Бевис Винтер - Зарубежный криминальный роман

– Во всяком случае, об этом ничего не писали. Время от времени ей приписывают нового любовника и посылают в ночной ресторан с поклонниками из высшего света; господа репортеры неплохо развлекаются за ее счет.

– Никак не возьму в толк, чем ей помешали эти снимки, – повторил я. – Не знаешь, кем может быть этот толстяк? – Нет, а ты? – Не представляю, – признался я. – Лет ему под сорок, девяносто – девяносто пять килограммов весу, лысеет, любит выпить, курит сигару, зубы у него хорошие, рот чувственный, одевается безвкусно. Общительный и, надо думать, холодный и равнодушный. Таких как он – тысячи.

– Но ей он, во всяком случае, не брат.

– И не отец.

– К тому же, с помощью этих фотографий Вальдо заработал двадцать тысяч долларов, – заметила Китти.

– Ладно, это уже не актуально. Она оплатила и получит снимки. Положи их в конверт и перестань об этом думать. Можно сказать, день был доходным. Я послюнявил уголок платка и стер карандашные следы, нашел конверт того же размера и взял сургуч. Перекладывая фотографии, я обратил внимание, что негативов только пять. Они были такими маленькими, что их ничего не стоило выронить, но до этого я не вынимал их из конверта, а то, что один выскользнул и я этого не заметил, представлялось мне малоправдоподобным.

Для очистки совести мы поискали на ковре, под столом и по всей комнате, но безуспешно. Недоставало как раз негатива праздника, самого близкого по времени, с парочкой на диване. Из всех он был самым выразительным, хотя, на мой взгляд, мог не понравиться разве что ревнивому мужу.

– Так я и думал! – воскликнул я с горечью. – Эта дуреха была уверена в Вальдо, и мне пришлось действовать по ее указке. Как я мог не проверить содержимое на месте! Я так и знал, что что-нибудь в этом роде произойдет. Он оставил себе снимок праздника, чтобы вымогать дальше, когда снова будет на мели. От этих шантажистов никак не отвяжешься, если не отделаешь их по первое число, не убьешь или не обратишься в полицию. Китти взглянула на меня.

– Что будем делать? – Что я могу? – вздохнул я. – Поеду обратно за негативом.

– Я сразу сказала тебе, чтобы ты не вмешивался, помнишь? – опечалилась Китти. – Ты ведь предупредил ее, что Вальдо может обмануть, а она не стала тебя слушать. Она не оплачивала тебе всякие неприятные последствия.

– Я должен был забрать шесть фотографий и шесть негативов, за этим я и поеду. Пусть она запретила мне действовать, пусть я не знаю, что ей угрожает, но, если я берусь за работу, то принимаю на себя всю ответственность.

– Теперь ты знаешь, кто она, – сказала Китти. – Ты можешь позвонить ей и объяснить, что произошло.

– Начнем с того, – возразил я, – что она просила меня не вскрывать конверта, а потом – время не ждет. Вальдо собирался уезжать. Я должен поехать к нему и вырвать фотографию, пока он не смылся. А если он уехал, я должен его найти. Я сунул незапечатанный конверт в карман, взял шляпу и направился к двери.

– Возвращайся к себе, – посоветовал я Китти. – Чует мое сердце, что за эти пять тысяч долларов мне придется изрядно попотеть. Я оставил ее около стола. Она в задумчивости кусала губы и была так прелестна, что жаль было уходить от нее: только срочное дело могло вынудить меня на это, что доказывает, каким добросовестным бывает иногда Крэг, когда ему этого очень хочется.

В двадцать минут десятого я снова был на Риверсайд Вест.

Я поставил машину во дворе около клумбы. Квартира Вальдо выходила как раз сюда. Проходя по коридору, я столкнулся с элегантной брюнеткой лет двадцати пяти в темном вечернем платье. Вокруг шеи у нее была трижды обернута нить крупного жемчуга, на плечи накинута несколько поношенная горностаевая накидка. Когда она проходила мимо, я обратил внимание на высокие каблуки. Она прошла так быстро, как будто боялась, что я заговорю с ней. В глазах у нее я прочел гнев и решимость. Наверное, она только что поссорилась или готовилась к решительному объяснению. На мой поклон она только холодно сверкнула глазами.

Я так подробно описываю эту девушку, потому что больше никого не встретил в доме в это второе мое посещение Вальдо. Я нажал на кнопку звонка, но никто не ответил. Да, Вальдо поспешил убраться: логично было бы предположить, что он уехал с деньгами. Мне страшно захотелось войти и все обшарить: может быть, я мог бы наткнуться на адрес, номер телефона, на что угодно, чтобы разыскать его. А может быть, я сумел бы понять, чем он застращал мою клиентку.

