Владимир Першанин - Мы умрем в один день

— Пройдемте в отдел милиции.

— Не могу, опаздываю на работу, — уже не останавливаясь, проговорил мужчина.

Со стороны это выглядело, наверное, смешно. Морозов, забегая вперед, пытался остановить его, а тот, не убыстряя шага, уходил прочь.

— Вы ответите по закону, если не подчинитесь.

— Отстань. Понял?

Спортсмен дернул локтем, за который ухватился сержант, с такой силой, что Морозов едва удержался на ногах. Это был первый случай за все четыре месяца, когда ему, представителю власти, человеку, за которым стоял закон, так открыто, так нагло сопротивлялись, хотя сержант был полностью прав в своих действиях и ни минуты в этом не сомневался. Морозов перехватил локоть спортсмена и попытался приемом самбо завести ему руку за спину. Мгновенно отвердевшие пальцы тяжелой тренированной руки ответили каким-то незнакомым приемом, и Морозов, вскрикнув от боли, присел.

Спортсмен продолжал идти, только на этот раз он ускорил шаг, потом, оглянувшись на своего преследователя, побежал. Снова догнав, сержант попытался схватить его за шею, но, переброшенный через бедро, полетел в снег. Приподнявшись на четвереньки, поймал одну, потом другую ногу за джинсовые брючины и рывком опрокинул тяжелое тело.

Морозов, запрокинув голову, стоял в умывальнике, прижимая к носу платок. Болела губа, и звенело в левом ухе. Кровь идти перестала, и он долго умывался, затирал запачканный манжет рубашки. Потом почистил пальто. Выходить в коридор не хотелось. Было очень стыдно вспоминать возню на улице, свои неумелые попытки задержать этого человека, видимо, игравшего не последнюю роль в компании мошенников. Но убежать ему он не дал, хотя у самого морда разбита.

Выходить из умывальника все же пришлось. Надо было писать рапорт и докладывать начальству. Попросив лист бумаги, Морозов бочком притиснулся к столу, где обычно заполняли протоколы. Горела щека, ободранная о снег, да и сам он был красный, как рак, в ожидании насмешек, зная, что оправдываться ему нечем. Занятия по самбо, несмотря на замечания, посещает через раз, футбол и то забросил.

Но смеяться над ним никто не собирался. Все занимались своими делами. А пожилой старшина Савин, с которым они раза три ходили вместе патрулировать, остановившись возле Морозова, сказал, что он молодец — такого битюга приволок. Настроение у Володьки поднялось. Савина в отделе уважали, а Морозов к тому же и побаивался. Однажды во время рейда старшина обозвал его олухом, когда тот, проходя мимо полуразрушенной церкви, плюнул в сторону красных спекшихся от древности кирпичей.

— Религия — опиум для народа, — обиделся тогда на Савина Морозов.

— Олух, — повторил Савин, — царя небесного. Люди две тысячи лет в это верили, а ты во что веришь?

В дежурку пришел Сергеев, прочитал рапорт и увел Морозова к себе. Предложил рассказать подробно. Слушал внимательно, покусывая нижнюю губу. Спросил, приходилось ли сержанту видеть этого человека раньше.

— Не помню. Кажется, на рынке встречал, среди перекупщиков толкался. А может, ошибся. Он действительно в морге работает?

— Нет, просто тебя пугал. С намеком про морг говорил.

— Гляди-ка, — удивился Володька, — а я не понял.

Отпустив сержанта, Сергеев отправился в кабинет оперуполномоченного Голубева. Тот сидел за столом рядом с хорошенькой девицей, рассматривающей альбом. С девицы два дня назад сорвали шапку, и Голубев показывал ей фотографии ранее судимых. При этом, видимо, острил, потому что девица смеялась, прикрывая накрашенный рот ладошкой. Из-за соседнего стола в их сторону мрачно поглядывал Витя Черных.

— Олег Дмитриевич, зайдите ко мне с материалами по телесным повреждениям.

— Прямо сейчас?

— Да.

— Тут у меня человек…

— Человеком пусть займется Черных. Он тоже умеет анекдоты рассказывать.

Выходя, в дверях обернулся. Голубев состроил Черных свирепую рожу. Девица беззвучно хихикала.

— Чуть не забыл. Тебе жена звонила, искала зачем-то.

Это была маленькая месть Голубеву, на которого он не на шутку разозлился. Впрочем, сообщение о жене вряд ли станет препятствием, если они решат затеять роман. Сейчас, кажется, на такие мелочи не смотрят.

На Голубева он разозлился из-за вчерашнего. Тот принес материалы по отказу в возбуждении уголовного дела в отношении Васина. Имелись встречные заявления от обоих потерпевших, в которых они брали вину на себя, в очередной раз утверждали, что являются родственниками, и просили прекратить дело. Приходила к Голубеву и свидетельница драки. Изменила показания. Оказывается, когда автомашина остановилась и из нее вышел Васин, один из парней замахнулся на него и стал угрожать.

Ничего нового, кроме утверждения свидетельницы Беляковой, в материалах не было. Все трое с самого начала пытались замять дело. Поэтому, передавая две недели назад дело Голубеву, Сергеев просил проверить как следует личности этих троих и опросить как можно больше жильцов дома, возле которого произошло избиение.

Голубев по существу схалтурил. Приложил два объяснения от пенсионеров, которые ничего не видели и не слышали, и короткие справки на потерпевших Бориса Полетаева и Дмитрия Зимовца о том, что оба ранее судимы, отбывали наказание в воспитательно-трудовой колонии. В отношении Васина Голубев в рапорте лаконично указал: «Не судим, работает грузчиком в трансагентстве, по месту работы характеризуется положительно. Часто бывает в ресторанах. Неоднократно замечался среди спекулянтов».

Сергеев сам, по своим каналам, уже несколько дней собирал информацию на Васина. Выплывали очень интересные вещи — не зря Ольхов лично столько времени уделял этой троице.

— Садись, — кивнул на место у приставного столика. — Ты не задумывался, почему к тебе приходила свидетельница Белякова и заново переписала показания?

— Уговорили.

— Догадлив. А у тебя не возникло желания поглубже в этом деле покопаться. Очень уж интересная троица. Полетаев с Зимовцом судимые, причем Полетаев дважды. Он один из лидеров приблатненных подростков, хорошо знаком с Михаилом Логуновым, Куртенковым.

— Знаю, — неуверенно кивнул Голубев. — Но в данном случае они потерпевшие, к чему целое досье на них собирать? Ну, пусть они все трое не ангелы, имеют свои счеты, передрались, ну и черт с ними! Или у нас других дел нет? Вон за ноябрь три шапки уж сдернули, и кражи почти каждый день сыплются.

— Ах ты, радетель наш! — Сергеев поднялся из-за стола, оттолкнул ногой кресло. — За все у тебя душа болит! Что ж ты порученные задания так паршиво выполняешь? Кстати, сегодня утром наш преподобный Васин, или, как его кличут, Васярик, избил милиционера из роты патрульной службы.

— Значит, будет отвечать, — безразлично пожал плечами Голубев. — По закону. А что, Вячеслав Николаевич, прикажете из-за наших корпоративных обид вешать на человека все подряд. Даже хулиганство, которого, как все утверждают, не было. А мы его усердно натягиваем.