Мария Литошко - Исповедь падшего

Кафе пришлось оставить на управляющего, и хотя в моей голове билась одна мысль — о том, что я никогда не вернусь сюда, мне не хотелось «сжигать» единственный мост.

Это место не стало для меня родным, как я ни старался. Покидая испанскую землю, я оглянулся на ее берега: странно, но в душе не дрогнула ни одна струна. «По крайней мере, эта страна не принесла мне горя», — подумал я, в последний раз глядя на теплый край, что стал мне надежным убежищем.

Корабль уходил все дальше. Я словно шел на чей-то зов, безвольно двигаясь обратно в прошлое. Америка — мой родной дом, и он манил меня, притягивал к себе, словно магнит. Я ничего не мог поделать. Годы унесли с собой весь страх. Убегая в Европу, я даже не допускал мысли вернуться в Нью-Йорк снова. И откуда только взялось это наваждение? Мне очень захотелось прийти к Дэну и Молли, подойти к их могилам, положить цветы…

Еще ни один убийца не удержался от соблазна хоть раз вернуться на место, где совершилось его деяние. И куда только в такие моменты девается осторожность? Подвергая себя крайнему риску, я, как завороженный, пересекал Атлантику, дабы удовлетворить одно из самых ненормальных своих желаний.

Как и когда-то давно, Новый год я встретил на борту корабля. Все было так же, за одним исключением: Дэна не было рядом, и эту пустоту не могли заполнить ни веселье, царящее вокруг, ни люди, чьи разговоры и смех заглушали игру музыкантов.

Я сидел за столиком вблизи оркестра и темнокожего певца. Хотя его песни были очень даже энергичными, как и сама музыка, я не мог найти в себе ни капли радости, ведь все это напоминало мне о друге, которого нет, о нашем доме, о прошлом… Со мной дважды пытались заговорить то кокетливая молодая женщина, то пожилой джентльмен, явно искавший с кем-либо общения, но я отказался от их общества. А когда часы пробили полночь, допил шампанское и вовсе удалился к себе в каюту.

Нью-Йорк встретил меня мощным снегопадом. Несколько минут я просто стоял на причале, вдыхая до слез родной воздух Америки. Не знаю, почему, но мне вдруг вспомнилась Бетти. Она была ко мне так добра, а я ни разу не навестил ее! За все эти годы я не написал своей няне ни слова. Как же поздно во мне проснулись понимание и совесть…

«Нью-Йорк подождет», — подумал я, решив сперва посетить Чикаго.

Во мне не было уверенности, что Бетти по-прежнему живет там, в маленькой квартирке унылого чикагского квартала. Но мне безумно захотелось обнять единственного человека, которого я всегда буду называть родным.

Поезд подъехал к Чикаго. Я вышел на платформу, осматриваясь вокруг. Не зря Дэн не пустил меня сюда однажды. Чикаго был «сосудом», который надежно хранил запах моего детства и каждый эпизод моей юности. Даже память не способна удерживать воспоминания с той силой, с какой их способны удерживать места, города и частицы воздуха.

Адрес няни я отыскал среди записей в своей книжке, с коей не расставался со времен колледжа. Я не вырвал из нее ни одного листа, не вычеркнул ни одного слова и по сей день носил с собой.

Поднявшись на третий этаж весьма скромного жилого дома, я остановился перед дверью. Несколько минут мои мысли бродили в поисках нужных слов. Я искал оправдание, которое смогло бы покрыть мое многолетнее молчание. Но это даже смешно. Разве оно могло быть? Презирая самого себя, я покачал головой и осторожно, почти боязно, постучал в дверь.

Время на всех оставляет свой след, меняя нас и внешне, и внутренне. Ко мне вышла женщина, чью молодость напрочь стерли ушедшие года. Веки слегка приопустились, у губ и на лбу появились морщины, цвет лица утратил былую свежесть… Но я все равно узнал бы свою няню даже спустя пятьдесят лет! Ее зеленые глаза все так же наполняла доброта. Она никуда не исчезла.

— Мартин? — проговорила женщина и, словно не поверив, что это действительно я, застыла, совсем пораженная, прижав пальцы к губам.

— Да, это я, Бетти!

Бесконечно долгие десять секунд мы просто стояли и смотрели друг на друга.

— Боже мой, Мартин! Прости, я просто глазам своим не верю! Скорее проходи! — она пропустила меня внутрь. — Какой же ты красивый! Теперь совсем мужчиной стал! — на ее глазах выступили слезы радости. — Уж не думала, что увижу тебя снова!

Я смотрел на нее и не мог понять: знает ли она, что ее любимый Мартин, которого она опекала с самого младенчества, уже давно перестал быть идеальным? Знает ли эта добрая женщина, что я натворил?

— Простите, я исчез, совсем не писал, я просто ужасный человек! — грусть одолела меня в один миг, и я крепко обнял Бетти, как когда-то в детстве. — В моей жизни больше нет никого!

— У тебя всегда есть я, Мартин! — она нежно положила свою руку мне на голову.

— Вы говорите так, потому что ничего не знаете. Как только я расскажу, то немедленно потеряю и вас! — я отстранился на шаг назад, стерев со щеки неосторожно сбежавшую слезу.

— Мне известно, о чем писали в газетах, — она сделала паузу, и мое дыхание приостановилось вместе с ней. — Но я не поверила ни единому слову! Я знаю тебя с детства. Ты всегда был добрым мальчиком! — уверенно заявила женщина.

— Не зря говорят, что любовь не позволяет видеть правдивое лицо того, кого любишь, — я опустил взгляд, словно говорил сам с собой. — Мы готовы верить в ложь, лишь бы только не потерять свой идеал. Как же тяжело расставаться с иллюзиями, — я снова поднял на нее глаза. — А если я скажу, что это не ложь, что все, о чем писали в газетах, чистая правда. Что же вы скажете мне тогда? Я не могу стоять перед вами и притворяться хорошим! Довольно и того, что я притворялся эти несколько лет. Я стал плохим человеком, Бетти! Плохим! Ни новое имя, ни эти фальшивые мелочи, — я снял очки и с ненавистью бросил их на пол, — ничто не смогло изменить меня, спрятать от прошлого. Мне не помогли годы, не помогла другая страна… Что мне делать Бетти? На душе лежит тяжелый камень, и я не знаю, куда мне его деть? Я сумел скрыться от властей, и мне казалось, что я смогу все забыть за пару дней, но ошибался. И теперь многое бы отдал за попытку вернуть моих друзей назад!

— Так значит, все те обвинения правда? — женщина слегка побледнела.

— Более чем. Я убил своего друга из-за собственного гнева, а Молли… Девушка погибла случайно. Я не хотел ее убивать! Клянусь! Ну вот, я и признался. Теперь Вы ненавидите меня, Бетти?

Наполненный бескрайним отчаянием, я смотрел на нее, ожидая услышать сотню ненавистных слов. Я был готов принять этот удар, как бедняга, которого должны забросать камнями. Однако я не увидел в лице Бетти даже тени презрения. Она помолчала, а после подошла ко мне, и я увидел в ее глазах слезы.

— Зачем же ты вернулся, Мартин? — прошептала она. — Ты так рискуешь. Если тебя кто-то узнает, тебя не пощадят!