В глубине площадки я увидел запасной выход, ведущий на наружную железную лестницу. Окна гостиной находились рядом, и между дверью и окном шел карниз шириной сантиметров в сорок. По краю строители поместили трубу, наверное для того, чтобы мне легче было сохранять равновесие. Внизу, в темноте, стояло с десяток автомобилей, и все было спокойно. Я притворил за собой дверь, перелез через перила и спрыгнул на карниз; в качестве освещения пришлось удовольствоваться светом из соседних окон. Карниз оказался достаточно широким, чтобы я мог продвигаться. Одно из окон квартиры Вальдо было не прикрыто, я толкнул раму и проскользнул в квартиру. Не знаю, забыл ли он закрыть окно в спешке или же просто об этом не позаботился. Гостиная была слабо освещена: через цветные стекла прихожей проходил свет с лестничной площадки. Проникнув в квартиру, что само по себе могло мне стоить патента, если бы меня здесь застигли, я подошел к двери и закрыл ее на цепочку. Я обратил внимание, что багаж по– прежнему на месте – все, кроме дипломата. Куда бы он ни направился в последний момент, он, видимо, решил взять с собой минимум. Значит, вздохнул я с облегчением, он может вернуться за остальным. Возвратившись в гостиную, я систематически обшарил все ящики и полки и сунул нос в каждый угол, но ничто не навело меня на след Вальдо и не объяснило, каким образом он держит в руках мисс Форрест. Я искал скрытый сейф, но ничего похожего не обнаружил. Корзина для бумаг была полна смятых рекламных проспектов. В шкафу хранилось оборудование для съемки, несколько номеров журнала «Фотография», коробки со снимками и куча старых писем. В ванной было полно лекарств и туалетных принадлежностей, а в корзине за дверью – грязных полотенец. Одно было в свежих пятнах крови, и я подумал, что Вальдо был не так уж спокоен, когда брился. В чуланчике, куда вела дверь из прихожей, я наткнулся на кюветы и химикаты, и решил, что Вальдо использует его время от времени как лабораторию. Там было чисто и аккуратно, и ничего интересного, кроме рулончика пленки – негативы снимков футбольного матча.

Оставалось обследовать спальню. Там-то я и увидел труп. Статистика гласит, что в девяноста случаях из ста, если где-то суждено обнаружить труп, то именно в спальне; чаще это труп женщины, но передо мной оказалось тело мужчины. Моим первым чувством было не удивление, не страх, а гнев. За последние четверть часа я оставил отпечатки своих лап на всех дверных ручках, на поверхности всей мебели, какая только имеется в квартире Вальдо. А тут с минуты на минуту нагрянет дежурная бригада полицейских и начнет снимать отпечатки. В первый момент я, конечно, подумал, что убит Вальдо. Но, всмотревшись, я понял, что это кто-то другой. Этот человек был куда ниже того, кто брился в ванной. Он был не больше 175 см, и Вальдо был выше его сантиметров на семь-восемь; волосы убитого были густыми, мягкими и светлыми, а у Вальдо они были темными и жирными. Другого я ничего не запомнил – ведь в лицо я видел Вальдо всего несколько мгновений, да и тогда оно было скрыто маской из пены и полотенцем. Однако человек с размозженной головой и Вальдо не имел между собой ни малейшего сходства, в этом я был твердо уверен. Я дотронулся до руки. Тело не было особенно холодным: температура в комнате свидетельствовала о том, что отопление запустили на полную мощность: интересно, как врач определит время смерти. Судя по ударам, все прошло быстро и без осложнений. На мой взгляд, его пристукнули где-то в другом месте, а потом оттащили сюда. Может быть, на него напали в гостиной или в кухне, а потом привели все в порядок. Во время осмотра я не заметил ничего подозрительного. Кроме пятнышек на полотенце, других следов крови в доме не было. Оставалась еще одна возможность: этого человека могли убить вне дома, а потом труп принесли сюда, может быть, для того, чтобы его подольше не обнаружили. Вальдо собрался уезжать: значит, в квартиру никто не должен был входить много дней, а, может быть, и недель. По наружной лестнице тело вполне можно было внести на лестничную площадку, а оттуда уже в квартиру Вальдо, ближайшую к этой двери. Мне, как неспециалисту, определить время кончины было невозможно. Быть может, он находился здесь уже во время моего визита; а может быть, его убили и положили на постель уже после моего ухода. Я посмотрел на часы: без двадцати десять. Теперь я считал, что задержался в квартире № 24 и так слишком долго. У меня было неприятное ощущение, что преступление как-то связано с шантажом, и еще более неприятное чувство, что я ввязался в какую-то мерзкую историю. Мне пришло в голову, что час моего посещения Вальдо был специально рассчитан так, чтобы на меня пало подозрение. Внутренний голос говорил мне, что я должен немедленно убираться отсюда, но сначала мне надо было кое-что сделать: а именно, удалить все отпечатки пальцев, которые я мог оставить. Орудуя носовым платком, я управился за восемь минут – я протирал все, до чего мог дотронуться во время учиненного мною обыска. Я уже почти закончил, и тут сообразил, что так и не осмотрел спальни. Я порылся в шкафу и в ящиках, обернув руку платком: одежда, наверное, перекочевала в чемоданы. Потерпев неудачу, я решил осмотреть труп. Серые брюки, спортивную рубашку, носки в клетку и замшевые тапочки. В карманах брюк я нашел два ключа, носовой платок и увеличительное стекло. Чтобы залезть в карман, мне пришлось поднять ему руку, что было очень неприятно. Судя по всему, покойнику было лет тридцать восемь – сорок; его жалкий вид зависел совсем не от того, что он умер: впалые щеки, щетинистые брови, растрепанные волосы, узкий подбородок и неровные пожелтевшие зубы. Пальцы тоже в пятнах никотина. Мраморная бледность придавала лицу какой-то странный блеск. Я оставил его на месте так, как он лежал: с раскрытыми глазами и отвалившейся челюстью, голова упирается в спинку кровати, тело лежит по диагонали на сбившемся покрывале. Я постоял минуту, глядя на него и пытаясь вспомнить, протер ли я все, до чего дотрагивался. Затем подошел к двери и все так же, через платок, снял цепочку. Потом я вернулся в гостиную и спустился на карниз через перила и наконец стал на лестницу. Вниз я шел на цыпочках. Чтобы сесть в машину, мне пришлось обогнуть все здание, и я все время держался в тени, опасаясь, как бы впоследствии кто-нибудь не опознал меня. Если только брюнетка с ледяными глазами не окажется физиономисткой и не вспомнит о нашей встрече, я надеялся, что полиция не выйдет на меня, во всяком случае, пока мне не удастся что-нибудь обнаружить самому.