Владимир Колычев - Девушка с белым лицом

— Ну да, любимая внучка.

— Но сидеть он не хочет. Он хочет убить тебя.

Я глянул на Риту с тревогой и подозрением: вдруг она уже находилась в готовности зачистить свидетеля. Но Рита держала руки на виду, ладони раскрыты, пальцы свободны. Вика смогла вырубить меня голой рукой, возможно, Рита — еще более крутая штучка.

Обстановка на шоссе допускала быструю езду, а скорость — хоть какая-то гарантия моей безопасности. Рита может разбиться насмерть, если ударит меня во время движения.

— Дедушка сразу хотел тебя убить. И в Ростове он за тобой не просто так следил. Но я его отговорила.

— Зачем?

— Ты добрый… И прикольный… — Рита протянула руку и коснулась пальцами моего плеча.

Было такое чувство, будто в руку влезла гремучая змея, но «минус» в ощущениях очень быстро сменился на «плюс»: от приятного волнения в крови слегка онемело запястье и стала отниматься ладонь.

— Всего-то?

— Ты меня не обижал… — Рита не отнимала руку, я сидел, не шевелился, только покачивал рулевое колесо. — Мне с тобой было хорошо… И тебе со мной было хорошо… В покойницу нельзя влюбиться, а ты смог…

— Значит, я извращенец, — совсем не весело пошутил я.

— Любовь — само по себе извращение.

— И сумасшествие.

— И сумасшествие, — повторила Рита.

— Что ты знаешь о любви?

— Дедушка знает.

— Дедушка твой знает толк в извращениях, — криво усмехнулся я. — И в сумасшествиях.

— Да, он говорил, что месть — это тоже извращение, — на удивление легко согласилась Рита. — Но он очень любил свою дочь, он не мог простить ее смерть.

— Любил свою дочь?

— Если я его внучка, то моя мама — его дочь. — Рита посмотрела на меня как на недоумка, которому недоступны элементарные логические вещи.

— Ну да, ну да…

— Дедушка всегда хотел отомстить, — сказала она.

— Ждал, когда ты вырастешь?

— Нет, он прекрасно мог обойтись без меня. Но ему нужно было время, чтобы найти убийц. Или ты думаешь, что это было легко? — Да нет, не думаю…

— Он собирал информацию по крупицам. Постоянно куда-то выезжал.

— Ты знала — зачем?

— Да. Он должен был отомстить. Мы должны были отомстить. Я росла с этой мыслью.

— И училась ненавидеть?

— Этому не учатся. Это впитывается с молоком матери.

— Ты знала вкус молока матери?

— Нет. Поэтому еще больше ненавидела твоего дружка. И его, и всех… Ненавидела вместе с дедушкой. И с нетерпением ждала, когда можно будет отомстить. — Рита невидяще смотрела перед собой, в ее словах звучала одержимость зомбированного ребенка, которого с детства учат убивать.

Определенно с Ритой велась долгая и кропотливая работа, дедушка превращал ее в послушное оружие в своих руках. По-другому думать я просто не мог.

— Дедушка учил тебя убивать?

— Да, он многому меня научил… — в состоянии погруженности сказала она, но вдруг резко спохватилась: — Но я не должна была убивать. И не убивала.

— А что ты делала?

— Предупреждала.

— О чем? Кого?

— Твоего друга я предупредила, — немного подумав, со зловещим оттенком в голосе сказала Рита. — Он пришел к тебе, я вышла к нему, ты все видел.

— Ты смогла его напугать, — кивнул я.

— Я смогла разбудить в нем чувство вины. И в нем, и в других. — В ее голосе снова звучала одержимость живого зомби.

— И к Вике ты приходила?

— Мы хотели, но Вика сама пришла на кладбище. Это чувство вины ее привело. И страх… Ты сам видел, как она швырнула цветы.

— Вы следили за ней или за мной?

— И за ней, и за тобой. Дедушка хотел тебя убить. И сейчас хочет. А я не хочу. Поэтому ты и жив до сих пор…

Я остановил машину при первом же удобном случае, провел рукой по волосам, пытаясь причесать мысли. Мне нужно было успокоиться. Уж лучше бы я имел дело с мертвыми, чем с сумасшедшими. Не зря говорят: не бойтесь мертвых…

— Почему вы выбрали меня? — спросил я.

— Мы тебя не выбирали.

— Но ты же не просто так появилась в моей жизни? И вы должны были знать, где живет Антон.

Силуминов смог вычислить всех насильников, он убивал их одного за другим. Антон присутствовал на похоронах своего друга Махорина, его можно было взять под наблюдение, узнать адрес. Да и не были мы с ним друзьями, когда Рита забралась в пожарный отсек. Более того, в тот вечер Антон еще и накричал на меня. И приходить ко мне он точно не собирался, Рита могла остаться с носом.

— Мы знали, — кивнула она.

— Тогда в чем дело?

— А вдруг ты был там, на озере? — Рита смотрела мне в глаза, силой своей мысли проникая в ту глубину моего сознания, где кишели воспоминания.

Взгляд неживой, потусторонний, страшный — и не мурашки у меня по спине пробежали, а как будто рашпилем кто-то провел.

— Не было меня там! — На последнем слоге мой голос едва не сорвался на хрип.

— Ты меня не узнал, значит, не был. — Взгляд у Риты прояснился, на губы легла мягкая улыбка.

— Это не я был, это Вика могла добить твою маму, — предположил я.

— Вика? Добить?! — Рита удивленно посмотрела на меня.

— Твою маму вытащили из воды, делали искусственное дыхание, пытались спасти.

— Кто тебе такое сказал?

— Следователь, который вел это дело. Ей с силой давили на грудь, заставляя дышать. Или воду из легких выдавливали. А когда оживили, заткнули нос и рот.

— Зачем? — Рита растерянно смотрела на меня.

— Вика испугалась, что мама твоя все расскажет. И решила ее добить. А может, и не Вика… — Я пожал плечами. — Когда погибла твоя мама, Вика была в Испании. Ей нужно было алиби, она его получила. Твою маму заказала она. А добить ее мог кто-то из насильников.

— Ты там был? — И снова Рита вонзила взгляд в мою душу — до самых позвонков.

— Да нет же! Я говорил с Черепановым, я говорил с Викой, она мне во всем призналась… Ну, может, не во всем.

— Может, все-таки был? — Рита продолжала смотреть на меня, но уже без напора.

— Ну, давай, убей меня, дедушка будет доволен. Дедушка, который заставляет родную внучку убивать… Родную внучку. За родную дочку, — в раздумье проговорил я. — Твоя мама не была ему дочерью, он не мог любить ее так же, как тебя…

— И что?

— Ничего. Просто мысли вслух.

— Я не хочу об этом говорить, — отрезала Рита.

Я кивнул, соглашаясь на паузу. Этот разговор не столько напугал меня, сколько вымотал, растормошил душу и раскроил сознание, одна половина которого намертво прикипела к Рите, а другая, напротив, пыталась бороться с безумием. Но, видимо, болезнь прогрессировала, и я даже не попытался избавиться от наваждения. Можно было высадить Риту из машины, а самому отправиться в аэропорт, купить билет в солнечное лето, и пусть чертов дедушка нюхает мои вчерашние следы.

Но машина продолжала движение, Москва осталась позади. Рабочий день уже закончился, народ из области разъезжался по домам. Мы плелись в плотном потоке, Рита угрюмо молчала, обдумывая свое незавидное положение. Я не тревожил ее, ждал, когда она сама заговорит, откроет душу.