Дэвид Гудис - Зарубежный криминальный роман

— Можно подумать, он нас засек! — воскликнул Швоб.

— Не нервничай и будь осторожен, — заметил Респланди. — Так ты ничего не добьешься.

«Ведетта» снова взяла левее, так же поступил и грузовик; капот машины был на уровне заднего борта кузова: Швоб боялся ехать быстрее, так как малейший толчок сбросил бы их в пропасть; он продолжал настойчиво гудеть. Респланди смотрел в пустоту и покрывался потом.

— Он нас услышал, — сказал Швоб. — Это наверняка. И безусловно узнал. Я думаю, мы должны продырявить ему шины, если хотим остановить.

Виктор, сидевший впереди рядом со Швобом, вытащил револьвер. В этот же момент раздался крик Респланди.

— Ну что там еще? — спросил Виктор.

— Ради всего святого, не валяй дурака. Сзади нас еще один, второй.

Виктор обернулся. Десятитонка Рагондена неотлучно следовала за «ведеттой» всего в двух метрах сзади. Рагонден сидел за рулем, рядом с ним поместился Флот, и в руках у него было нечто весьма смахивающее на автомат.

— Думаю, нам крышка, — мрачно заключил Виктор.

Грузовик Рагондена еще больше приблизился, и «ведетта» уже не могла вернуться на правую часть шоссе.

— Послушай, — обратился Респланди к Швобу, — не оборачивайся и езжай как едешь. Держись бордюра и не стремись отклониться вправо. А то, если по машине ударят, мы полетим в пропасть… Там не меньше тридцати метров свободного падения.

— Вариантов нет? — спросил Швоб.

Опасность обострила ум Респланди.

— Они могут столкнуть нас в любой момент, и следов не останется. Мы перед ними бессильны.

— Сволочи! — просипел Виктор.

Воцарилось молчание. Швоб был смертельно бледен. При каждом вираже колеса машины угрожающе зависали над пропастью. Респланди подумал, не спрыгнуть ли со стороны дороги, но сообразил, что в этом случае неотвратимо попадет под колеса десятитонки, и печально вздохнул:

— Боюсь, что все пропало.

Никто не откликнулся. По лицу водителя тек пот. Виктор чувствовал, что не может двинуться. Прошло несколько минут, потом послышался негромкий предупредительный сигнал, клаксон десятитонки завыл на низкой ноте, и тут же Шап поехал правее.

— Что это значит? — прошептал Швоб.

— Проезжай! Проезжай! — крикнул Респланди. — Не задумывайся.

«Ведетта» рванула и обошла грузовик. Респланди, смотревший назад, увидел злое напряженное лицо Шапа и, переведя глаза на дорогу, заметил маленький быстрый грузовичок, приспособленный под перевозку скота: ему они и были обязаны своим спасением.

— Что это он? — снова спросил Швоб.

— Пресвятая Богородица, — Респланди откинулся на подушки. — Я объясню тебе подробности потом, а сейчас жми!

— Эти молодчики, — проводил разбор учения в тот же вечер Флот, — быть может, упрямее, чем мы думаем. Но сегодняшний урок пошел им на пользу. Они дешево отделались: если бы не грузовичок, Рагонден разделался бы с ними. Так что, я думаю, все к лучшему.

— Да, — согласился Шап. — В общем, я даже рад, что так все вышло.

— Ну конечно, — подтвердил Флот.

Они пили кофе в доме у Шапа; Флот собирался переночевать у него. Алиса слушала их и инвентаризовала белье.

— А ты что думаешь? — обратился к ней Шап.

— В данный момент, что у тебя неважнецкое нижнее белье. Так, со стороны, ты вроде смотришься. Но в кальсонах похож на разорившегося ломовика.

— Я похож на разорившегося ломовика? — совершенно растерялся Шап.

Флот негромко рассмеялся, и Шап улыбнулся.

— Не говори дурно о ломовиках, это интересный народ.

— Чем?

— Всем, — убежденно ответил Шап.

— Люди, проводящие свою жизнь в пути, всегда представляют интерес, — подтвердил Флот.

После обеда Респланди явно расквасился.

— Они чуть не убили нас, — жаловался он Прекрасной Элен.

— Если бы они только захотели, нас бы уже не было в живых. Этот шаг можно рассматривать как серьезное предупреждение. Мое деликатное здоровье, если уж на то пошло, не позволяет мне развлекаться подобным образом, так и сердце может остановиться.

— Да, все это не очень весело, — признал Виктор.

— У вас поджилки трясутся? — поинтересовался Швоб.

— Когда речь идет о деньгах, у меня ничего не трясется, — заверил Виктор.

— Я не меньше других дорожу деньгами, — заявил Респланди, — но помимо них придаю еще кое-какое значение своей шкуре. У меня она всего одна. К тому же я не уверен, что мы не ошибаемся. Может, у него и нет этих денег.

— Есть, не беспокойся, — заверил Швоб. — А то он был бы покладистее. Надо заставить его говорить, и, клянусь, мы этого добьемся!

Он говорил с такой яростью, что Респланди пошел на попятный.

— Я лишь позволил себе некоторые предположения, — оправдывался он.

— Пред-по-ло-же-ни-я! — пренебрежительно выговорил Швоб.

Прекрасная Элен невозмутимо курила, равнодушно внимая спору. Швоб с недоверием посмотрел на нее и вышел, хлопнув дверью.

Швоб все больше чувствовал себя растерянным: он все чаще с ужасом думал о том, что экспедиция может потерпеть неудачу. В крайнем случае можно, конечно, убить Шапа, но его труп никакой особой радости принести не мог. Самым разумным представлялось захватить водителя и принудить его к откровенности, но это у них никак не получалось.

В тот же самый день, около восьми утра, мадам Блан с племянницей провожали Жерома до станции метро Мобер-Мютюалите. Вся группа хранила печальное молчание. Наверху лестницы процессия приостановилась, и мадам Блан заговорила:

— Я положила вам в чемодан ночную сорочку, в термосе кофе с молоком и кое-что из еды, ваши домашние туфли завернуты в газету. У меня не хватает духу пожелать вам счастливого пути, мой бедный друг.

— Ах! — вздохнул Жером. — Похороны вообще вещь невеселая, но что тут поделаешь!

— Возвращайтесь к нам поскорее!

— Конечно, — отвечал Жером, — я не пробуду там ни одного лишнего часа.

Часом позже Скополотрони попрощался со своим другом Тонтоном и за рулем его «201» пересек Париж и поехал по Девятому национальному шоссе к югу. С собой он вез чемоданы с образцами, а также нож со стопорным вырезом и огнестрельное оружие.

У этого человека был явный дар вызывать симпатию. В нескольких километрах от Мулен ему пришлось менять колесо, и двое сочувствующих жандармов помогли ему. Скополотрони спросил, женаты ли они, и, узнав, что у одного из них есть маленькие дети, напихал ему в карманы леденцов и молочной карамели.

«В моем возрасте, — думал он после починки, — уже не стоит связываться с машинами или конфликтовать с властями, надо жить спокойно. Но вот тут есть одна загвоздка: если я не вмешаюсь, то из-за этих идиотов опять попаду в переплет».

Он имел в виду своих бывших сообщников и думал с горечью: «Я из шкуры вон лезу, чтобы обеспечить собственную смерть, я снова пачкаю себе руки, добывая труп славного коммивояжера, который ничего плохого мне в жизни не сделал, я черным по белому указываю им на козла отпущения, а они даже не чешутся! Право, они не заслуживают прощения. Они еще большие ничтожества, чем я думал».