слов! С ужасающим ругательством, с диким животным воплем, в котором не было уже ничего человеческого, он запустил в Белогурова лампой. Если бы попал — раскроил бы череп. Промахнулся, высадив лишь окно. Там, в спальне, он был сильным.