Андрей Константинов - По счетам [litres]

Потому-то, когда все-таки случилась их новая встреча – уже не с Васькой, но с Юрой, уже не со светлым и чистым пареньком, а с жизнью битым, покрытым шрамами и рано начавшим седеть рецидивистом, – его уголовное прошлое и настоящее хотя и немало удивило, но не отпугнуло Клавдию. Уж она-то на своем пути видала-перевидала зэков: и таких и сяких; и «черных», и «красных»; и конченых мерзавцев, и невинно осужденных. И прекрасно знала, что фраза «органы не ошибаются» справедлива лишь для передовицы газеты «Правда». В чем Клавдия лишний раз убедилась, выслушав Юркину исповедь…

ИТК № 9 УИТЛК УМВД по Пермской области, март 1960 года

– …Так в самом конце 1944-го я впервые попал в лагерь. За соучастие в разбое и убийстве. К которым ни малейшего касательства не имел.

– Бедный, бедный ты мой мальчик.

– А это, Клавдия, с какой стороны посмотреть? Мне ведь, считай, с самого начала, еще с «Крестов», повезло невероятно.

– Скажешь тоже! Хорошенькое везение – попасть в тюрьму ни за что.

– Я не про «виновен/не виновен» сейчас. Понимаешь, в отличие от большинства первоходов, у меня, так оно вышло, с самого начала были исключительно толковые, скажем так, опекуны. Люди старого поколения, очень старого. Сперва Чибис, затем Корчмарь, Лапа. Кабы не их советы и уроки…

– Чибис? Помнится, я что-то слышала о нем. От своих… подопечных. Если не ошибаюсь, он покончил с собой?

– Да. В 52-м. Я тогда на другом краю света сидел. Но потом и туда докатились слухи о том, что его настоятельно о том… хм… попросили.

– Кто попросил?

– Твои коллеги по цеху.

– Как это?

– А так, что сперва Чибис свой правый глаз в руках держал, причмокивая с досады. А когда всё же упал, ему, для полноты ощущений, повязку в рот красную засунули, с тремя желтенькими буковками – СДП. Слыхала про такую?

– Секция дисциплины и порядка?

– Она самая. Засунули, да еще метлой сверху накрыли. Вот Чибис той же ночью и…

– Кошмар какой! Я ничего об этом не знала.

– Разумеется. О таких вещах ведомственные газеты и боевые листки предпочитают не писать… Интереснейший был человек Чибис. Представь: в тюрьме, в лагерях читал Достоевского, Толстого, Горького, Герцена… К слову, позднее я познакомился с врачами, которые сидели по делу Горького. Они отнеслись ко мне очень хорошо, так как я рассказал им про деда Степана, а они его знали… Конечно, таких людей в лагерях мало. Да ты и сама это знаешь прекрасно. Но именно эти люди привили мне любовь к чтению, к искусству. Вернее, возродили заложенное во мне еще в детстве родителями, бабушкой, дедом Степаном…

Отдельная палата в тюремной больничке, выделить которую для «тяжелого пациента» распорядилась сама главлепила Анисимова. Барон полулежит на кровати, опираясь спиной на подушку. Рядом с ним, прижавшись всем телом, примостилась Клавдия. Отдыхая от бурно проведенной ночи, она расслабленно-нежно поглаживает кончиками пальцев голую грудь Барона и продолжает слушать его печальный рассказ.

– Порой думается – уж лучше бы меня тогда, в 1947-м, автоматчики в своем бараке на тряпки порвали. Не было бы тогда всех этих последующих воровских лет. Тех, что на постоянном оскале, терках блатных да косых взглядах за плечо – не пристроился ли кто? Ну да что уж теперь… А за Битюга мне накинули срок и перевели

из Усть-Цильмы аж на Колыму. А там в ту пору собрались такие «сливки общества», что дальше ехать некуда. Чтобы постоять за себя, пришлось снова показывать зубы. Я, Клаша, принципиальный противник убийств, но – врать не буду – порой защищаться приходилось насмерть. Но сам никогда никого не унижал. В нашей стране и так унижены все, поэтому унижать людей еще и в лагерной обстановке – это надо просто зверем быть.

– Господи, как же все это ужасно! Наверное, только у нас в стране и могло случиться такое – война между преступниками по идеологическим мотивам. Звучит как чистейший бред.

– Согласен. Тем не менее за этот «бред» суки и воры резали друг друга беспощадно и яростно, на полное уничтожение. Честно говоря, очень сомневаюсь, что в этой бесконечной и безжалостной кровавой круговерти я дотянул бы до конца срока. Но потом, как ты знаешь, случилась бериевская амнистия. И в феврале 1954-го, со справкой об освобождении на кармане, я впервые очутился в Москве. Да только берега к тому времени потерял окончательно.

– А почему в Москве? А не дома, в Ленинграде?

– Как-нибудь потом, после расскажу.

– Почему не сейчас?

– Потому что до обхода осталось полчаса, и я хочу потратить эти драгоценные минуты на более интересное занятие, нежели ковыряние в собственном незавидном прошлом…

С этими словами Барон обнял ее самым непринужденным образом, как обнимаются давно привыкшие друг к другу муж и жена. А, собственно, разве не ими эти двое и были?..

И вот кем, вот какой распоследней тварью надо быть, чтобы после всего этого не пожалеть человека? Да хрен-то с ними, со всеми! С законами, устоями, уставами! Ведь с большой буквы Правда все равно была на стороне Юры. На стороне очень хорошего человека, с которым так несправедливо, так страшно обходилась жизнь – раз, другой, третий… А он, невзирая на это, все равно пытался оставаться человеком.

Слепив Барону фальшивый диагноз, Клавдия была глубоко убеждена в том, что делает правое дело. Не любовнику помогает – вершит справедливость. Есть такое расхожее выражение – «Бог управит». Это так. Но в данном конкретном случае Бог предоставил ей, майору медицинской службы Анисимовой, редчайший шанс «управить» ее же руками. И разве можно было им не воспользоваться? Отвернуться, пройти мимо? Теоретически – можно. Но тогда, по сути, это означало отречься от мужа и отца ее ребенка. Но как после этого она смогла бы смотреть в глаза своему сыну? Их общему сыну? О котором Анисимова так и не рассказала Барону. Теперь-то уж оно было совсем ни к чему. К сожалению. А может, к счастью…

СВОДКА СКРЫТОГО НАБЛЮДЕНИЯ № 3/147-62

За объектом Хрящ по заданию № 0423

Наблюдение велось с 16:00 22.07.62

до 24:00 22.07.62

В 16:45 объект Хрящ был принят выходящим из адреса проживания по Загородному пр., 16 бис-33.

В 16:54 в сквере на Пионерской площади объект встретился с неизвестным гражданином, кличка которому дана Пингвин. Оба проследовали в шашлычную на улице Дзержинского, где заказали бутылку вина и две порции шашлыка.

В 18:10 Хрящ и Пингвин покинули шашлычную и расстались. Дальнейшее наблюдение за объектом Пингвин не велось, по причине несхожести его примет с приметами разыскиваемого. Объект Хрящ прошел на остановку общественного транспорта, откуда троллейбусом проследовал до конечной остановки «Балтийский вокзал» и далее, пешком, выдвинулся в направлении улицы Шкапина.