Михаил Кривич - Бюст на родине героя

Наверное, и в самом деле шум подымать бессмысленно. Я пожал плечами и стал выкладывать из карманов их содержимое: мятый носовой платок, связку ключей, сигареты с зажигалкой, бумажник, наконец, скрепленную аптечной резинкой пачку писем — от Шурки и его приятелей их московским родственникам.

Человек за столом, он явно был здесь старшим, брезгливо отодвинул носовой платок и взял пачку писем, но рассматривать не стал, а молча протянул одному из моих конвоиров. Тот быстро вышел из комнаты.

Старший покрутил в руках мои сигареты и взялся за бумажник. Выложив на стол несколько купюр и водительские права, он помял бумажник пальцами и посмотрел на меня.

— С собой больше ничего нет?

— Как видите, — ответил я.

— Отлично, — сказал старший. — Тогда последняя формальность. Надеюсь, вы не станете возражать против личного досмотра. Согласно постановлению номер… — он неразборчиво назвал несколько цифр, — мы имеем на это право при осуществлении выборочного таможенного контроля.

— Мне что, раздеться? — хмуро спросил я.

— Ну зачем же, — заулыбался старший, — у нас тут не баня.

Тот, что водил меня под локоток, подошел вплотную и быстрыми привычными движениями ошмонал меня с ворота рубашки до низа штанин. Его ловкие пальцы пробежали по галстуку, ненадолго задержались у меня под мышками, стало даже щекотно, жестко прощупали талию, скользнули по ширинке.

— Осторожнее! Здесь у меня самое дорогое, — буркнул я.

— Ну вы шутник! — хохотнул старший. — С таким приятно дело иметь.

— Пожалуйста, снимите туфли, — попросил шмональщик.

Я не нагибаясь, нога об ногу, разулся.

Шмональщик поднял туфли, тщательно оглядел каждый и аккуратно, даже услужливо, как камердинер, поставил их рядышком передо мной.

Я залез в туфли.

В комнату неслышно вошел другой конвоир и положил на стол письма.

— Ну вот и все, — весело сказал старший, — вот и все формальности. Можете идти, надеюсь, мы вас не очень задержали.

— Что вы, что вы, — ответил я, распихивая по карманам личные вещи. — Приятно было встретиться. Жаль только, в жопу ко мне не заглянули. Я слышал, там обычно контрабанду провозят.

— Где контрабанду искать, это, гражданин, предоставьте решать нам, — строго сказал старший.

Я не стал с ним больше собачиться и, не попрощавшись, вышел из комнаты.

В чем старший был прав, надолго они меня не задержали. В мое отсутствие таможенник успел пропустить всего несколько человек. Взяв у него свой паспорт, подхватив сумку и коробку с Геной, я направился к выходу на Родину.

Ярко освещенный таможенный зал отделяла от свободного мира стена из полупрозрачного пластика, за которой можно было различить силуэты встречающих. Силуэты суетились и размахивали руками, стремясь привлечь к себе внимание встречаемых. А те, измученные перелетом и таможенным шмоном, толкая перед собой тележки с грудой багажа, спешили к двери, за которой их ждали объятия родных.

Я подошел к двери и шагнул в полумрак аэропортовского зала, в толпу встречающих. Толпа расступалась перед прибывшими — тележки с барахлом медленно катили по узкому проходу между плотно стоящими людьми. Прежде обычно встречали с цветами, сейчас вдоль живого коридора то там, то здесь тоже мелькали букеты, но больше было плакатов с названиями фирм, банков, туристических агентств, с иноземными именами. Люди вглядывались в незнакомые лица прибывших, пытаясь отгадать, не тот ли это, кого послан встретить.

Я не успел пройти и нескольких шагов по живому коридору, как услышал свое имя. Незнакомая девушка шагнула мне навстречу и вцепилась в рукав.

— Вы от господина Сидорского, я не ошиблась?

Я кивнул.

— Слава Богу, слава Богу, я уже думала, что пропустила вас, мне бы голову оторвали, — щебетала она.

У нее была хорошая головка со смазливым личиком, и мне никак не хотелось, чтобы из-за моей нелепой задержки какие-то злые люди ее оторвали.

— Вы, наверное, догадались, я от господина Писаренко, — продолжала она. — Он приболел и послал меня, чтобы вам не таскаться с коробкой. — Она потянулась к зажатому у меня под мышкой Гене.

Сзади раздавались недовольные голоса, в спину мне уперся здоровый сундук. Я не без облегчения передал девушке коробку со скелетом и двинулся дальше.

— Вас подвезти? Я на машине, — крикнула она мне вдогонку.

— Спасибо, меня встретят. Привет Григорию, — ответил я, не оборачиваясь, и двинулся дальше среди леса плакатов.

«Doctor Shapiro». Это не я. «Фонд «Восхождение». Это не за мной. «Miss Helen. IBM». Я вам не мисс и к Ай-Би-Эм никакого отношения не имею…

Метрах в десяти впереди по коридору встречающих мое внимание привлекла небрежно начертанная на картоне надпись: Moskwa privetstvuet vtorogo prizera konkursa MUDAKOV! Сначала мне показалось, что это полная абракадабра, потом я решил, что написано по-польски, и попробовал прочесть, а прочитав, расхохотался. Кто, кроме Артюши Косова, мог придумать такое, кто среди прибывших, помимо меня, мог удостоиться столь пышного титула! С почетом, собаки, встречают!

И вот уже двухметровая каланча Артем и стокилограммовая туша Стас Загорский тискают меня по очереди и так лупят по спине, что у меня трясется голова. А в сторонке стоит и смущенно улыбается мой единственный сынок Славик.

До сих пор я не акцентировал внимание читателей на своей биографии и семейном положении, полагая, что эти второстепенные детали не имеют прямого отношения к описываемым событиям. Я и сейчас так считаю. Однако вольно или невольно я уже дал понять, что семьей не обременен. Верно, я холост, точнее, разведен. Первый, а скорее всего, и последний мой брак был не очень удачен, зато, к счастью, очень короток: он продлился что-то около полугода. Но этого оказалось достаточно, чтобы на свет появился маленький мальчик, который через двадцать лет превратился в довольно симпатичного парня ростом на полголовы выше своего отца, меня то есть.

Итак, меня встретили, потискали, охлопали, облобызали и, расталкивая толпу, повели к выходу из аэровокзала. То и дело какие-то хмурые личности преграждали нам дорогу и спрашивали: «Машину не надо?» Почему-то звучало это так, словно нам предлагали не обычные транспортные услуги, а по меньшей мере щепоть анаши. Стас, который шел впереди с моей сумкой и расчищал дорогу, вежливо отвечал: «Спасибо, есть».

И в самом деле: машина у нас была. У тротуара прямо перед выходом стоял довольно-таки обшарпанный, с выгоревшим брезентовым верхом «козел», наш несравненный российский джип, а рядом с ним невысокий взъерошенный мужичонка с черными усами отчаянно вырывал из рук милиционера номерной знак.

Бог мой! Как же я забыл о Левушке Корсунском! Да разве мог он меня не встретить, вернейший из верных, надежнейший из надежных!