Георгий Ланской - Мнемозина

Здание, которое мне было нужно, когда-то было трехэтажным, но теперь от него осталось только два этажа и обглоданные вандалами остатки третьего, отчего здание выглядело до странности низким и маленьким. По обоим сторонам провала входной двери зияли выбитые окна. Облицовка давно осыпалась, и только остаток цифры «9» на фасаде говорил, что я прибыл по адресу. Двор пребывал в запустении: всюду росла полынь и лопухи, задний двор зарос сорным американским кленом. Блик садившегося солнца ударил мне в лицо, отчего я на мгновение зажмурился, а когда открыл глаза, то понял, что за углом стоит машина Кеши. Вынув пистолет, я двинулся к ней, оставив свой автомобиль на некотором расстоянии. Прислонившись к капоту машины друга, я понял, что он прибыл сюда давно: машина была холодна и закрыта. Оглядевшись, я понял, что войти можно с двух сторон. Черный или, скорее всего, служебный ход, также не сохранил дверь, оставляя возможность войти в здание с тыла.

Я двинулся вперед, чувствуя, как под ногами, словно кости, хрустят обломки кирпича. Мною овладело невиданное ранее напряжение, до предела обострившее чувства, а натянутые нервы были готовы полопаться. Окружающее вокруг воспринималось мозгом с невероятной резкостью и яркостью, словно я принял наркотики. Мне казалось, что электрические волны проходят сквозь меня, заставляя подниматься и трещать волосы. Рукоятка пистолета нагрелась в моей ладони. Я не отпускал пальца со спускового крючка, водя стволом в разные стороны. Кровь билась в висках, словно внутри черепа разлетались и рикошетили стеклянные шары.

Внутри здания было пусто и прохладно. В выбитые окна доходили остатки красного солнечного света, однако помещение было слишком большим, поделенным на несколько клетушек, а посреди валялись старые ящики с разным хламом. Загаженные надписями и копотью от пожарищ стены оказались довольно темными, чтобы скрыть любого, одетого в черное человека, а несколько не до конца разрушенных колонн были прекрасным укрытием. Прячась за ними, я медленно двигался вперед, злясь, что не могу делать это бесшумно.

Я прошел первый зал насквозь, не увидев и не услышав в нем ничего подозрительного: ни тени, ни звука, ни шороха. Следующий зал оказался еще темнее. Мне была видна противоположная стена с черным дверным проемом, заросшие деревьями окна, в которых стремительно гас свет. Впереди, почти у двери, лежало что-то, похожее на кучу тряпья.

Мой глубокий вздох ударил в потолок хрипом умирающего зверя.

Безжизненная кукла на полу оказалась Кешей, валяющимся лицом вниз. Его затылок был разбит. Густая, как варенье, кровь, капала на землю, растекаясь в черной луже, которую с трудом впитывало бетонное покрытие. Я склонился над другом и прикоснулся пальцами к шее. Возможно, мне показалось, но жилка слабо пульсировала. Я мысленно извинился перед Кешей, надеясь, что Базаров не заставит себя ждать. Однако до сих пор тишину не нарушили звуки приближающихся сирен. Я выдохнул, переступил тело Кеши и шагнул в следующую комнату.

Здесь было гораздо светлее. Перекрытия между этажами оказались полностью разрушены, сверху падал свет, компенсирующий недостаток освещения из-за заколоченных жестью окон. Когда-то здесь было что-то вроде мастерской, поскольку по углам еще сохранились остатки машин, чье предназначение осталось для меня тайной, а также металлические шкафчики с покореженными или частично отсутствующими дверцами, расписанными из баллончиков непристойностями, прочитать которые не позволял полумрак. Посреди помещения, на кривом железном стуле, сидела Таня, с вспухшим, разбитым лицом, связанными за спиной руками. Один ее глаз полностью закрылся, второй глядел на меня с ужасом. Рот был заклеен скотчем, на котором некто остроумно вывел черным маркером улыбку от уха до уха. Подруга глухо застонала и задрала голову кверху. Я похолодел. Над Таней, на цепи, висел мотор от трактора, коне цепи уходил во тьму соседнего помещения.

Я оглядел коридор за собой. Никто не пытался напасть сзади. Взгляд Тани стал умоляющим, она слабо замычала. Не упуская ее из виду, я осторожно огляделся по сторонам, иногда бросая на подругу вопрошающие взгляды, но Татьяна, видимо, понятия не имела где Чигин. Я сделал шаг вперед, и тут же из темного провала двери напротив выдвинулся ствол ружья. Я вскинул пистолет, готовый выстрелить в любой момент.

— Опусти ствол, Стахов, или ей кердык, — прошелестел из тьмы омерзительный голос. Я не двигался. Из мрака выдвинулась рука, сжимающая пульт с двумя кнопками. Я мог бы выстрелить, но у меня не было никакой гарантии, что он не успеет надавить на пуск, и тогда несколько центнеров железа размажут Таню по полу.

— Стахов, я успею и нажать, и выстрелить. Брось пистолет!

Я наклонился и без стука положил оружие на пол. Таня тихо простонала.

— А теперь пни его ко мне.

Я толкнул пистолет, глядя, как тот отлетел на несколько метров, остановившись где-то на полпути между мной и стулом, на котором сидела подруга. Только после этого Чигин вышел из тени, улыбаясь, словно Джокер. Впервые за пару лет я увидел его лицо.

Ему вставили зубы, раньше половины не хватало, и сейчас он скалился, обнажая желеные акульи клыки. Черты его лица еще больше заострились, а кожа, изъеденная оспой, стала еще хуже, напоминая лунный кратер. Только глаза сверкали, словно нефть. Привыкнув к полумраку, я смог разглядеть, что предельно расширенные зрачки почти съели радужку, высасывая остатки солнечного света из темной комнаты. Чигин подошел к Татьяне и провел стволом ружья по ее шее. Таня дернулась и попыталась отстраниться. Длинный провод волочился за ним, мешая двигаться свободнее.

— Мое недоделанное творение, — ласково промурлыкал Чигин. — Всегда хотелось повторить. И ты, Стахов, тоже один из моих. Знаешь, если прийти в гости и попробовать тридцать блюд, запомнишь только то, что успел лишь откусить. Вас я откусил и не распробовал. Но сегодня, кажется, наемся.

— Она здесь ни при чем, — зло сказал я. Чигин хихикнул.

— Она всегда была при чем. Я столько лет хотел навестить Танечку. Но опасался. Она кусается, ты знаешь? В прошлый раз она мне руку прокусила до кости, потому и убежала, но я успел ее пометить, как надкусанный кусочек хлебца. Теперь все знают, что она — моя. И ты — мой. Меня ждет чудный бутербродик, стейк с кровушкой.

Он оказался полностью на свету, и я жадно оглядел его. Невероятная худоба не скрывала жилистых рук. Оба курка его двустволки были взведены, и он, не задумываясь, бы пустил ее в ход. Я торопливо прощупывал варианты, отбрасывая один за другим. Больше всего ситуацию осложняло, что между нами сидела Таня, а он ходил вокруг, не позволяя преграде остаться позади.