Жанна Бочманова - В одну реку дважды [СИ]

— Надолго?

— Навсегда, — улыбнулся он.

— Настолько меня не хватит, — честно призналась я, — да и тебя тоже.

— Я постараюсь, — серьезно сказал он.

— Хорошо, — вздохнула я, — тогда я тоже… постараюсь.

— Мир? — протянул он мне руку.

— Мир. Ладно, поехали в твои отдельные номера. — У тебя там, часом, не бордель?

— Не мой профиль, — засмеялся Краснов.

— Да мне все равно, — махнула я рукой. — Лишь бы не наркота. Все остальное я переживу.

Краснов недоверчиво покачал головой.

— Все? Помнится, кто-то сильно переживал, что я, мол, всех поубивал, в землю закопал…

— Это разные вещи, — тихо ответила я. — Одно дело убить друг друга в поединке и другое расстрелять пленного.

— В поединке? — удивленно переспросил он.

Я кивнула:

— Убийца и жертва — охотник и дичь. Шансы примерно равны. Я не говорю о примитивной бытовухе. Ты же старушек топором по голове не тюкаешь, я надеюсь? Потенциальная дичь знает об охотнике, поэтому принимает меры предосторожности: охрана, бронежилеты и прочая ерунда. Но если охотник проворнее — что ж, не судьба. Выживает сильнейший — естественный отбор в каменных джунглях.

— А моральная сторона? — усмехнулся он.

— Ты говоришь о морали? — удивилась я. — Вот уж чья бы корова… И потом, проигравшая сторона много думает о морали, совершая поступки, за которые могут кокнуть? Наказания без вины не бывает… Ты сам только что говорил, «каждый заслуживает то, чего заслуживает».

— Я так и думал. — Я вопросительно вздернула бровь вверх. — Ты — идеалистка.

— Это плохо? — Пойми тут, то ли смеется, то ли… Может, обидеться?

Он пожал плечами.

— Может плохо, может хорошо. Я не знаю, — он улыбнулся. — Знаю только, что идеалисты не живут… долго.

— В смысле? — не поняла я.

— В прямом. Либо гибнут… за идеалы. Либо… меняют их, к чертовой матери.

Я нахмурилась, соображая, чтобы ему ответить. Хотя он, конечно, где-то был прав. Он опять засмеялся и, протянув руку, взлохматил мои волосы.

— Прическу испортишь, — увернулась я.

— Чем можно испортить атомный взрыв на макаронной фабрике?

— Ну вот, а говорил, что постараешься? — надулась я.

— Наоборот, мне нравится. Живенько так…

Я засмеялась, а потом вздохнула: — Если честно, я абсолютно не представляю, что мне с тобой делать. Правда-правда, — уверила я, в ответ на его сомнительную усмешечку. — Ты же не будешь отрицать, что мы с тобой из разных социальных кругов? И то, что мы вместе, это просто игра случая. Каприз судьбы, так сказать. Финт ушами. У нас нет этих, как его… точек соприкосновения, вот. И это просто еще чудо, что нам местами есть, о чем поговорить. А в остальном? У тебя твой бизнес, дела, в которых я ничего не понимаю, да и не хочу понимать. Ты свалился на мою голову, как… — я замолчала, подбирая слова.

— Согласно твоей теории, куколка, я твое наказание.

— За что? — ужаснулась я.

— За строптивый характер.

Я удивилась, но промолчала. По-моему, так женщина без характера — это нонсенс. А строптивость все же лучше стервозности. Не ценит и ладно. Краснов покосился в мою сторону и вскоре припарковался у тротуара прямо под запрещающим знаком. Я неодобрительно посмотрела, как он скрылся в стеклянных дверях некоего заведения. Задумавшись я пропустила момент его появления.

— Держи, — Краснов плюхнулся на сиденье и сунул мне что-то в руки.

— Ой! Это что? — уставилась я на громадный веник в гофрированной бумаге.

— Сборная солянка, — хмыкнул Краснов. — Выбери, что нравится, остальное можешь выкинуть.

— Дурной, — улыбнулась я, опуская нос в гущу букета, — скажешь тоже, выбросить…

— Это тоже тебе, — показал он на коробку на заднем сиденье. — Я тут подумал, ну его этот ресторан. Поехали лучше домой. Чай пить. — И он плотоядно подмигнул.

— А… — растеряно пожала я плечами, живо представив, что он имел в виду под невинным предложением попить чаю. Как-то вчера все произошло спонтанно и почти бессознательно, ну, с моей стороны, во всяком случае. А вот как с ним сегодня себя вести я не представляла и немного занервничала.

Машина въехала во двор. Кругом было тихо, но я знала, что незримое око камер смотрит на нас. Вообще-то неприятно, но таковы уж реалии красивой жизни.

— Держи торт, я дверь открою.

— Слушай, у меня же не тридцать три руки, — запыхтела я, пытаясь одновременно удержать и торт, и букет.

— Дай сюда, — отобрал он торт и веник, — сейчас все уронишь, прости господи.

Я засмеялась, глядя на эту картину: засунув букет под мышку, он пытался открыть дверь и при этом не уронить торт.

— Дай сюда, — взяла я у него коробку, — сейчас все уронишь, прости господи.

Смеясь, мы ввалились в дом, тут же застыв на месте от панорамы, раскинувшейся перед нами.

Полуголая Вилька с визгами носилась по холлу, перепрыгивая через диван и кресла, а за ней, с громкими индейскими воплями, махая как копьем, метелкой для пыли, носился Ромашка, тоже в одном полотенчике на бедрах.

Я открыла рот и привалилась к стене, выкатив глаза. Краснов застыл с букетом наперевес. Тут сладкая парочка соизволила нас заметить. Вилька охнула и затормозила, как вкопанная, сзади на нее налетел обалдевший Ромашка. «Папа!» — растерянно гаркнул он, почему-то басом. Вилька взвизгнула и умчалась вверх по лестнице, по пути зацепив Ромкино полотенце. Тот выкатил глаза и судорожно закрылся метелкой.

— В индейцев играем, сынку? — спокойно спросил Краснов. — Ну-ну. — И сунул цветы ему в руки.

Ромашка моргнул глазами, заалел веснушками и улепетнул прочь, прикрываясь букетом.

— Торт давай, — Краснов попытался вытащить из моих рук коробку: я так вцепилась в веревку, что ему пришлось разогнуть мне пальцы.

— Ой, мамочки, — наконец, смогла произнести я, шумно вздохнув и вдруг начала оседать, падая от беззвучного хохота.

Краснов подхватил меня одной рукой, другой поставил торт на тумбочку и громко крикнул:

— Детишки, большой белый вождь, со своей скво, покидает вигвам!

Потом схватил меня в охапку, вытащил за дверь и усадил в машину. Идти я, решительно, не могла, сгибаясь от приступов смеха. И еще долго вздрагивала, закрыв лицо руками. Наконец я раздвинула пальцы и глянула не него в щелочку.

— Просмеялась? — сурово спросил он и, вдруг, тоже засмеялся: — Сукин сын, — проворчал он, — ну весь в меня!

— Вот уж точно, — вздохнула я, но тут же испуганно замахала рукой, увидев его угрожающе сдвинутые брови: — Ты что, это я так — гипотетически.

— Смотри у меня, — погрозил он, — а не то я этому Чингачгуку оторву что-нибудь.

«Чудны дела твои, господи», — вспомнила я бабушкину присказку.

— И куда мы теперь?

— Да найдем место, не переживай.

— В отель я с тобой не поеду, так и знай. Я девушка с принципами, знаешь ли, — возмутилась я.