Карин Жибель - Искупление кровью

— Дебильные правила! Почему это мужики должны платить? Из чувства мужского превосходства?

Принесли аперитивы. Официант записал заказ. На нем была белая рубашка и галстук-бабочка. Мается, поди, по такой-то жаре. Он смотрел на Марианну так пристально, что это заметили все.

— Для вас, мадемуазель?

Она еще не решила, что заказывать. Взяла то же, что и Фрэнк, чтобы галстук-бабочка поскорей свинтил. Нужно было еще выбрать вино. Этим занялся Лоран. Тип в белой рубашке наконец удалился, и Марианна вздохнула свободно.

— Этот меня точно узнал! Просто глаз не сводит, мать его!.. Вы сами видели, а? Нужно смываться, пока он не вызвал сюда ваших дружков!

— Спокойно! — сказал Лоран, прикуривая сигарету. — Ты себе это вообразила, принцесса…

— Я предупредила вас… Вы хоть стволы-то прихватили, по крайней мере?

— Да как-то нет! — протянул Фрэнк.

— Вы ненормальные!

Марианна тоже закурила. Руки у нее дрожали. Она пригубила коктейль. Просто прелесть. Но все в данный момент отдавало опасностью.

— Итак, Марианна? — приступил Фрэнк. — Расскажи нам, что ты собираешься делать потом… Когда станешь свободной.

— Не имею понятия. Как-то не успела об этом подумать.

— Что ты собиралась делать до того, как попала в тюрьму? Кем хотела стать?

— Ну… Профи… В боевых искусствах.

— В самом деле? Кто бы сомневался, заметь!

— Ну да… Я не так уж скверно училась в школе. Даже неплохо, но… было скучновато. Я себя лучше чувствовала на татами.

— Карате? — предположил Лоран.

— Да.

— Ты получила черный пояс?

— Ага… В шестнадцать лет. Я стала чемпионкой Франции!

Единственное, чем она могла гордиться. Ее единственный почетный титул.

— Чемпионкой Франции среди юниоров, — уточнила она. — Меня должны были взять в сборную Франции, как раз тогда… Но мои старики воспротивились… Уперлись, и все! Гревиль не может стать профи по карате. Только адвокатом, врачом или женой богатого буржуа. Другого выбора нет… Если бы я вошла в сборную Франции, то никогда бы не попала в тюрьму.

— Так-то вот: нельзя препятствовать призванию! — заключил Лоран.

— Ты с ними потом виделась? — спросил Лоран. — С дедом и бабушкой?

Лицо Марианны посуровело. Она закурила новую сигарету.

— На суде. Когда огласили приговор, они… подошли… Выдали мне, что я опозорила семью, запятнала память отца… Потом ни разу не приходили на свидание. Оставили меня подыхать с голоду.

— Но… Разве у тебя не было собственных денег? — спросил Филипп. — Наследства от родителей?

— Были… Но все ушло на судебные издержки… Мне вроде бы говорили, будто этого не хватило, что старикам пришлось раскошелиться… Но с их-то состоянием у них должно было еще что-то остаться! Но я не получила ни одной передачи за четыре года… Ни гроша.

— Как же ты выкручивалась без денег? — продолжал допытываться Филипп.

— Сначала работала. В первом арестном доме — в мастерской, время от времени…

— Что делала?

— Разное… Шила рубашки, собирала детали… Все, что придется. Форестье сначала выдала мне запрет на работу, но, поскольку у меня ничего не было, директриса высказалась в мою пользу.

— Ты шила рубашки? — поразился Лоран.

— А что? Я не похожа на швею?

— И сколько тебе платили?

— Двадцать евроцентов за штуку.

Филипп чуть не поперхнулся пастисом.

— Двадцать евроцентов? Ты шутишь!

— Вовсе нет.

— И сколько у тебя выходило в день?

— Штук двадцать…

Они сделали быстрый подсчет. Четыре евро в день. За каторжный труд. Далеко за чертой бедности.

— Да это рабство! — воскликнул Лоран.

— На самом деле цену назначает работодатель. Заключенные обходятся дешевле, чем китайские или африканские рабочие… Или так, или подыхай с голоду. И со скуки.

— Возмутительно! — нахмурился лейтенант.

— В централе я получила место во вспомогательном персонале… Это заключенные, которые работают на исправительную систему. Я убиралась в коридорах и в спортзале. Но в С. директор мне запретил работать. Меня сразу засунули в одиночку.

Она объяснила во всех деталях, что произошло с Франсуазой.

— За это тебя и перевели? — спросил Филипп, который явно не читал ее досье.

— Ну да… Чтобы охранники в Р. не угробили меня… Там меня бросили в карцер и…

Да, этого в досье не было.

— Это все? — с надеждой спросил Фрэнк.

— Нет, но не хочу вам портить аппетит! Тронешь вертухая — они отплатят тебе… с лихвой.

— Но не убили же они тебя! — констатировал Лоран.

— Только потому, что вовремя вмешалась директриса. Я три недели пролежала в больничке…

— Ладно, может быть, поговорим о другом? — оборвал Фрэнк.

— Охотно, — поддержала его Марианна.

Вовремя подоспели закуски. Галстук-бабочка одарил Марианну широкой улыбкой. Пожелал приятного аппетита. Она покрутила в руках два бокала на длинных ножках.

— Уже не помню… Тот, что побольше, для вина, да?

— Наоборот! — подсказал Фрэнк.

Лоран наполнил бокалы. Комиссар поднял свой.

— За твою свободу, — прошептал он.

— Если я до нее доживу…

— Почему нет?

— Потому что официантик наверняка уже поднял на ноги целую армию.

— Ну, в таком случае за наш последний обед! — улыбнулся Фрэнк. — Жизнь без риска ничего не стоит!

— Ты правда ненормальный! Побывал бы в карцере, запел бы по-другому.

Он не переставал улыбаться. Марианна никогда не видела его таким.

— Тебе не приходилось пересекаться с известными преступниками? — снова начал Лоран.

Фрэнк метнул в него яростный взгляд, который означал: смени тему, ты надоел .

— Оставь, — сказала Марианна. — Это не напрягает меня… Я знала ВМ…

И она заговорила обо всем подряд, перескакивая с пятого на десятое. Тут и ВМ, которая спасла ей жизнь, и гиены, ополчившиеся на нее только потому, что она пользовалась популярностью. Избиение Эммы, ее самоубийство. Маркиза, гибель Моники… Они потеряли дар речи перед лицом такой жестокости. (И где — за стенами тюрем Республики!) Но и солидарности тоже. Особый мир, неведомый мир.

Потом Марианна умолкла. Тяжело было все это вспоминать. Их, казалось, впечатлили ее рассказы. Марианна вдруг поняла, что ей самой становится легче, когда она об этом говорит. Хотя сердце от этого рвется пополам.

— Я должна была бы убить Маркизу перед побегом. Даниэль тогда был бы жив… Она знала о нас… Я прочитала в газете, что она дала против него показания.

— Почему, как ты думаешь?

— Потому что она гнилая до мозга костей. Она была влюблена в него, а он предпочел меня… Из ревности, да.

Марианна не сумела сдержать слезу, вытерла ее красивой хлопчатобумажной салфеткой. Фрэнк незаметно положил ей руку на колено.

— Попытайся забыть об этом…

— Забыть? Это вряд ли!.. А вы? Чем вы занимаетесь, когда не вытаскиваете преступников из тюрем?