Андрей Воронин - Слепой. Антикварное золото

— Итак, урок рисования окончен? — ворчливо поинтересовался Федор Филиппович. — Может быть, перейдем к делу?

Ирина вернулась к своему креслу и села, привычно одернув на коленях юбку. Как обычно, в присутствии этих двоих она испытывала неловкость. Началось это далеко не сразу, не с первой встречи, а лишь тогда, когда Ирина узнала их поближе и поняла, что быть в их компании — это то же самое, что находиться в одной комнате с двумя постоянно включенными рентгеновскими аппаратами, которые видят тебя насквозь.

— Итак?.. — повторил Потапчук, дав ей время закурить.

Андронова кашлянула в кулак, мысленно выругала себя за то, что готова без видимой причины покраснеть, как девчонка, и начала:

— Я пригласила вас, чтобы сообщить…

— Пренеприятнейшее известие, — пробормотал Сиверов, разглядывая свои художества.

— …кое-какую информацию, которая может представлять определенный интерес, — ледяным тоном закончила свою фразу искусствовед. — Она касается этого вашего убитого, Крестовского.

— Вот как? — Глеб отложил лист с набросками и повернулся к ней. — Выходит, этот парень имел какое-то отношение к искусству?

— Этого я не знаю, — сказала Ирина. — Я вообще ничего о нем не знаю, извините. Но его фамилия показалось мне знакомой…

— Мне тоже, — снова перебил ее Сиверов. — Что, думаю, за притча, откуда я эту фамилию знаю? А потом вспомнил. Обручев, «Земля Санникова». Там тоже был Крестовский. Книгу кто-то мог и не читать, но фильм видели все. Тем более что Крестовского там играл Олег Даль.

Генерал Потапчук многозначительно кашлянул. Андронова наградила Глеба холодным взглядом и продолжала:

— Мне показалась знакомой не столько сама фамилия, сколько ее сочетание с именем: Дмитрий Крестовский. Что-то такое я когда-то не то читала, не то слышала… Словом, я обнаружила довольно любопытные вещи. В семидесятых годах девятнадцатого века какой-то Дмитрий Крестовский принимал активное участие в раскопках на холме Гиссарлык, которые производил небезызвестный Генрих Шлиман.

— Интересное кино, — пробормотал Сиверов.

— Продолжайте, пожалуйста, Ирина Константиновна, — попросил генерал.

— История участия Дмитрия Аполлоновича Крестовского в раскопках не совсем ясна, — снова заговорила Ирина. — Как, впрочем, и история самих раскопок, которая выглядит довольно запутанной и противоречивой. Это ставится в вину самому Шлиману, который не особо утруждал себя ведением документации. К тому же общеизвестно, что так называемый «клад Приама», обнаруженный в тысяча восемьсот семьдесят третьем году, он фактически украл у турецкого правительства. Его жена, гречанка Софья, вывезла золото в корзинах с овощами прямо на глазах у турецких таможенников.

— Какие были времена! — мечтательно произнес Сиверов.

— Времена меняются медленно, как и люди, — сказала Ирина Глебу. — Помимо всего прочего, Генрих Шлиман был удачливым дельцом, способным сделать деньги из чего угодно. Во время Крымской войны он нажил громадный капитал, поставляя русской армии по завышенным ценам сапоги на картонной подошве, мундиры из скверного сукна, протекающие фляги и прочую, с позволения сказать, амуницию. Так что, будучи «Колумбом археологии», он в то же время оставался мошенником. Вообще, мнение о том, что никакого «клада Приама» Шлиман не находил, высказывалось неоднократно, — продолжала Ирина. — Его высказывают и теперь, основываясь на некоторых, мягко говоря, странных фактах. Например, именно Шлиман намеренно внес путаницу в сведения о месте, обстоятельствах и времени находки клада. Далее, известно, что в то время он вел активные переговоры с турецкими ювелирами — по его собственному утверждению, он намеревался сделать копии найденных им античных украшений. Это позволило некоторым ученым считать его находку грандиозной мистификацией. Лично я в это не верю, тем более что уже в семьдесят пятом году Шлиман начал настойчиво предлагать «клад Приама» России. Именно в России он стал купцом первой гильдии и миллионером, прибыв туда простым представителем голландской торговой фирмы. Он писал русскому археологу Богушевскому, прося его о содействии. В обмен на свой воистину неоценимый дар Шлиман рассчитывал получить от русского правительства пятьдесят тысяч фунтов стерлингов…

