Владимир Колычев - Девушка с белым лицом

Меня смущала общая обстановка. Пять трупов и еще две жертвы на прицеле, в том числе и я сам. Убивала Рита или нет, в любом случае она очень опасна, от нее нужно бежать, как от чумы, а я играю с ней в любовь. Да, любил я ее по-настоящему, а все равно происходящее с нами считал игрой. На выживание.

— Это наказывается смертной казнью? — с иронией спросил я.

— Я не хочу, чтобы ты с ней спал. — Рита мягко взяла меня за щеку и, повернув к себе мое лицо, заглянула в глаза.

— А если один разок, перед смертью? — мрачно сострил я.

— Ты не умрешь, — качнула головой Рита.

В руке у нее вдруг появился револьвер, похоже, тот самый, который направляла на меня Вика. Видимо, трофей. Но Рита и не думала целиться в меня, она приставила ствол к своему подбородку.

— И что это значит?

Я не кричал, не драл глотку, но голос у меня вдруг охрип: сказывалось сильное волнение и даже страх. Я не хотел терять Риту.

— Если ты умрешь, я уйду вместе с тобой. Поверь, там совсем не страшно.

— Мне нужно поговорить с твоим дедушкой, — понял вдруг я.

Рита глянула на меня пронзительно, широко распахнутыми глазами. Ее, казалось, шокировало мое решение, до которого она должна была додуматься сама.

— Мы вместе с ним поговорим, — выдавила она из себя. — И я знаю место, где мы можем это сделать. Поехали.

Она только кивком показала на дорогу, а я уже знал, куда нужно ехать. Только вот хватит ли мне смелости сунуть руку в осиное гнездо? Или даже голову — в петлю.

Сосны вплотную подступали к воде, сплошной стеной окружая маленькое темно-зеленое озеро с камышовыми берегами. Сосны клонились к воде, покачивая вихрастыми макушками, как будто чьи-то головы дружно кивали, приветствуя меня. Синицы пересвистывались, дятлы перестукивались, сороки перекрикивались; крякнули, шумно взлетая, утки. Над ухом пулей прозвенел комар, где-то в темноте леса зловеще засмеялся сыч. И это днем, когда солнце стояло в зените, купая свое отражение в мрачных глубинах озера.

Деревянный дом стоял прямо на воде, на крепких железобетонных столбах, поросших зеленой ряской. Бревна — едва отесанные, массивные, на века, крыша железная, подернутая ржавчиной, кирпичная труба тянулась к небу, дымок над ней не вился.

Дом, как отмостка вдоль фундамента, окружала дощатая палуба с уступом в озеро. На этом же помосте, вплотную к избе стояла маленькая банька с жестяной трубой. Далеко бежать не надо — вышел и сразу в воду, в самый омут, украшенный листьями кувшинок.

Озеро маленькое, заболоченное по краям, с густой, как мне казалось, и вязкой водой посередине. И все это в окружении сказочного леса, в котором водился леший. А в озере должны были жить русалки, возможно, они следили за мной. И не камыш сейчас на ветру шелестел, а русалки переговаривались. Но пугали меня не русалки, а водяной, которого я ожидал увидеть в самом доме.

На берегу озера стоял бревенчатый гараж, машины в нем не было, Рита в этом уже убедилась, но Матвей Олегович все равно мог находиться в доме. И даже амбарный замок на двери не развеял мои опасения.

— Не бойся, — улыбнулась Рита, глянув на меня.

— Да я и не боюсь, — выдавил я.

— Здесь уже поздно бояться.

Рита озвучила мои собственные мысли. Я забрался в самое логово к зверю, нормальные люди в этой глуши не водились, оставалось только надеяться на добрую волю хозяина этого дьявольского заповедника.

Все-таки хватило мне ума положить голову на плаху, и удивляться этому не приходилось. Рита снова очаровала меня от макушки до пят, я уже обеими ногами плясал под ее дудку. Сейчас появится Матвей Олегович, зачитает мне приговор и сбросит в воду — к русалкам. Эта чертова парочка, дед и внучка, обожают водные забавы.

Дом на вид кряжистый, основательный, бревна подогнаны плотно, двери прочные, на петлях сидели крепко, стены изнутри обшиты вагонкой, половицы под ногами не гнулись, лишь тихонько поскрипывали. В доме пахло холодными углями, березовыми дровами и травами. Обстановка простая, но вполне современная: гарнитурная стенка с книжным шкафом, диван, кресло, шторы на окнах до самого пола и почти во всю стену, в «красном углу» образа с расшитыми божниками. Мне вдруг захотелось перекреститься и даже помолиться, склонив голову перед иконами, но вместо этого я, чиркнув спичкой, зажег лампадку. Сильно запахло жженой серой.

— Легче стало? — спросила Рита.

Она стояла на твердом полу, но, глядя на нее, я почему-то подумал о зеленой воде под нами.

— А вы верите в Бога? — пробормотал я.

— А что в этом удивительного?

— Ну, месть в Святом Писании как бы под запретом.

— Значит, мы грешники, — легко согласилась Рита.

— Кто мы?

— Ты знаешь, кто.

— Ну, с дедушкой понятно. А твой отец?

— У меня нет отца. — Рита смотрела на меня, обволакивая взглядом, как рыбачьей сетью.

И обволакивала, и втягивала в свои глаза, как в омуты, на самое дно, к водяному.

— А как же Юра? Юрий Силуминов…

Я скользнул взглядом по стенам, где по старинной русской традиции должны были висеть семейные фотографии. Над телевизором в ряд висели три снимка в современных фоторамках. На одном — Рита, на другом — ее дед, а на третьем — они вместе, плечом к плечу; на лицах напряженные улыбки, как будто их принуждали к веселью. Фотографии свежие, высокого разрешения, чувствовалась матрица цифровой камеры. Да и Рита на снимке не выглядела моложе, чем сейчас. Возможно, дед и внучка заставили себя сняться для истории — перед тем как убить первую жертву. Других фотографий на стенах я не обнаружил, возможно, Матвей Олегович держал снимок сына в своей комнате.

— У Юрия Матвеевича своя семья. И два сына. Дочь ему не нужна.

— Ты отца когда-нибудь видела?

— И отец ему не нужен, — ничуть в том не сомневаясь, сказала Рита. — Поэтому здесь, у нас, он не бывает.

— А живет где?

— Я не хочу его знать, — качнула головой Рита, она просила избавить ее от вопросов.

— Он тебя чем-то обидел?

— Здесь душно, — открывая форточку, сказала она. — Тебе нужно проветриться.

Мне действительно не хватало свежего воздуха, и я с удовольствием вышел на помост, местами окаймленный перилами из толстых ошкуренных веток. Но здесь дышалось так же тяжело, как и в доме, пахло тиной, ряской, болотной гнилью, а над ухом противно звенели комары. Душно, ни ветерка, сосны вокруг озера устало замерли, не желая больше кивать лохматыми макушками.

Ветерок я почувствовал на берегу озера. Для этого мне пришлось сойти с помоста. Там же, на берегу, под толстой сосной я заметил нагромождение из камней, похожее на могильный холм. Памятника не было, но сами камни могли служить надгробными плитами. Место безлюдное, чужие здесь не ходят, а свои должны знать, кто лежит в этой земле. Неужели похищенное с кладбища тело Елены Тихомировой?