Андрей Константинов - По счетам [litres]

– А обратно интересуюсь, Клык у нас кто?

– Авторитет автоматчицкий.

– Ты что ли будешь Барон? – поинтересовался подваливший шнырь, демонстративно игнорируя Шаланду.

– Добрый вечер. Прекрасная погода, не правда ли? «Зима недаром злится, прошла ее пора…»

– Ты это… – выпучился Гунька. – Ты не того… Э-э-э-э…

– А нельзя ли сформулировать просьбу поотчетливей?

– Эта-а-а… Пошли, короче. Базар до тебя имеется.

– А у кого, стесняюсь спросить, до меня рыночный интерес?

– У Клыка. Вот у кого!

– Хм… Клык… Клык… Что-то не припоминаю? Да, но раз уж у него интерес к моей скромной персоне имеется, возможно, тогда правильней было бы ему самому подойти?

– Ты чё, никак глумишься? Я ж говорю: сам Клык зовет!

– Ах, САМ? Что ж, это, безусловно, меняет дело. Веди меня, таинственный незнакомец.

Гунька посмотрел на Барона как на идиота (редчайший случай – сейчас Шаланда был с ним полностью солидарен) и почапал обратно к бараку, стараясь ступать след в след. Барон двинулся за ним, но Шаланда придержал его за рукав телогрейки:

– Погодь!

Услышав это, шнырь притормозил, недовольно повернул голову.

– Топай-топай. Он догонит, – крикнул Шаланда, после чего сердито зашипел на Барона. – Совсем на голову отмороженный?! Честному вору в одиночку к сукам в барак суваться?!

– Судя по твоим рассказам, этой встречи все равно не избежать. Так лучше сразу верительными грамотами обменяться. Не переживай, я буду предельно осторожен.

– Хоть ты и Барон, но дура-ак, – неодобрительно покачал головой Шаланда и жестом заправского фокусника сунул в рукавицу новичка заточку. – Спрячь. Пригодится.

Благодарно кивнув, Барон отправился догонять шныря.

А обеспокоенный Шаланда, сделав пару глубоких затяжек, загасил папиросу, спрятал хабарик в карман и подорвался к своим. Как оно далее выяснится – проводить экстренную мобилизацию…

Следуя за провожатым, Барон шел по центральному «продолу» барака антагонистов, ловя на себе недобрые, а то и откровенно враждебные взгляды местных сидельцев. Все правильно, так оно и должно быть. Ведь лагерь – это немытое маленькое зеркало мира. И если что, уж будьте уверены, в вас всмотрятся.

донеслось откуда-то сбоку и сверху заунывное хрипловатое пение. Этой песни Барон не знал, что немудрено. Классический тюремный песенный фольклор старался обходить стороной тему блатарей-фронтовиков. Ведь об изменниках не слагают песен. А для представителей уголовного мира Страны Советов осужденные и сидельцы, обменявшие свои срокá на передовую, как раз таковыми и считались.

Берлога Клыка располагалась в самом дальнем, козырном углу, отделенном от остального пространства свешенными с нар одеялами – эдакая пародия на отдельное поездное купе в СВ. Дойдя до него, Гунька громко кхекнул, а затем угодливо отрапортовал:

– Клык! Тут этот, который Барон. Доставил в лучшем виде.

Уголок одного из одеял приглашающе приподнялся.

– Доставляют бандероль. А я на своих двоих пришел, – пробурчал Барон, наклоняя голову и ныряя под одеяло. Здесь, в импровизированном купе, обнаружились двое – неопределенного возраста, но явно матерый человечище Клык и относительно молодой, лет 28, уркаган с обожженной правой стороной лица. Оба синхронно повернули головы и уставились на гостя с нескрываемым интересом.

Клык был старшим дневальным барака автоматчиков. Здесь, пожалуй, стоит пояснить, что старший дневальный – это начальник. А просто дневальный (как в данном случае Гунька) – всего лишь шнырь и уборщик, часто опущенный. Такая вот пропастная разница между двумя должностями. А еще старший дневальный, как правило, докладывает режиму и оперчасти о ситуации в отряде. Частенько просто стучит, но при этом умудряется лавировать «и нашим и вашим».

Клык попал в лагерь неизвестно как и неизвестно за что. По крайней мере, этим своим сакрально-сокровенным ни с кем не делился, хотя в его деле, естественно, всё было прописано. Поговаривали, что вроде как залетел Клык за некое, уж совсем из ряда вон лютое мародерство, учиненное в ходе боев за освобождение советской Прибалтики. Может, конечно, то и домыслы, но прибалтов и чухонцев Клык и в самом деле на дух не переносил. [14] Современный исследователь субкультуры советского уголовного мира писатель Александр Сидоров (литературный псевдоним – Фима Жиганец) писал в одной из своих книг: «С 1943 года многие в воровском мире почувствовали запах легкой добычи и желали принять участие в ее дележе; впереди лежала богатая Европа – прежде всего Германия, куда можно было войти победителем, с оружием в руках и с „праведным гневом“… Так что на фронт шли уже не столько спасаясь от голодной смерти, сколько в расчете на легкую добычу и жиганский фарт». А вообще, такие типы, как Клык, всегда страшны тем, что преданы власти, куда бы они ни попали. А власть им всегда дают маленькую – сержантскую. Но зато вместе с чином – кусок хозяйственного мыла, большой. Вот они, клыки, и лютуют. Власть это видит, но ей это, до поры до времени, выгодно…

– А я так меркую, Танкист, что куда важнее на своих двоих обратно уйти? – после затянувшейся паузы не то спросил, не то констатировал Клык.

– И желательно, чтоб не ногами вперед, – подтвердил урка с обожженным лицом.

– Хм… веселый разговор.

– Да ты присаживайся. Чую, щас еще веселее будет.

Барон молча уселся на шконку напротив этих двоих.

– Это с чего ж такое, не по летам, погоняло? Из их благородий, нешта?

– Кому куда, но, по мне, максимум на баронёнка тянет, – заключил Танкист. – Да и то, из ублюдочного приплода.

– Происхождения обнакновенного, – пояснил Барон, проглотив до поры «ублюдочного». – Юшка алая, без голубых примесей. А что касается погоняла, за то вам лучше у крестников моих выспросить.

– Про крестников мы наслышаны. Люди авторитетные, слов нет. Вот только, сдается, обмишурился ты, ваш бродь, с выбором родственничков?

– Так ведь родителей не выбирают?

– Оно так, – согласился Клык. – Но вот вагоны, в которых с родителями на побывку к Хозяину едут, всенепременно выбирать надобно. И – с умом. Потому как иначе можно не в ту волость заехать.

– Или ва-аще не доехать, – хмыкнул Танкист.

– Да что ж вы за люди такие?! Не представились, чифиря не предложили – оно-то ладно, перетопчусь. Но с хрена ли вы мне здесь туману напускаете? С порога на ушах повисли и давай кружева плести. Проще изъясняться не пробовали?