Бретт Холлидей - Убийство — мой бизнес

У нее были темно-карие, чуть подернутые поволокой глаза. Она стояла и смотрела на него с обезоруживающим спокойствием, и по ее виду невозможно было понять, о чем она думает, и думает ли она вообще. Одета она была скромно и в то же время с особым изяществом, свойственным женщинам ее народа. Шейн подумал, что, может быть, Кармела ошибается насчет ее связи с Джефферсоном Тауном, но все же сделал шаг вперед со словами:

— Позвольте мне войти, чтобы мы могли поговорить.

Она отступила и дала ему войти в дом.

Шейн вошел в маленькую прихожую без ковра, а оттуда она провела его в уютно обставленную комнату, слабо освещенную из-за полуопущенных венецианских жалюзей на окнах. Это было скорее бунгало с оштукатуренными стенами, и внутри было очень прохладно. У подножия поместительных кресел лежали индейской работы коврики, а на буфете и большом столе стояли замечательные образцы индейской керамики. Шейн стоял посредине комнаты и с любопытством оглядывался. Женщина присела в кресло-качалку и пригласила его сесть рядом. Ее безмятежность удивительно гармонировала со спокойствием и уютом обстановки.

— Ваше имя Моралес? — спросил Шейн.

— Да, сеньор.

— Миссис Моралес?

Она наклонила голову в знак согласия.

— А где ваш муж, миссис Моралес?

— Он уже десять лет как умер. — Она смотрела на него спокойно. — Почему вы задаете такие вопросы?

— Чтобы удостовериться, что вы та женщина, к которой меня послал мистер Таун. Вы не признались, что знаете Тауна.

Она чуть заметно повела плечами, но смуглое лицо оставалось непроницаемо.

Шейн уселся перед ней и сказал как можно убедительней:

— Я хороший друг мистера Тауна, а у него неприятности. Вы могли бы помочь ему, если бы поговорили со мной.

— Не думаю, что у него неприятности, — все так же спокойно возразила она.

— Вы читаете газеты, миссис Моралес?

— Нет, сеньор.

— И не слушаете радио?

— Нет, сеньор.

— И не разговариваете с соседями?

Она покачала головой с гладко зачесанными назад черными волосами:

— Я только хожу на рынок до полудня. Все остальное время дома.

В ее голосе прозвучало столько достоинства и смирения, что Шейну открылась вся ее жизнь, обреченная на уединение ради благополучия Джефферсона Тауна.

— В таком случае вам неизвестно, что два дня назад мистер Таун убил человека здесь, на вашей улице? — с изумлением спросил Шейн.

Она снова покачала головой:

— Я ничего этого не знаю, сеньор.

— Это был несчастный случай, — пояснил Шейн, — но его политические противники пытаются извлечь из этого выгоду. Надеюсь, вы знаете, что он баллотируется в мэры.

— Да, сеньор.

На одно мгновение на лице ее отразилась боль, но тут же погасла.

— Он переехал тело человека, поворачивая на вашу улицу с Лотона, — продолжал Шейн. — Мы считаем, что этого человека подложили туда его враги с расчетом, что он на него наедет. Я пытаюсь помочь ему. Для этого мне надо выяснить, кому могло быть известно, что он собирается навестить вас во вторник вечером. Вы понимаете?

— Я понимаю, сеньор.

— Он всегда приезжал в этот день?

— Иногда я знаю, когда он приедет, иногда не знаю.

— А как насчет прошлого вторника? — упорствовал Шейн. — Вы его ждали в этот вечер, так ведь?

— Не помню, сеньор.

— Быть того не может, — не поверил Шейн. — Если вы ждали его и он не приехал, вы бы помнили.

— Может, сеньор и прав. — Лицо ее было абсолютно бесстрастно.

— У него серьезные неприятности, — не сдавался Шейн. — Если вы не поможете мне, он может проиграть на выборах.

Губы ее чуть заметно дрогнули.

— Это было бы обидно. — Она произнесла это бесцветным голосом и поднялась, давая понять, что разговор закончен.

И тут до Шейна дошло. Она боялась, что Таун будет избран. Ведь стань он мэром, и его визиты к ней прекратятся. Она любит его, с удивлением подумал Шейн. Боже мой, так оно и есть! Она любит его и боится потерять. Он с неохотой поднялся. Обидно было бросать дело на полпути, но тут ничего не поделаешь. Спрашивать дальше бесполезно. Он пошел не спеша к выходу и вдруг заметил на буфете рамку с фотографией невероятно красивой девочки. Пухленькое округлое личико было совсем детским, но чувственные губы и огонь, тлеющий в черных глазах, указывали на недетскую зрелость. Никаких сомнений не было, что это та девушка, которую Шейн видел в полицейском управлении. Шейн подошел к буфету и как можно вежливее спросил:

— Очень красивая девушка. Это, наверное, снято давным-давно, но все равно сходство поразительное.

— Это моя Маркита. Она хорошая девочка, сеньор. — Она сказала это с особой гордостью. — Маркита учится в школе в Хуаресе и не часто бывает здесь.

— Ваша дочь, — пробормотал Шейн. — Но она выглядит старше…

— Ей было всего тринадцать, сеньор, когда она снималась. У меня есть еще более поздняя. — Она подошла к большому столу и, перебрав груду фотографий, выбрала одну и с нескрываемой материнской гордостью протянула ему.

Маркита сидела на каменной ограде, положив ногу на ногу, юбка почти прикрывала ее колени. Она улыбалась в камеру, и две скромные черные косы обрамляли ее лицо.

Шейн внимательно рассматривал снимок, сравнивая его с первым большим на буфете.

— Такой девочкой можно гордиться, — сказал он и положил фотографию поверх других. — Когда вы видели ее последний раз?

— Она приезжает по субботам. Обычно она бывает по субботам, — пояснила миссис Моралес.

Шейн направился к двери, но вдруг остановился и спросил:

— Нельзя ли попросить у вас стаканчик воды?

— Конечно, сеньор.

Она направилась в кухню, а Шейн подошел к столу, взял сверху последний снимок Маркиты Моралес и стал ждать миссис Моралес. Та вскоре вернулась с полным стаканом воды. Шейн выпил, поблагодарил ее и вышел. Через минуту он уже отъехал от дома миссис Моралес.

Когда Шейн подошел к гостиничной стойке за ключом, портье сказал ему:

— Там к вам пришли, мистер Шейн. Вон человек сидит на круглом диване.

Шейн повернул голову и посмотрел в том направлении, куда указал портье. Это был пожилой человек с глубоко запавшими глазами и кустистыми бровями. У него были впалые щеки, вялый подбородок и длинная тощая шея. На нем был лоснящийся от долгой носки костюм, и он был явно не в своей тарелке среди подавляющей роскоши вестибюля «Пасо-дель-Норте». Поношенная черная шляпа сидела на самом затылке, он шумно посасывал коротенькую трубку.

Внимательно изучив пришедшего, Шейн решил, что видит его впервые. Подойдя к нему, он спросил его:

— Вы хотели видеть меня? Я Шейн.

— Детектив, про которого я читал в газете? — поспешно вскочил человек.

Шейн кивнул.

— Ну, стало быть, вы мне и нужны. Вас-то я и хотел видеть. — Говоря это, он несколько раз кивнул.