Эрл Биггерс - Ленивый любовник [сборник]

Крамер пропустил мимо ушей замечание моего шефа.

– Вы утверждаете, что письмо написал Корриган?

– Ничего подобного, утверждаю, письмо пришло сегодня утром и единственное, что я о нем знаю, это его содержание. Я надеюсь, что какое-нибудь доказательство найдется. Если в квартире Корригана есть пишущая машинка и исследование покажет, что письмо отпечатано на ней, это будет иметь большое значение.

– Есть ли у вас неизвестные мне сведения об этом письме?

– Нет.

– Есть ли у вас другие доказательства, что Корриган убийца?

– Нет.

– Или что он донес на О’Маллея?

– Нет.

– Вы верите, что это действительно признание Корригана?

– Я не готов к ответу на такой вопрос. Я прочел письмо один раз, торопился. Хотел просить вас, чтобы вы позволили Гудвину снять копию. Но могу обойтись и без нее.

– Это излишне. Я постараюсь, чтобы вы получили копию, разумеется, с предупреждением, что текст не может быть опубликован без моего согласия. – Крамер сложил листки и всунул их в конверт. – Теперь здесь полно отпечатков пальцев Гудвина, ваших и моих. Но все же мы попробуем исследовать письмо.

– Если это фальшивка, – сухо сказал Вульф, – то способный на подобные мистификации должен был слышать кое-что о дактилоскопии?

– О дактилоскопии слышали все.

Крамер потер колени ладонями и, склонив голову набок, посмотрел на моего шефа. Обгрызанная сигара, которая до сих пор не участвовала в деле, выпала у него из рук на пол, однако он не нагнулся, чтобы ее поднять.

– Признаюсь, что это чистая работа, – продолжал он. – Она требует, конечно, подробнейшего исследования, но сделано чисто. И что вы теперь будете делать, пошлете клиенту счет?

– Нет.

– Почему?

– У моего клиента, мистера Веллимэна, есть мозги в голове. Поэтому, прежде чем я представлю счет, мы оба, он и я, должны точно знать, что гонорар честно мной заработан. – Шеф посмотрел в мою сторону. – Арчи, я доверяю твоей памяти, не могу ли я рассчитывать на точную копию предполагаемого письма мистера Корригана?

– Оно длинное. А я только один раз прочел его.

– Я сказал, что пришлю вам копию, – вставил инспектор.

– Я знаю, что вы говорили. И хотел бы получить ее как можно скорее. Мне будет приятно смотреть на документ, подтверждающий, что я, не располагая даже тенью доказательств против убийцы, разоблачил его и вынудил самого совершить над собой суд. Ведь до сих пор мы не располагаем ничем, ни одной зацепкой, кроме этой исповеди без подписи.

– Я хорошо знаю, что у нас ничего нет.

– Поэтому сделайте копию хорошенько со всеми подробностями. Вы хотите услышать мои комментарий?

– Да.

– Главные усилия надо направить на анонимку в де– – ле О’Маллея. Допустим, что донос написал не Корриган, а кто-то другой из этой компании. В таком случае исповедь может быть правдивой во всем, кроме одного существенного пункта: личности автора.

Ведь автор мог понять, что я подошел к нему слишком близко, и решил свалить всю вину на Корригана, не останавливаясь перед тем, что такая комбинация требует еще одного убийства.

В связи с этим наибольшее значение приобретает вопрос: выдал ли О’Маллея именно Корриган? Конечно, вам потребуется донос, направленный в суд, или его фотокопия, а также что-то напечатанное на машинке в Клубе путешественников. Вам потребуется информация о том, бывал ли в клубе кто-нибудь кроме Корригана, связанный с фирмой или, может быть, имеющий доступ к машинке другим способом? Как представитель власти вы располагаете несравненно большими возможностями в таких делах.

Инспектор кивком головы выразил свое согласие.

– Что еще?

– Пока ничего.

– А что думаете делать вы?

– Спокойно сидеть здесь.

– Смотрите, чтобы от долгого сидения у вас не появились мозоли.

Крамер встал, увидел на полу сигару, поднял ее и бросил в корзину для бумаг, стоящую у моего стола. Он несколько улучшил свои манеры. Направился к двери, но задержался.

– Не забудьте в показаниях разговора с Корриганом… Ага! Как вы думаете, это он вам звонил?

– Не знаю. Как я уже говорил, голос был возбужденный и хриплый. Это мог быть Корриган, но и мистификация не потребовала бы великого наследственного таланта.

– Это тоже имеет значение. Не забудьте о показаниях: что Корриган или кто-то другой говорил по телефону, о действиях Гудвина в Калифорнии. Ну и о письме. Показания будут мне нужны сегодня.

– Разумеется, – ответил Вульф, а Крамер повернулся и вышел.‘

Я посмотрел на часы.

– Как я докладывал тебе, Касбон звонил почти три часа назад. Он просил, чтобы ты ему перезвонил, так как он хочет сообщить, что думает фирма об ответственности за смерть Корригана. Соединить тебя с ним?

– Нет.

– Позвонить мне Цие, Элеонор или Бланш? Договориться с кем-нибудь о встрече на сегодняшний вечер?

– Нет.

– Может быть, подсказать тебе какую-нибудь идею?

– Нет.

– В таком случае дело окончено? Корриган написал письмо и пустил себе пулю в лоб.

– Нет. Нет, тысяча чертей! Возьми блокнот. Нужно заняться показаниями для Крамера.

Через сорок восемь часов, в понедельник, в одиннадцать утра Крамер снова был у нас.

Мы многое успели сделать за это время. Я постригся и вымыл голову. Провел полчаса с нашим клиентом Веллимэном, который прилетел из Чикаго и позвонил нам сообщить, что будет ждать в Нью-Йорке дальнейшего развития событий. Я с удовольствием спал две ночи. Прогулялся в Баттерн и обратно, по дороге заглянул в Отдел по расследованию убийств на Двадцатой улице, чтобы передать необходимые Крамеру показания. Трижды отвечал на телефонные звонки Саула Пензера, переключая телефон на аппарат шефа, а сам отключался, получив соответствующее распоряжение. Ответил также на тридцать или сорок других телефонных звонков, не связанных с делом. Кроме того, выполнял текущую канцелярскую работу и шесть раз ел.

Вульф тоже не бездельничал.

Зато ни один из нас не читал газетных сообщений о неподписанной исповеди Корригана. Газеты не упоминали о ней, хотя отводили много места рассказам о внезапной смерти известного адвоката, а также рассуждениям на темы давних неприятных событий, происшедших в его фирме. Вероятно, Крамер предназначал это признание для собственного альбома, поскольку оно не было подписано.

В понедельник утром инспектор устроился в кресле, обитом красной кожей, и заявил:

– Прокурор склоняется к тому, что это было самоубийство.

Вульф сидел за столом и был занят тем, что наливал себе пиво. Он отставил бутылку, подождал, чтобы пена осела до нужного уровня, потом отпил глоток. Обычно он ждал, когда пена сама обсохнет на губах, но сейчас он был не один. Поэтом он вынул платок, вытер губы и спросил: