Георгий Ланской - Мнемозина

— Да я вообще с тобой не собираюсь разговаривать, — прошипел Андрей, но голос, все-таки, понизил. Я пожал плечами.

— Как хочешь. Но лучше со мной и сейчас, чем завтра в кабинете следователя.

Глаза Сухорукова вильнули вправо, влево. Он напрягся, словно собирался то ли прыгнуть на меня, то ли дать деру, но сдержался и чуть спокойнее сказал:

— Ну, раз надо говори. Только в дом не позову. Там мама… И ей лучше не волноваться.

Я кивнул и, сунув руки в карманы, покачался с носков на пятки пару мгновений, заставляя Сухорукова нервничать. Он стал нервно оглядываться по сторонам, пока, наконец, не выдержал и не воскликнул:

— Слушай, хорош волынку тянуть. Говори, раз пришел.

Я покивал, но выждал еще несколько минут, прежде чем задумчиво не начал:

— Смерть Ксении Рокотовой была насильственной. Девочка сама из окна не прыгала. Прежде всего, это видно по характеру повреждений. Самоубийцы редко приземляются на голову, потому что почти никогда не прыгают «рыбкой». Даже с учетом, что девушку могло несколько раз перевернуть, она, по всей вероятности, приземлилась бы на ноги или на спину. А Ксения упала лицом вниз, разбив голову и грудь.

Сухоруков слушал, хмурясь. Говоря о самоубийцах, я невольно скосил глаза за ворота, где виднелись ветви старой яблони. На месте сына, я бы не оставил в дворе дерево, на котором повесился отец, но вряд ли Сухорукова-младшего волновали эти тонкости, особенно сейчас. В свете фар моей машины было трудно определить его состояние, резкий свет делал это почти невозможным, но мне показалось, что он вспотел.

— И что? — выдавил он. — Я тут при чем? Я на тот момент даже не работал.

— Не работал, — согласился я. — Но, видишь ли, есть одна запись. Не буду тебя утомлять подробностями, но на ней видно, как твоя машина въезжает на паркинг дома Ксении. Номера хорошо видны. А поскольку именно эту машину я вижу в твоем дворе, не оскорбляй меня историями об угоне и внезапном возвращении, тем более, что заявления ты не подавал, верно?

Андрей зло ухмыльнулся.

— Не бери на понт. Ну, допустим, моя машина там бы и засветилась. Но я точно знаю, что никаких записей нет. Их кто-то забрал.

— Верно, — согласился я. — Их забрала Наталья Макарова, подкупив охранника. Но есть камеры банка напротив. Тебе ведь и в голову это не пришло, верно?

Сухоруков попятился, а потом стиснул челюсти и сделал резкое движение, пытаясь схватить меня за горло. Я врезал ему под дых, заставив задохнуться и рухнуть на колени. Отодвинув полу пиджака, я продемонстрировал ему пистолет.

— Не рыпался бы ты, родной, — посоветовал я. — И не беси меня.

— Ты… мне… — закашлялся Сухоруков, хватая ртом воздух, — …это не… пришьешь… Когда я приехал, Ксения… уже… была мертвая…

— Неужели? — изумился я. — Судя по часикам, ты вполне мог ее выкинуть из окна. Она тебе доверяла, впустила в дом, а ты ее убил. А за что? Она парила тебе мозги, спала с тобой, а потом оказалось, что у нее есть еще один мужик?

Сухоруков закашлялся и поднялся, держась за живот.

— Сука, — буркнул он. — Мент поганый. Вы, видать, бывшими не бываете. Только я ее не убивал. И никогда с ней не спал, там и без меня было полно желающих.

— Чего ж ты к ней поперся? Ты не молчи, Андрюша, я же с тобой пока по-хорошему говорю, а могу ведь и ментов вызвать. Сомневаюсь, что тебя кто-то покрывать будет.

Сухоруков махнул рукой.

— Когда я приехал, Ксения была мертва, — упрямо произнес он.

— Откуда ты знаешь?

Яблоня с висельником скрипела и шелестела листвой, а ненавидящий взгляд покойника сдавливал мне грудь стальным обручем. Я изо всех сил, делал вид, что все в порядке, хотя хотел уехать прочь. Покойник, питавшийся этим домом и этими людьми, пытался пить соки и из меня. Сухоруков же ничего не чувствовал.

— Оттуда. Меня Рокотов вызвал, попросил съездить, забрать у нее ноутбук, даже если отдавать не будет. Обещал восстановить в должности. Я и поехал.

— Он тебе ключи что ли дал?

— Дверь открыта была в квартиру, — мотнул головой Андрей. — А в подъезд я с какой-то теткой вошел. Квартира оказалась пустой, ноутбука не было видно. Я поискал, а потом увидел, что окно открыто. Выглянул, а она там… лежит. Я испугался, взял тряпку, стер отпечатки с мест, где что-то трогал, и пол тоже вытер, а Рокотову сказал, что Ксения мне не открыла. Потом про охранника вспомнил, про камеры, пришел на следующий день, поговорил с его сменщиком, мол, так и так, у шефа дочка погибла, можно ли видео посмотреть. Меня там знали, только видео уже не было. Рокотов, кстати, слово сдержал, на работу меня принял обратно, только на другой объект. Мама вот поправится, и я выйду. Так что не надо мне тут предъявлять ничего. Я его дочь не убивал.

— Рокотов тебе из дома звонил? — уточнил я.

— С мобилы. А что?

— Ничего, — ответил я. — Чего раньше-то не сказал?

— Мне лишние неприятности не нужны, — серьезно ответил Андрей. — Если у тебя все, то я пойду. И ты… того… Не приходи ко мне больше. В следующий раз я разговаривать не буду, отоварю сразу, ты меня больше врасплох не застанешь.

— Иди, вояка, — усмехнулся я. — И свечку отцу в церкви за упокой не ставь. Грех это, когда самоубийцам свечки за упокой ставят. Только хуже делаете. Дома молитесь. Ладно ты молодой, не вкуриваешь, но мать-то должна понимать разницу.

Тут Сухоруков вытаращил глаза и с испугом спросил:

— Про отца откуда знаешь? А… как же я забыл кто ты… Справки навел? Догадался, да?

— Папашка твой из матери соки пьет. Потому что ходит тут. Ты из дома увези ее, и сам уезжай, здоровее будете.

Сухоруков моргнул, а потом нервно фыркнул.

— «Битвы экстрасенсов» насмотрелся? Может, еще скажешь, в каком багажнике человек? Тебя видать из ментуры не зря турнули. Что? Медкомиссию не прошел?

Я не стал отвечать, открыл дверь и сел за руль, оставив Сухорукова в недоумении. Когда я развернулся, то увидел в зеркало, что он смотрит мне вслед, а потом, плюнув машине вдогонку, Сухоруков скрылся за воротами. Взгляд мертвеца, вымораживающий мне спину, исчез через несколько километров от поселка, но ощущение, что со мной в машине есть кто-то еще не проходило. Мне было холодно, несмотря на душную ночь. Я ехал, бросая взгляды на ноутбук, и постепенно снижал скорость, пока совершенно не остановился и не заглушил мотор. Посидев в тишине, которую нарушал только гул далекого города, я открыл крышку ноутбука, дождался, когда компьютер загрузится, открыл флэшку и ткнул в единственную папку. Компьютер потребовал пароль. Белый мотылек, летевший на свет фар, ударился о лобовое стекло и затрепыхался, пытаясь пробиться внутрь.

Ледяные пальцы коснулись моей шеи, а щеку обожгло холодное дыхание. Я вдохнул, а пальцы, словно живя отдельной жизнью, напечатали одно слово.