Жанна Бочманова - В одну реку дважды [СИ]

Вечером мы, действительно, посидели в «тесном домашнем кругу». Сначала втроем, а потом Вилька притащила упиравшегося Ромашку. Он сурово посмотрел на Краснова, но отвертеться ему не удалось. Вилькина болтовня вносила своеобразное оживление в эти посиделки. Пить она не умеет, о чем я ей неоднократно говорила, но мои слова для нее пустой звук. Вот и сейчас, приняв на грудь энное количество спиртного, она заметно расслабилась и принялась создавать непринужденную атмосферу за столом — качество, кстати, неоценимое для нашей компании. Вдоволь поиздевавшись над Ромкиными веснушками, которые от выпитой водки стали еще ярче, она принялась за Краснова.

— Зачем тебе такой дом? — с явной подковыркой начала она. — Живешь все равно один.

— У него жена есть, — напомнила я.

— Отстань, — махнула она рукой, — ты хоть одну семейную фотографию видела где-нибудь? То-то. Косметика, одежда — ничего нет. Если жена и есть, то он ее очень хорошо прячет. Ты куда жену спрятал, Коля? — толкнула Вилька Краснова в плечо, — Признавайся. Народу интересно знать. — От этого фамильярного «Коля» мне захотелось сползти на пол и порыдать под столом минут пять-десять. Но он даже не среагировал, молчал иронично и прятал глаза, в которых горел такой знакомый крокодилий огонек. Правда, сейчас крокодил смеялся.

— Пожалуй, ты была права, — заявила Вилька, широко открыв глаза, — Синяя Борода. Стоит проверить подвальчик. — Я прикрыла глаза ладонью. Смех смехом, но она договориться, ей-богу! — А дети у тебя есть? — не унималась Вилька.

— А что? — спросил Краснов, не сводя с нее ироничного взгляда.

— Да вот кому наследство достанется, думаю, — Вилька прищурилась на Краснова.

— Все лучшее — детям, — подтвердил он.

— О, а ты детей любишь? — заинтересовалась Вилька и с одобрением посмотрела на него. — Видишь, — кивнула она мне, — не все еще потеряно.

Праздничный вечер закончился неожиданно: Краснову позвонили, он взглянул на часы и встал. Сказал: «Много не пейте», — и растворился.

— Вот так вот, — обиделась Вилька. — Ну, тебя-то мы не отпустим, — вцепилась она в Ромашку, тоже собиравшегося слинять под шумок.

Пока они препирались, я тихонько вышла. Не знаю, у кого как, а у меня в день рождения, обычно поганое настроение. Это, может, в детстве, когда еще ждешь от жизни всяческих чудес, день варенья приносит радость: ожидание подарков, гостей, праздника и все такое, а когда тебе уже далеко за восемнадцать, то какая уж тут радость… Хотя… если б каждый раз мне дарили по «Пежо», может, оно и ничего… Я вздохнула. Да. «Пежо» И что мне теперь с ним делать? Представить, что это просто компенсация за мои страдания? Возмещение ущерба, так сказать… А мне ведь еще где-то работу надо искать. Интересно, как сейчас обстоят дела на рынке труда?

Я прошлась по дому, как будто заново рассматривая обстановку. Хорошо, наверное, жить в таком месте и не думать о хлебе насущном, разъезжать по Европам… Тут я усмехнулась и тряхнула головой. За такой дом, «Пежо» и Европу, придется платить, потому что за все в этой жизни и за плохое, а тем паче, за хорошее, надо платить. И боюсь, цена меня не устроит. Нет, надо завязывать с этим делом и возвращаться к нормальной, то есть, своей жизни. Если я не ошибаюсь, развязка где-то близко, надо немного напрячься, подумать, ответ, я уверена, лежит на поверхности, только я его не вижу. Решив глотнуть свежего воздуха, я вышла на крылечко. «Крылечко» представляло собой широкую открытую веранду вдоль всего фасада. Летом на ней, наверное, в кайф было бы пить кофе по утрам. По дороге я заглянула на кухню: Вилька и Ромашка о чем-то тихо беседовали, причем парень мило улыбался, а Вилька то и дело трепала его по светлым стриженым волосам. Мельком глянула на часы. Ого, больше часа прошло, а моего отсутствия никто и не заметил. «Макаренко, ты наша», — с гордостью подумала я и вышла на улицу. Отошла подальше в темный уголок и облокотилась на перила.

В темноте двора мерцал силуэт «Пежо», так и стоящего под открытым небом. Я вздохнула, отгоняя воспоминания: конечно, там, в Париже Эрик приезжал за мной не на этой модели «Пежо», но с тех пор лев, стоящий на задних лапах, каждый раз вызывал приступ своеобразной ностальгии. Пребывая в задумчивости, я сунула сигарету в рот, и тут же рядом вспыхнул огонек пламени. Я чуть отпрянула. Краснов, как всегда, подошел бесшумно.

— Ты уже вернулся? — спросила я, прикуривая от его зажигалки. Вместо ответа он протянул руку и вытащил на свет божий мой медальон. Я чуть отпрянула и схватила его за руку. Краснов задумчиво повертел кругляшок в пальцах, рассматривая его при тусклом освещении.

— Ты все еще его любишь? — мрачно спросил он, выпуская из рук медальон. Тот повис на воротнике блузки. Я ничего не ответила, судорожно заправляя цепочку под одежду. — Значит, да, — констатировал Краснов, доставая сигарету из пачки.

— Что ты в этом понимаешь? — усмехнулась я через силу.

— Скажи, что я ошибся, — усмехнулся он тоже, почему-то грустно, — и ты носишь эту ржавую железяку в память о любимой бабушке…

Я промолчала. Говорить об этом мне не хотелось, тем более с ним. Прислонившись к балясине, он тоже молча курил. В свете желтых уличных фонарей, выглядел он устало или это мне только показалось? Наконец, он докурил, сильно потер лицо ладонью и, сказав кому-то: «Глупо это все», — ушел в дом.

А я осталась, задрала голову вверх и долго-долго смотрела в ночную, высокую темноту. Где-то там копошились созвездия, туманности и прочие небесные тела, а я стояла и повторяла: «Глупо, действительно глупо. Глупо жить прошлым, цепляясь за кусочек металла и надеяться на чудо. Пойду, — вздохнула я. — К нему? — Да. Если он еще ждет».

Он ждал в холле возле лестницы на второй этаж. Стоял, засунув руки в карманы, и смотрел, как я приближаюсь. Я подошла и уткнулась лицом ему в грудь, думая: «Все равно. Я так устала. Я больше ничего не хочу, — Его руки обняли меня нежно и крепко. — Вот так. Еще крепче, чтобы не передумать» И тут я ощутила слабый еле уловимый аромат: сладковатый французский парфюм — запах другой женщины. Я отодвинулась и, стараясь, чтобы голос звучал как можно спокойнее, сказала:

— Мне нужно письмо Николаева.

— Зачем? — удивился он, пытаясь придержать меня рукой.

— А я должна отчитываться? — мягко улыбнулась я, стараясь, чтобы это не прозвучало по-хамски, и сделала шаг назад.

— Нет, — ответил он спокойно, но глаза как-то заледенели. Помедлил секунду, достал из кармана сложенный лист и протянул мне.

— Спасибо, — опять улыбнулась я и побежала вверх, по лестнице, сказав на прощание: — Спокойной ночи.

— Пришла? — Вилькина рука с расческой удивленно застыла в воздухе. Она повернулась от зеркала. — А я тебя не ждала.