— Пятьдесят тысяч тогдашних фунтов! — вставил неугомонный Сиверов. — Ого!

— Восемь тысяч семьсот изделий из золота, — сказала Андронова. — Античных изделий. Второе тысячелетие до нашей эры.

— Ого, — с уважением отозвался Глеб. — И что?..

— И ничего, — пожала плечами Ирина. — Считается, что в восьмидесятых годах он передал клад родной Германии, а России досталось лишь пять ящиков керамики, каменных орудий труда, черепков и терракот, посланных им на имя государственного секретаря Половцева. Этот подарок был сделан в расчете на благоприятное решение вопроса о раскопках в Колхиде. Н вернуться в Россию Шлиману не позволили, поскольку этот почетный гражданин Петербурга в то время имел еще и американское гражданство, и вторую жену.

— Все это очень интересно, — не удержался генерал Потапчук, — но я не совсем понимаю, при чем тут Крестовский.

Ирина кивнула.

— Это действительно сложно понять, — согласилась она. — Дмитрий Аполлонович Крестовский пользовался в обеих российских столицах весьма сомнительной репутацией картежника, гуляки, бретера и человека, представляющего серьезную опасность не только для девиц, но и для замужних дам. Служил в гвардии, Н вынужденно ушел в отставку из-за какой-то некрасивой истории — вернее, из-за ряда некрасивых историй, переполнивших в конце концов чашу высочайшего терпения. В поисках новых впечатлений примкнул к экспедиции Шлимана, помогал ему управляться с землекопами, являясь чем-то средним между надсмотрщиком за рабами и начальником службы безопасности. По слухам, Шлиман ему доверял, чувствуя в нем родственную душу. Это заблуждение Крестовский, надо полагать, старательно поддерживал… Летом тысяча восемьсот семьдесят пятого года Шлиман зачем-то отправляет его в Россию. По дороге корабль потерпел крушение, которое странным образом пережили только Дмитрий Аполлонович Крестовский и его слуга. А спустя еще пять лет один московский издатель опубликовал мемуарный опус Крестовского, вызвавший грандиозный скандал, запрещенный и, как следствие этого, раскупленный до последнего экземпляра в течение часа.

Ирина сделала паузу, чтобы зажечь новую сигарету. Сиверов поднес ей зажигалку и снова откинулся на спинку кресла с задумчивым, почти скорбным выражением лица. Генерал Потапчук молчал — он уже понял, к чему ведет рассказ Андроновой.

— Главными оппонентами Шлимана в России были академики Стефани и Шульце, — продолжала Ирина. — С самого начала раскопок на холме Гиссарлык они, как и множество их европейских коллег, яростно высмеивали археолога-недоучку, оспаривая даже самые очевидные результаты его исследований. Они привыкли всю жизнь считать Трою вымышленным городом, таким же мифическим, как и герои «Илиады», и у них не было ни малейшего желания пересматривать свои взгляды. Кроме того, согласитесь, маститый ученый просто не может всерьез воспринимать человека, который в научной статье на весь мир заявляет, что на глубине пятнадцати метров от поверхности земли в расщелине между камнями им обнаружены две очень крупные жабы. И далее делает вывод: поскольку большая жаба не в состоянии пережить падение с такой высоты, можно не сомневаться, что эти земноводные провели под землей три тысячи лет…