Андрей Воронин - Атаман. Охота на отражение

— Надо бы на убитых посмотреть, так сказать, в натуре, — произнес он.

— Посмотришь. Сергей тебе экскурсию организует.

Тут Ревякин вспомнил:

— Товарищ генерал, тут вот какое дело. Мы же не можем опознать этих убитых, лица их восстановить. Есть один метод, когда лицо восстанавливается по черепу. У нас в отделе судмедэкспертизы есть антрополог, который может это сделать.

Генерал нахмурился:

— Как это «по черепу»? Ты что, предлагаешь…

— Так точно. Я не вижу другого способа восстановить лицо. А пока мы не знаем, как эти люди выглядели…

— Не объясняй, понимаю. Только одно не нравится мне во всем этом. Если вдруг найдутся родственники.

— А что родственники? После того, что сделали с несчастными, тела все равно придется выдавать в запечатанном гробу.

Генерал задумался.

— Он прав, — сказал Терпухин. — Надо знать, как выглядели жертвы при жизни. Может, найдется какая-нибудь фотография. Может, еще зацепка всплывет.

Макаренко понимающе кивнул:

— Это понятно. Но, прямо скажем, неординарный подход к предмету. Ладно, Сергей. Зайдешь ко мне после обеда с документальным запросом на проведение экспертизы такого рода. Я завизирую, чтоб потом не получилось, что ты самодеятельностью занимался.

— Спасибо, товарищ генерал, — сказал Ревякин.

— Теперь послушай меня ты, Юрий. Я тебя сюда позвал, чтобы ты помог Сергею наладить разговор с кавказцами. Я же прекрасно помню, как к тебе относилась их братия. Вот и помоги. Только, если можно, без смертоубийств. В прошлом году тебя отмазали. А вот в этом, если вляпаешься, не получится. Ты меня понимаешь?

— Понимаю, конечно. Но со своей стороны надеюсь, что за пай-мальчика вы тоже меня держать не собираетесь. А то я сразу домой поеду.

— Не собираюсь. Только не надо вести себя как дознаватель из гестапо.

— Постараюсь.

— Вот и прекрасно, — сказал генерал. — У вас вон чай закипает. Приятного аппетита.

И он вышел вон из кабинета, не дожидаясь приглашения к чаепитию.

— Вот такой он суровый, наш генерал, — проворчал Атаман.

— Ну, по-моему, он на все сто процентов прав, — пожал плечами Ревякин. — Я тоже надеюсь, что ты никому ничего не оторвешь и не сломаешь.

— А это уже как повезет, — рассмеялся Терпухин.

— Я не шучу, — нахмурился Ревякин.

— Ты не поверишь, но я тоже не шучу, — отозвался Атаман. — И если понадобится, я не только головы — я все им поотрываю.

Чайник звонко щелкнул выключателем. Ревякин снял его с подставки, разлил кипяток по чашкам, придвинул к Юрию коробочку с заварочными пакетиками.

— Утопленнички, — засмеялся Атаман.

— В смысле?

— Да вот этот мусор в бумажке — утопленнички. Я их всегда так называю.

— Я и не сомневался, что ты очень добрый человек, — усмехнулся Ревякин.

После чая они отправились в морг.

Их встретил бессменный Михаил Эрихович.

— Вот, познакомьтесь, — сказал Ревякин. — Этот человек будет мне помогать в расследовании.

— Здравствуй, Миша, — сказал Терпухин.

— Мы знакомы, — ответил эксперт, игнорируя приветствие Атамана. Видимо, большой любви к Терпухину он не питал.

— Можете меня поздравить, Михаил Эрихович! — произнес Ревякин. — Генерал дал добро на антропологическую реконструкцию. Так что в ближайшее время надо этим заняться.

— Хорошо. Займемся. Я так понимаю, что надо показать убитых тебе? — последняя фраза была обращена непосредственно к Атаману.

— Не помешало бы, — ответил Юрий, вложив в свой тон примерно столько же язвительности, сколько ее было у Михаила Эриховича.

Эксперт сделал знак следовать за ним. Юрий пошел первым. Ревякину очень хотелось отказаться от сопровождения Терпухина, но он все-таки пошел следом.

Трупы не произвели на Юрия никакого впечатления. Видимо, у него были очень крепкие нервы. Он решительно подошел к столу, стал приглядываться к первой жертве, потом ко второй.

Наконец осмотр закончился. Юрий спросил у Михаила Эриховича:

— Где тут у вас руки помыть можно?

— Вон там! — махнул рукой доктор.

Терпухин, на ходу закатывая рукава рубашки, скрылся за указанной дверью.

Михаил Эрихович, глядя ему вслед, спросил у Ревякина:

— Сергей, скажите, что он здесь делает?

— Его пригласили консультантом на расследование этих убийств. Он очень хорошо знает кавказскую диаспору города и имеет там некоторый авторитет.

— Да уж, — саркастически произнес доктор, — авторитета у него — выше головы! Вы вообще в курсе, что он сделал год назад?

— Да, в курсе. Мне он тоже не очень по душе, но генерал Макаренко сказал — нужен Атаман. Я решил, что перечить не буду.

— Только теперь, Сергей, смотри, чтобы не получилось так: случись чего, а ты рыжий. Генералу-то что? Он скажет, что и в мыслях не имел приглашать этого типа, а ты действовал по своему желанию. И голову, если что, снимут непосредственно с тебя.

Ревякин и сам все это прекрасно понимал, но отступать было уже поздно.

— Ладно, волков бояться — в лес не ходить.

— Наверное. Только все равно играешь с огнем, парень. Следи за ним, чтоб потом самому не получить по голове.

Ревякин ничего не успел ответить, потому что как раз в этот момент вернулся Терпухин, отряхивая мокрые руки.

— Все, пацан. Пошли.

Ревякин распрощался с Михаилом Эриховичем, и они покинули морг.

— Ну что? Все косточки мне обмыли? — весело спросил Атаман.

Ревякин не был готов к такому вопросу, замялся на несколько секунд. Потом сказал:

— Наш эксперт очень недоволен тем, что ты здесь.

— Ясен пень! Ему же пришлось вскрывать Руфиева. Ну, ничего. Мне работать не с ним, а с тобой.

— Ладно, Юра. Что-нибудь интересное нашел?

— Ничего особенного. Но вообще, поскольку на этих персоналий нет никаких данных, можно предположить, что они в Сочи недавно. А может, и вообще залетные. Хотя последнее маловероятно. Скорее какие-то новички, приехали искать новой, лучшей жизни. И нарвались на неприятности.

— Как насчет того, что это за убийства? Маньяк или под него кто-то замаскировался?

— Черт его знает, — пожал плечами Атаман. — Тут что совой об пень, что пнем об сову. Но думаю, что убивал один и тот же человек. Очень уж повреждения похожие. И характер их похож на почерк. Так вот, мне кажется, что наносил все эти повреждения один и тот же человек. Убивал тоже он.

— Значит, маньяк? — спросил Ревякин.

— Я этого не говорил. Если исходить из твоей версии о какой-то организации, то может статься. Может, там только один исполнитель.

— Глупо как-то.

— Ничего подобного. Тут вот еще что: каждую жертву полосовали еще живой и только потом убивали одним точным ударом. Так вот, возникает вопрос: почему именно так? Ну, понятно — маньяк всегда испытывает что-то вроде наслаждения, убивая. А если допустить, что именно так и задумывалось — чтобы жертва оставалась в живых, пока ей не нанесут последний удар? Зачем? Ну, например, они все могли что-то знать.