Михаил Кривич - Бюст на родине героя

Да, конечно же звонил Натан. Сначала он долго беседовал с Барби, она смущенно хихикала, поглядывала на меня, сразу же опуская глаза, и несколько раз, фыркая, обзывала его старым козлом. Представляю себе, какие сальности он ей говорил.

Со мною же Натан был краток и предельно любезен: ни о чем, сынок, не беспокойся, накладочка вышла, но ребята уже во всем и со всеми разобрались, да ты сам знаешь, как они такие дела улаживают, жаль, конечно, что эти мамзеры тебе с девочкой немножко подпортили настроение, но, как я, старик, понимаю, вы после маленького приключеньица легко, хе-хе-хе, оправились, оно и понятно, дело молодое, а попрощаться непременно попрощаемся, хотя жаль, что ты уже так скоро уезжаешь, буду по тебе скучать, ладно, иди, иди к своей девочке, она, наверное, тебя заждалась.

Как в воду глядел старый греховодник: примостившаяся рядом со мной Барби уже расстегнула на мне все, что можно было расстегнуть, и добралась своими длинными пальчиками до всего, до чего хотела добраться. Весьма своевременно прервал разговор мой новый друг и благодетель.

Но вот и закончился наш трехдневный медовый месяц. Пришло время собираться в дорогу, а назавтра и улетать.

С утра за мной заехал Шурка, и мы направились в офис Аэрофлота — я до последнего дня оттянул какую-то связанную с моим билетом формальность. Был самый что ни на есть час пик, самое время приезжему познать все прелести манхэттенского траффика. Я где-то слышал, что математики рассчитывают уличное движение по уравнениям гидравлики — автомобильные потоки якобы движутся по тем же законам, что вода в трубах. Не берусь судить о том, в чем ни черта не смыслю, но в этот час движение никак не походило на течение струй, скорее по широким трубам авеню и узким трубочкам стрит продавливалась вязкая желеобразная масса.

Мы поднялись в этом киселе по Пятой авеню до пятидесятых улиц, вдавились в одну из них и притормозили у дома, где помещался наш родимый Аэрофлот. О месте для парковки в этот час и в этом месте мог мечтать лишь умалишенный, так что Шуркин «олдс» стоял у тротуара во втором ряду, мне велено было занять водительское место и изображать секундную остановку, а сам Шурка, зажав в руке мой билет, помчался в офис.

Я включил радио и принялся искать музыку под свое несколько меланхоличное настроение. Кто-то требовательно постучал по полуопущенному стеклу. Я обернулся и увидел темнокожую женщину средних лет, очень похожую на голливудскую звезду с еврейской фамилией, ну знаете, она всегда играет характерные роли. Только у звезды во всех ее фильмах лицо озорное и оттого обаятельное, а эта, одетая в форму дорожной полиции, смотрела на меня сердито и казалась донельзя безобразной. Я вообще успел заметить, что на улицах Нью-Йорка полным-полно дамочек-гаишниц и все они, мягко говоря, далеки от эталона женской красоты. Может, это делается нарочно, чтобы давить на психику водителей-мужчин.

— Здесь стоять нельзя, проезжайте, — каркнула полицейская.

Я, признаться, всегда тушуюсь перед властями, а поскольку из всех представителей власти чаще всего приходится иметь дело с инспекторами ГАИ, то перед ними — особенно. Никак не могу заставить себя обращаться с ними запанибрата: привет, командир, какие проблемы? скорость превысил? говна пирога! на, держи трояк и разъехались… Не умею я так и всякий раз, когда меня останавливают властным взмахом жезла, чувствуя себя в чем-то виноватым, сбиваюсь на отвратительно угодливый тон: слушаю вас, капитан, со мною что-то не так? а, просто проверка документов… пожалуйста, пожалуйста, вот права, вот техпаспорт… Тьфу, самому противно.

Чувствуя, что расплываюсь в просительной улыбке, и испытывая от этого отвращение к себе, я стал подробно объяснять черной гаишнице свой статус гостя в Нью-Йорке и необходимость короткой стоянки. Когда бы американец в Москве рассказал подобное нашему инспектору, тот, скорее всего, стрельнул бы сигарету и позволил стоять хоть до второго пришествия. Увы, я был не в Москве. Дамочка выпалила гневную тираду, из которой я уловил, что должен немедленно тронуться с места, иначе… Дальше я не все понял, но выхватил словечко «тикет».

Тикет, то бишь штрафной квиток, который такая вот красавица запросто может пришлепнуть на ветровое стекло за неправильную парковку, считается здесь серьезной неприятностью, которой следует избегать всеми правдами и неправдами. Шурка, например, человек широкий, способный не задумываясь истратить те же несколько десятков долларов на что угодно, боится получить тикет, как мы в юности страшились подцепить смешную болезнь. Я представил себе его досаду из-за штрафа, что называется, на ровном месте, повернул ключ и медленно тронулся с места, пытаясь влиться в вязкий поток машин.

У нас дома скорее помрут, чем пропустят, а тут, к моему удивлению, передо мной притормозили, освободив местечко для старого Шуркиного «олдса». Кинув взгляд в зеркало заднего вида, я успел заметить, что за мной пристроился еще один отъехавший от аэрофлотовского офиса автомобиль — темно-синий величественный джип «гранд чероки». Это сейчас в Москве их, наверное, больше, чем в Нью-Йорке, а тогда я видел их впервые и, как у нас нынче говорят, от них тащился. А этот «чероки» вообще нельзя было не приметить — он был украшен всеми мыслимыми автомобильными прибамбасами: тут тебе и широченные шины, и усиливающие передний бампер хромированные трубы, и консоль с прожекторами на крыше.

Отъехав и влившись в поток, я стал лихорадочно соображать, что делать дальше. Шурка вот-вот выйдет, меня не найдет, станет паниковать. Ага, делать надо вот что: доехать по этой стрит до ближайшей авеню, взять направо, еще раз направо на следующую стрит, еще раз направо и еще раз направо — я снова окажусь на том же месте. Спасибо вам, первые застройщики островка Манхэттен, за мудрую планировку.

Так я и сделал — прополз минут за пятнадцать полкилометра и вновь подъехал к тому месту, с которого меня согнала уродина в полицейской форме. Прежде чем остановиться, я глянул в зеркало и увидал там все тот же «чероки», должно быть выполнявший мой маневр по такой же причине. Шурки на тротуаре не было, зато стояла черная полицейская и с очевидным злорадством ждала, когда я перед ней остановлюсь. Я не стал делать этого, а пошел на второй круг. Представляю себе, как бы потешался надо мной любезный мой московский дружок Левушка Корсунский и как бы он обложил мерзкую гаишницу. «Чероки» остался у меня на хвосте.

Слава Богу, когда я третий раз подъехал к Аэрофлоту, Шурка уже метался на тротуаре. Полицейской не было. Я распахнул пассажирскую дверь, Шурка плюхнулся на сиденье, и мы потащились на квартиру Барби. Где-то позади мелькнул последний раз разукрашенный джип и исчез из поля зрения.