Андрей Константинов - По счетам [litres]

Надо ли говорить, что наше предложение Анюта приняла с зашкаливающим восторгом? Хотя и немного огорчилась, узнав, что домработнице служебное оружие по роли не полагается.

– Квартет, говоришь? А не маловато? Впрочем, с учетом допштыков из дежурной смены закрытого поста наружки – да, согласен. Иное дело, еще бы понимать, где этот закрытый пост организовывать? Не на соседнюю же крышу их сажать.

– Обойдемся без наружки. Мы закрытый пост своими силами организуем. Обещаю, выйдет дешево и сердито.

– Это как же?

– Воспользуемся гостеприимством бабы Гали и ее технической новинкой.

Далее я коротенько рассказал Накефирычу о заморской штуковине под названием «дверной глазок» и о блестящих перспективах использования оной в оперативно-розыскной деятельности. После этого мы распрощались, и я снова поехал на улицу Марата. На сей раз за кошкой.

О чем и толкую – исключительно суматошным выдалось нынче воскресенье.

Вот кого этим вечером менее всего ожидала и хотела увидеть Люба, так это Хряща.

Знала бы, кто прозванивается, ни за какие коврижки дверь не открыла бы.

Но теперь делать нечего, впустила. Провела длинным коммунальным коридором в свою комнату и, не скрывая раздражения, поинтересовалась:

– Чего приперся?

– Не знаешь, где Барон?

– А я что – сторож ему? Или супруга?

– Вы же в прошлое воскресенье вместе в город возвращались. Может, говорил чего?

– Сказал, что собирается отъехать из Ленинграда ненадолго. А чего, куда – понятия не имею.

– Жаль, – огорчился Хрящ, но тут же с плотоядным интересом взялся рассматривать Любу. На которой сейчас были надеты лишь легкомысленный халатик поверх комбинашки да шлепанцы на босу ногу.

– А ты, выходит, одна в выходной день скучаешь? Может, вместе поскучаем?

Он сделал попытку облапать ее своими ручонками, но Люба увернулась и злобно сверкнула глазищами:

– Алё! Лапы в карманы убрал!

– Ты чего сегодня такая? Как с цепи?

– А того! Много вас тут желающих ходит. Которые на халяву норовят. Плати червонец, вот тогда я с тобой поскучаю. А нет – так ступай в Летний сад.

– Почему в Летний?

– А там до фига статуй голых. Любую выбирай и лапай сколько влезет.

– Скока-скока? Червонец? Да за десятку я на Невском такую кралю снять смогу!

– Без проблем. Вперед. Трамвайную остановку показать или сам найдешь?

– А Барону-то, небось, бесплатно дала?

– Дала. Потому что Барон настоящий мужик. А вы, остальные, – плесень.

– Обидные слова говоришь, Любаша, – показно вздохнул Хрящ.

Впрочем, следом достал бумажник и отслюнявил две пятерки.

– На, подавись.

Пихнув деньги в карман любимого халатика, он схватил девушку за руку, рывком притянул к себе и, обдавая перегаром, принялся деловито расстегивать пуговицы.

– Погоди! Слышишь-нет? Да уймись ты, кобель похотливый!

– А щас-то чё не так? – все более распаляясь, пузырил слюнями Хрящ. – Уплочено – так что будьте любезны.

– Буду. Любезна. Только сперва сгоняй на угол. – Люба сунула ему одну из пятерок. – Возьми портвяшку и чего-нибудь на зуб положить. С утра маковой росинки во рту не было.

– А вот это дело! Мудрая ты женщина, Любка! Сей момент, одна нога здесь, другая там.

Довольный Хрящ выскочил в коридор, хлопнула входная дверь, и в квартире снова сделалось тихо.

Люба устало опустилась на табурет. Скользнула взглядом по прикнопленной к стене фотографии Коренева-Ихтиандра, с неземной улыбкой и столь же нездешними глазами, и по щекам ее потекли тонкие струйки слез, а губы задрожали.

– Господи! Как же вы мне все надоели!..

«Не плачь, Гуттиэре!»

Добывать кошку Анденко решил не в тещином, а в соседнем дворе, чтобы случайно не оказаться опознанным кем-то из жильцов, знающих его в лицо. А то ведь за милую душу настучат Анне Спиридоновне, что ее разлюбезный зять совсем с глузду двинулся.

Кошачья стайка предсказуемо сыскалась у мусорных баков. Окрас и размер особого значения для Григория не имели. Главное, чтоб отловленный экземпляр оказался не откровенно помоечного вида.

Достав из авоськи купленную в гастрономе полуметровую связку, она же – цепочка сосисок, Анденко отломил одну, присел на корточки и, вытянув руку с зажатым в кулаке лакомством, начал приманивать тварей «кыс-кысаньем».

Кошки смотрели на инспектора УР настороженно. С выражением «и хочется, и колется» на мордах. И все же одна, самая смелая или самая голодная, некоторое время спустя решилась на сближение. Анденко не шевелясь выжидал. Кошка, шевелясь, подступала. Наконец она подошла настолько близко, что смогла вцепиться зубами в сосисочный хвост, – и тогда молниеносным движением свободной руки Григорий схватил зверя за загривок. Кошка обиженно мяукнула, вырвалась и бросилась наутек, оставив Анденко на прощание горсть шерстинок в кулаке.

Чертыхнувшись, инспектор предпринял новую попытку заманухи. Да только наученные чужим горьким опытом кошачьи сотоварищи на «кыс-кысанье» более не покупались. Пришлось изменить тактику.

Подойдя на максимально возможное расстояние, Анденко забросил сосисочную цепь в гущу животных, намереваясь подсечь добычу по принципу спиннинга. Не вышло. Одна из кошек заглотнула было наживку, но, едва Григорий рванул цепь на себя, подсекая, зверюга сорвалась с крючка, отжав при этом почти целую сосиску. Отбежав в сторону, животное победоносно посмотрело на опера (дескать, «ну что, взял?») и принялось нахально поглощать взятый в бою трофей. Два с половиной «рэ» за кило, между прочим! И не казенного, а семейного бюджета.

Матерясь сквозь зубы, Анденко осмотрелся и зафиксировал взгляд на вывешенном на просушку покрывале. Почти сразу родилось новое оригинальное решение. М-да, не зря говорят, что охотничий инстинкт у каждого мужчины в крови.

Воровато озираясь по сторонам, Григорий подошел к покрывалу, стянул его с бельевой веревки и возвратился к мусорным бачкам. Кошки с интересом продолжали следить за оперативником, словно гадая, какую же штуку он выкинет на сей раз. И Григорий оправдал их ожидания вполне: покрошив пару сосисок на мелкие кусочки, разбросал их компактно и отошел в сторонку, держа наготове покрывало. Помоечные обитатели, немного поразмышляв, сбежались на угощение, аки голуби на крошки, и тогда Анденко сетью метнул в эпицентр пиршества покрывало, а следом рухнул на него сверху, намереваясь зафиксировать добычу.

И этот маневр удался ему вполне: одну из животин все-таки удалось скрутить и упаковать в ткань. Таким образом, у него в руках образовался увесистый, брыкающийся сверток, внешне напоминающий конверт с новорожденным. То была полная и безоговорочная победа. Однако в следующую секунду радость от оной была изрядно омрачена мощным, а главное, подлым ударом сзади. Тяжелым предметом и аккурат в темечко. Взвыв от боли, Григорий, не выпуская трофея, скакнул вбок, уходя из «сектора обстрела», гневно развернулся и обнаружил воинственного вида бабку. С занесенной над ним, наподобие шашки, палкой-клюкой.